Пустая клетка

— Да, телегу явно для того и взяли, чтобы тело отвезти. Очень удобно прикинуться водовозами — они везде ездят, часто допоздна. Тем более, что сейчас у мусульман пост. Бывает просят воды и вечером подвезти.

На месте, где стража задержала водовозов ничего интересного не нашлось. Повозка ехала со стороны центра, явно к повороту на спуск к воде. В этой стороне Сарая хороших проездов к пристаням не было. Базаров нет, чего ездить. Самый край города. Пристани внизу больше рыбацкие.

— Понятно, почему раньше не свернули, — пояснил Бурангул. Там нужно было мимо нашего двора ехать. На воротах сторож. Сразу бы заподозрил, что это за чужие водовозы в наших краях.

— Здесь чужих нет?

Старшина покачал головой:

— Только наши. Здесь и народа мало живёт и всё особняком. А у нас здесь и конюшня и мостки. Чуть дальше — дом для собраний. Оттуда и шли наши ребята к конюшне.

— Так бы сразу и говорили. А то — мечеть!

— Мечеть тоже там. Маленькая. Рядом с домом собраний. Сейчас как раз ужин готов. Милости просим разделить нашу скромную трапезу.

— Ну что Илгизар? Зайдём посмотрим, как сарайские водовозы живут. Солнце уже вот-вот сядет. Можешь у них в мечети намаз совершить. У вас в медресе чем разговляют? Пятнадцать лет мимо хожу, а по сей день не знаю.

— Воду дают с сушёными финиками. Потом пшённую кашу и катык.

— Неплохо! А у тебя Бурангул чем разговляются? Да ты глаза не прячь, я не шакирд, мне и вино можно.

— Зачем говорить? — засмеялся водонос, — Лучше зайти и увидеть. А ещё лучше попробовать.

Дом водоносов стоял на склоне, уходящем к реке. От дороги его закрывала высокая живая изгородь из колючих акаций, за которой открывался большой двор, засаженый карагачами и вербами. Дом был большой, с верандами со всех сторон. Прямо во дворе был накрыт дастархан, освещённый стеклянными лампами. Постелены ковры, положены вышитые подушки. Бурангул жестом пригласил гостей к умывальнику — чеканный кумган, вышитое льняное полотенце. Вода рядом в огромном чане, охраняемом парой высоких кустов.

Когда гости расселись, вернулись и водовозы. Уже переодетые, в шитых халатах, шёлковых колпаках. Богатые купцы, да и только. Наиб повертел в руках кубок — привозное стекло. Да и миски расписные, такие не каждый богач на стол ставит.

Бурангул суетился перед гостями:

— Не ждали гостей, угощения не приготовили, не прогневайтесь. Только, что для себя готовили. Бешбармак, бурсаки, катык. Сейчас вино принесут.

— Посуда, как на эмирском столе. Денег не жалеете.

— Это всё общее. И посуда, и ковры, и парадная одежда. Вся выручка идёт в братскую казну. Сообща и лошадей покупаем и ячмень. Всё общее. — На всякий случай добавил, — Сборы в казну тоже платим сообща. Весь день в поте лица добываем свой хлеб насущный. Зато вечером или в праздник можем отдохнуть не хуже ханских нукеров. Приходи к нам через два дня, как мы окончание Рамазана отмечать будем. Кто бы мы были каждый в отдельности? Знаешь притчу про веник и прутики?

Наиб кивнул на небо, где уже проблёскивали первые звёзды:

— Давай Илгизар разговляйся. У кого вода свежее, чем у водоносов? Да доставай эмирское угощение, попотчуй хозяина халвой и заморским кушаньем. Если повар не врёт, такое в самом Багдаде едят. А мне вино давайте. Ибо по моей вере оно одобрительно. Ещё святой Владимир сказал: "Веселие Руси, есть питие".

Водонос услужливо подвинул шакирду блюдо с сущёными финиками и абрикосами.

Дневная жара быстро сменялась вечерней прохладой. Тьма сгустилась в глубине двора под сенью деревьев. Со стороны реки поднималась свежесть и тишина. Свет от дрожащих огоньков ламп тонул во тьме на вытянутую руку от сидящих.

— Мы как будто на дне колодца, из которого видно звёзды, — расчувствовался Злат.

— На дне чаши наполненной небом, как вином, в котором искрятся звёзды, как пузырьки — отозвался Илгизар. — Это сказал великий поэт Абу Нувас. Он жил в Багдаде, дружил с самим халифом Гаруном ар-Рашидом.

— Прочти нам его стих, учёнейший юноша, — попросил Бурангул, — если помнишь.

— Помню. Только оно на арабском.

Илгизар прочитал.

— Может почтенный, ты пойдешь к нам в мечеть муллой? Поучишь моих ребят письму и чтению Корана? Хочешь, примем тебя в своё братство или дадим хорошее жалование?

— Тебе лучше обратиться с этой просьбой к Бадр-ад Дину, — вмешался Злат, — Не баламуть моего помощника.

— А что? Я вижу он такой же приезжий, как и мы. Почему бы ему не примкнуть к нам? Здесь есть и кусок хлеба и защита.

Водонос мечтательно вздохнул.

— Хочу найти сведущего человека и насадить здесь настоящий сад. Как у того Гаруна ар-Рашида. Создать при нашей мечети собрание книг. Все мы совсем недавно ничего не видели, кроме степных колючек и тощих овец. Наши отцы были нищими пастухами у богачей. Чёрная кость. Теперь мы живём в прекраснейшем городе, где тысячи людей и тысячи чудес. Где есть книги и учителя мудрее книг, где на базарах товары со всего света. Грех не пить, когда вокруг вода.

— Настоящая мудрость водовоза, — засмеялся наиб, — Радует, что из многого вы хотите выбрать лучшее. Теперь послушай меня. Завтра же пошли своих людей разузнать не видал ли вчера кто где этого франка. Благо, вид у него приметный. Плащ — вообще второго такого в Сарае нет. (Бурангул кивнул). Сам походи по конеторговцам, гончарам, поспрашивай про лошадь и кувшины. Может кто признает. Хозяина телеги поищи. Саму телегу с лошадью пока оставь у себя. Коль хозяева её твоим ребятам вроде как сами отдали. Пока обратно не попросят. (Все усмехнулись). И ещё. Сегодня ночью сбежала из дома дочка ханского сокольничьего Райхан. Где-то прячется. Скажи своим, чтобы потихоньку пронюхали — не появлялась ли где вчера молодая девушка с господскими повадками.

7. Лицо под фатой

Сарай летом просыпается рано. Чуть рассветёт, прокричат азанчи с минаретов, и заскрипят калитки, появятся на ещё прохладных от ночной росы улицах первые прохожие. Ещё немного — зашумят базары, наполнятся суетой и гулом речные пристани, откроются двери лавок.

Маленький отряд из Злата, Илгизара и двух стражников был в седле уже на рассвете. Шакирд сразу после утреннего намаза отправился из родного медресе к ханскому дворцу, где его уже дожидался неутомимый наиб. Он ещё ночью, когда расставались предупредил — завтра нужно тронуться пораньше. Чтобы всех застать. Вот и тронулись, когда солнце только-только заблестело на золотом полумесяце над ханским дворцом. Прихватили с собой и пару лошадок посмирнее в поводу.

До дома сокольничьего добрались рысью — благо прохожих на улицах было немного, а вот потом о всякой поспешности пришлось забыть. Толстый повар и быстрота были такими разными вещами, что соединить одно с другим не получалось никак. Сначала он долго кряхтел и собирался, наотрез отказываясь ехать к своему бывшему хозяину, который за долгие годы на чужбине стал ему другом, без гостинца. Потом придирчиво осматривал приведённую лошадь, явно побаиваясь её нрава. А когда, наконец, кряхтя взобрался в седло, ехать велел только шагом. Чем тише, тем лучше.

Медлительность старый Маруф с лихвой дополнял словоохотливостью. Благо в стремя к нему пристроился Злат, время от времени подбадривавший расказчика вопросами.

Повар с удовольствием вспоминал Багдад, роскошные базары, дворцы и пиры. Расуждал о превратностях судьбы и её неумолимости.

— Вот ты спросишь, почему мой бывший хозяин стал сказочником на базаре? (По правде говоря его об этом никто и не спрашивал). Ведь был он человеком учёным и уважаемым. Был в кругу таких же почтенных людей одним из первых. Книгу звёзд читал, как собственную ладонь. Хочешь верь — хочешь не верь, а в вашем медресе не найдётся человека, который может сравниться с моим хозяином в учёности. Мог бы там есть сласти и самые лучшие лакомства. Ходить в шёлковом халате. А он сидит в разваленной хижине за городом, грызёт сухую лепёшку с просяной похлёбкой, укрывается дырявым чапаном.

Сам так захотел. Да ты, наверное знаешь сказочника Бахрама? (Наиб кивнул). Никогда никому он не говорил своего настоящего имени. И мне запретил. Знаешь почему?

Когда сорок лет назад толпа безбожников, прикинувшихся мусульманами, бросилась громить его дом, я вывел хозяина через заднюю калитку. Велел бежать за город пока ворота не закрыли. Сам вернулся. Схватил мешок дорожный, думаю, чего успеть с собой прихватить. Деньги взял только те, что у меня на припасы были. Одежду взял только свою, попроще. Беглецам ведь от шёлковых халатов только лишнее внимание. Думаю, хозяин ведь мой, мудрый человек, у него книг — целая комната до потолка. Нужно хоть одну прихватить. Да вот беда, человек я неучёный, как выбрать самую нужную? Тут меня и осенило. Забегу в спальню и возьму книгу, которую он при себе держал. Уж, наверное, это и будет самая ценная. Забегаю — а там несколько книг лежит. Чтобы не ошибиться схватил самую толстую. Тяжеленная такая, здоровая, еле в мешок втиснул.

В общем, унёс ноги. Догнал хозяина. Первые дни не до мешка было, лишь бы ноги унести. А уж как на корабль попали, похвалился я, что одну книгу всё-таки спас. Обрадовался хозяин, полез в мешок, да как рассмеётся. Воистину, говорит, это знак свыше. У меня в спальне лежали бесценные рукописи по математике и астрономии, редчайший труд по философии, а ты взял сборник сказок. Видит, что я расстроился и утешает — это книга тоже очень дорогая, старинная. Сборник персидских сказок. "Тысяча ночей" называется. Всю жизнь я гнался за высшей мудростью, пытался постичь движение звёзд и глубинную суть вещей, хватался за стремя великих. А сказки считал никчёмной забавой, развлечением от скуки. Попрал мою гордыню всевышний. Послал мне знак. Считал я себя избранным, тянулся за доступным лишь немногим и презирал простецов. Служил знанию, ради знания. Кому и какая польза была от моей учёности? Твоей рукой, Маруф, водили сами ангелы. И стал сказочником на базаре. Даже имя своё сменил. Назвался Бахрамом.

— Вот поди же, — покачал головой Злат, — Бахрама я давно знаю. Сколько раз его сказки слушал и восхищался. И ума не было, что он бывший вельможа.

— Вельможей его вряд ли можно назвать, скорее придворный звездочёт. В Персии у хана при дворе их много было, со всех краёв съезжались. Он им специальный дом мудрости построил, разные хитрости, чтобы за звёздами следить. Много там людей было. Всяких вер.

— А про веры ты откуда знаешь? Они что, тебе исповедовались?

— Э-э, дорогой! Так я же повар. Повара про своих хозяев и их гостей больше лекаря и ключника знают. От ключника можно утаиться, от лекаря, а от повара никак. Взять тогдашнего визиря. Он себя называл мусульманином. А молва твердила, что он тайный иудей. Правду твердила. Потому, как, когда он к нам приходил, хозяин всегда велел угощение по иудейским правилам готовить. Кошерно по-ихнему. Чтобы значит молочное с мясным ни-ни, не смешивать. Другие запреты есть. Свинину, как и мусульмане не едят.

— Для иных гостей свинину заказывал?

— Было дело. Всякий народ к нему в гости приходил. Иной раз хотел уважить их и свининой. Хотя сам не ел.

— Скажи, а в Сарае свинину мясники продают?

— Нет. Ты же сам из христиан, часто свинину ешь?

— Когда в гостинец привезут с севера. Обычно, окорок.

— У нас свинину можно купить только зимой и только у черкесов. На заказ. Привозят мороженую из предгорных лесов. Дорого только. Бывает, на кораблях привозят морем, живых. Но, тоже на заказ. Потихоньку на корабле и режут.

— Покупал?

— Приходилось. Убитой госпожи отец иногда заказывал.

— Так он, что не мусульманин был?

— Мусульманин. Только гости к нему иногда приходили разные. Чужеземцы. Их и угощал. Отдельно. Он с ними всегда уединялся и трапезничал тайно.

— Важные, видно птицы были, коль так старался?

— Это правда. Потом, когда уже хозяин за морем пропал, приходил один из них к хозяйке. Всё выспрашивал, что, да как. Страху на неё нагнал.

— А откуда знаешь, что это одни и те же люди?

— Как не знать? По виду и по одежде мусульмане. Не франки, не русские, не черкесы. А свинину едят. Да и видно, люди не простые. Мой ведь хозяин не последний богач был, а перед ними стелился.

Проехали заставу. Свернули на утоптанную тропу вдоль реки. Здесь стояли уже больше рыбацкие причалы, да тянулись дальние огороды. То тут, то там видны были летние балаганы из тех, что делают рыбаки, да сторожа грядок.

Хижина сказочника ютилась в тени нескольких старых огромных верб. Чистый двор, поросший мягкой шелковистой травой был обсажен изгородью из колючего кустарника. Навстречу гостям с невысокой скамеечки под деревом поднялся худой сутулый старик в заплатанном халате.

Наиб не стал заезжать во двор, спешившись у изгороди. Пропустил вперёд повара, буркнув ещё раз:

— Не говори, что госпожу убили!

Но, старик сам, едва поприветствовав Маруфа, обратился к Злату.

— Что привело почтенного наиба с стражей в мой дом с утра пораньше?

— Грехи человеческие, — улыбнулся тот, — Ты же знаешь, уважаемый Бахрам, что я всегда разыскиваю то, что не терял. Вот и теперь мне нужна твоя помощь. Вернее, твоей воспитанницы. Она дома?

— Спит, — встревожено отозвался старик.

— Так может мы её и будить не будем. Скажи, где она была позавчера? Ты ведь знаешь?

— Конечно, Феруза послушная девушка и никогда не уйдёт из дома без спросу. Она ходила в баню, что на булгарском базаре. Там как раз собирались несколько купчих и позвали её, рассказывать сказки. Она ещё хотела вернуться пораньше, чтобы сготовить мне праздничный ужин. Вчера ведь была Ночь могущества, а я старый человек, уже думаю о душе, держу пост.

— Так она пришла пораньше?

— Конечно. Ведь ещё нужно было сготовить.

— Пешком пришла?

Старый сказочник уже стал беспокоиться:

— Да кто же её довезёт? В наши края попутчиков не бывает.

— Пешком далеко идти. От булгарского базара не меньше часа. А ведь ей ещё нужно было провизию купить. Да, и почтенный Маруф говорит, что позавчера к его хозяйкам сказочница приходила, вроде как они твою воспитанницу обычно звали.

Бахрам замялся:

— Как Урук-Тимур уехал, ни разу не звали. Зимой, да, часто приглашали. И баловали мою Ферузу, всегда платили хорошо и дарили чего-нибудь.

— Позови.

Ждать пришлось недолго. Вскоре из двери показалась стройная девушка, нижняя часть лица которой была прикрыта полупрозрачным платком. Вид этого платка буквально ошеломил наиба.

— Ты всегда его носишь?

За растерявшуюся девушку ответил Бахрам.

— Это я заставляю. Я сам из краёв, где женщины закрывают лицо. Родители Ферузы тоже оттуда. Вот я и велю придерживаться обычая. Только, чтобы уж слишком не выделяться, платочек носит полупрозрачный. Не мешает, и скромность показывает. Для сказочницы не лишнее. Она по разным домам ходит. Лишняя нескромность и женщинам не понравится, и мужчин на дурные мысли может навести.

Он явно не понимал, почему столь лёгкая фата, вызвала у наиба такое изумление. В Сарае были люди из разных краёв, придерживавшиеся разных мусульманских традиций. Были и такие, чьи женщины вообще глухое покрывало до земли носили. Никто не удивлялся.