Орден для Поводыря

Читая в далеком детстве, на исходе двадцатого века, книгу о приключениях моряка Робинзона, с нехарактерной для англичанина фамилией — Крузо, пытался представить себе — что бы делал на его месте. И мнилось мне, уж я-то, весь такой умный и образованный парнишка из века атома, точно устроился бы не хуже, а может и лучше древнего незадачливого торговца. И только теперь, в другом теле и эпохе, глядя, как солдаты и казаки, под управлением штабс-капитана Генерального Штаба строят оборонительные редуты, осознал, что ничего бы у меня на месте бедного-бедного-бедного Робби не вышло.

Вот, кажется — что сложного — вбить в сухую, каменистую землю несколько кольев, да сплести на их основе высокую, в рост человека, корзину? Делов-то! Но на самом деле, вы неминуемо столкнетесь сразу с несколькими проблемами. И колья — скелет вашего будущего творения — начнут разъезжаться, не выдерживая упругой силы ивовых прутьев. И непокорные хвосты этих самых прутьев станут топорщиться да норовить вылезти в самых неожиданных местах. Тут-то вы и вспомните о проволоке, гвоздях или веревках. К хорошему быстро привыкаешь. Мы привыкли, что подобные пустяки — вещи повсеместно доступные и обычные.

А вот наших строителей отсутствие массы вроде необходимых предметов ничуть не смущало. Не было цемента, или хотя бы извести. Мои молодые геологи нашли несколько известняковых выходов, но все они оказались с той стороны Чуйских бомов, и тащить сюда камни не было никакой возможности. Так что скрепить камни оказалось нечем. Не беда. Офицеры русской армии еще не забыли, как возводить временные укрепления из плетенок, наполняемых щебенкой и песком. Еще живы были в людской памяти редуты батареи Раевского близ Бородино и четвертого бастиона Севастополя.

Сколько раз вы видели рубленные избы. А сможете сами сваять нечто подобное? А без гвоздей, скоб, досок, стекла и рубероида для крыши? Когда есть только умелые руки, топор и не особо много доставляемых от самых отрогов далеких гор стволов лиственницы. О строительстве казарм рассказать, или сами догадаетесь?

Место для крепости выбирали втроем. Я, Принтц и, неожиданно пожелавший составить нам компанию доктор — присоединившийся к экспедиции чуть ли не в последний момент, один из двух штатных лекарей Томского линейного батальона, Александр Александрович Барков.

Гилев с купцами был занят беглым ремонтом десятка плохоньких избушек с обширными и крепкими амбарами. Часть казаков, уже на следующий день после приезда, отправилась в разъезды по туземным улусам с моим приказом — всем зайсанам явиться в Кош-Агач. Вообще, это была, так сказать, официальная версия. А неофициально, будущие чуйские жители искали удобные места для устройства станиц для намечающегося в следующем году переселения. Чтоб и землица хоть мало-мальски плодородная была на огороды, и сенокосы не слишком далеко. Лес на строительство, и вода под боком. С этими разведчиками я и геологов отправил. Карта картой, а молодые глаза — острые. Может еще чего отыщут, лишним не будет.

Фадейка Хабаров махнул рукой в сторону Китая, и буркнул на бегу, мол, верстах в трех-четырех холм есть — прямо на пути. Вот мы эту возвышенность втроем смотреть и отправились. Пристроившихся сзади два десятка конвойных всадников я за компанию давно уже не считал. Привык к их постоянному присутствию.

Шишка. Небольшой бугор, выделяющийся на фоне относительно ровной степи только светлой проплешиной без травы на верхушке. Несколько торчащих камней саженях в ста к юго-востоку. Тоненький ручеек с юго-запада, впадающий в одно их многих русел расползшейся по равнине и сильно обмелевшей Чуи. Нужно было обладать богатой фантазией, чтоб разглядеть здесь пригодное для обороны место.

— Достаточно сухо, но вода близко, — описал очевидное врач. — Болот не видно. Лихорадка солдатикам не грозит.

— Полезное свойство, — согласился капитан. Единственный среди нас специалист по возведению укреплений. — Три земляных бастиона с плетеными редутами для стрелков. Ров и вал. Кавальер — бревенчатые здания с плоскими крышами. Одна наблюдательная вышка. Против серьезной осады, конечно, не выстоит, но аборигенов отпугнет. Видел я китайский пикет... Жалкое зрелище. У нас будет лучше.

— До зимы управимся? — не мог не поинтересоваться я.

— До зимы? Основные укрепления, Ваше превосходительство, через пару недель готовы будут. До холодов бы деревянные строения успеть закончить. И продуктовые склады с цейхгаузом ведь придется вперед казарм строить...

— Быть может, Андрей Густавович, туземных инородцев в помощь согнать?

— Ни в коем случае, Герман Густавович. Ни в коем случае! Инородцам вообще следует воспрещать проход в крепость. Не дай Бог, выведают, нехристи, где пороховой запас храним. По недомыслию, или из злобы огня сунут.

— Согласен с вами, господин штабс-капитан, — совершенно серьезно поддержал офицера доктор. — Народ туземный — дикой расы, и на подлости горазд. Это, конечно не их вина, что Господь вселил эти души в тела отсталого племени. Но всякое может случиться.

— Это вы, Сан Саныч, шутите так, или действительно так полагаете? — удивился я.

— Полноте, Герман Густавович, — вскинул брови пораженный не меньше меня доктор. — Не скажете же вы, будто не знакомы с сочинением графа Жозефа Артюра де Гобино "L'expйrience de l'inйgalitй des races humaines"!? Или вы не согласны, что желтая раса не обладает интеллектом хотя бы сравнимым с арийским народом? Что они отличны от нас, белых европейцев, хотя бы уже тем, что наполнены природной хитростью и коварством?

— Никогда не был силен в естественных науках, — вынужден был сдать назад я. И передернул плечами. Я-то, сдуру, считал расизм изобретением двадцатого века. А оказывается уже теперь какой-то граф, судя по всему — французский, вовсю рассуждает о превосходстве белой расы. Больше того! Оказывается, труды этого ретрофашиста изучают даже во глубине сибирских руд. — Мы еще обязательно побеседуем с вами, господин лекарь, на эту тему. Сейчас же давайте вернемся к нашей крепости.

Барков обиженно поджал губы, но замолчал. А я и после, присматривал за ним. Особенно, когда известие, что в Кош-Агаче появился русский доктор, облетело кочевья и к палатке врача потянулись туземцы. Боялся, что, будучи идейным расистом, он откажется пользовать теленгитов и монголов. На счастье, этого не происходило. Клятва Гиппократа оказалась сильнее сочинений графа де Гобино.

Работа на месте будущей Чуйской твердыни закипела с раннего утра. Капитан, с помощью нескольких десятков колышков, мотка бечевки и мерного аршина, разметил будущие рвы и валы. Все свободные от других работ солдаты, раздевшись до пояса, тут же взялись за кирки и лопаты. Дюжина молодых поляков натащила целую гору тальниковых плетей и, под руководством матерого Казнакова, учились плести корзины. Артиллерист Саша Геберт руководил сборкой лафетов. Безсонов, со своей полусотней, забрали купеческих вьючных лошадок, и отправился к видневшимся на границе видимости деревьям. И только мы с князем Костровым остались не у дел.

Это я несколько погрешил против истины. Дело у меня было, и весьма важное дело. Но чтоб получить возможность им заняться, нужно было как-то избавиться от восторженного своими невероятными открытиями натуралиста.

— ...И потому барометр убедительно доказывает, Ваше превосходительство, что долина сей реки находится не ниже чем в полутора верстах от уровня Балтийского моря, — вещал князь. — Сейчас я намерен изучать язык туземных народов, дабы иметь возможность, задавать им вопросы...

— Отчего же вы не возьмете толмача у Гилева или Хабарова?

— Ах, Герман Густавович! Кабы был я уверен, что эти сведущие люди, знают такие слова, как "облачный слой" или "снежный покров". Они же начнут упрощать, подыскивать замены. Говорить "облака" или "снег". И я могу лишиться важнейших для науки сведений.

— А что? Есть разница? И почему вы думаете, что в языке инородцев есть нужные вам слова?

— Позвольте с вами не согласиться, господин губернатор. В сообщениях господина Валиханова упоминается, будто тюркские языки содержат до тридцати слов, относящихся только к понятию "лошадь". Это богатейший, удивительнейший язык, наверняка не уступающий и нашему родному...

— Я конечно далек от наук, Николай Алексеевич. Только мнится мне, что теленгиты и прочие монголы говорят не на тюркском наречии.

— Ну, как же, как же. Они же номады, сродни татарам или киргизам...

— Тем не менее, я рекомендовал бы уточнить этот вопрос у знакомых с туземными обычаями и народами купцов. Уверен, что среди торговой части нашей экспедиции отыщется человек, знакомый и с татарскими и с теленгитскими языками.

— Вы так считаете?

— И даже настаиваю.

Князь тут же поспешил откланяться, и побежал в свою палатку — вооружиться толстым блокнотом. Я дождался, пока его картуз не замелькал среди занятых распаковкой и сортировкой привезенных товаров приказчиков. И только после этого пошел искать Гилева. Нам с ним предстояло небольшое путешествие на северо-восток. К тому месту, что соответствовало отметке Ag в кружке, с той памятной карты.

Еще в дороге мы с Васькой договорились, что разработкой месторождения займемся тотчас, как достигнем поселка. Несколько — не больше полудюжины — мужиков, специально отобранных в Бийске, должны были поселиться неподалеку, и, не привлекая к себе внимание солдат из крепости, тихонько плавить драгоценный металл. Оставалось только найти собственно жилу. Ну, и присмотреть удобное местечко под зимовье рудных пиратов.

Вы когда-нибудь видели серебряную руду? Вот и я — нет. Так, чисто с точки зрения здравого смысла — это должен был быть камень с белыми блестящими металлическими прожилками. Ну, или — крапинками. Конечно, я не ожидал, что жила — это сверкающий белизной слой на изломе скалы, и будет торчать из земли на самом видном месте. Алтай — довольно заселенное место, а за десятки тысяч лет, через эти места прошло столько всяких народов, от гуннов, до ариев. И уж точно нашелся бы умник, споткнувшийся о мое месторождение и тут же кинувшийся выделывать всякие там колечки — сережки для своей ненаглядной.

Логично было предположить, что руда должна была находиться в каком-то неочевидном месте. Или выглядеть должна была как-то... не правильно. Чтоб не специалисту было трудно догадаться, что это вообще — серебро.

По идее, нужно было перестать изображать из себя невесть кого, и позвать в помощь любого из троих моих сирот-геологов. Ну, или хотя бы сходить в горный музей в Барнауле. Уж что-что, а серебро там обязано быть. Только лишний человек в предприятии нам с Василием Алексеевичем был не нужен. Не дай Бог — сболтнет лишнего. Что его потом, убивать? А о музее я вспомнил, уже исцарапавшись и разодрав штанину о колючие кусты. Труд геолога, даже доморощенного, оказался гораздо тяжелее, чем мне это представлялось.

В конце концов, сошлись с компаньоном на том, что нужно набрать разных камней, сильно отличающихся от обычного серого сланца, и предъявить их моим ребятишкам. Авось, какой-нибудь да выберут. Правда, эта идея пришла, когда мы уже порядком вымотались, по скалам да кустам лазая. И что хуже всего, предполагала прочесывание участка заново.

Решили выйти к временному бивуаку моих конвойных казаков, чтоб хоть немного отдохнуть и перекусить. А уж потом приняться за сбор камушков.

Кавалерия разместилась в удобном распадке с обильной травой вдоль небольшого, веселого ручья. Пара конвойных с ружьями забралась на ближайшую сопку — присматривать за нашей экскурсией и окрестностями. А остальные, срезав дерн у сыпучей скалы в тенечке, развели костерок. К тому моменту, как мы с Гилевым прибрели к лагерю, душистый, с травами, чайный напиток уже был готов.

Все-таки, Васька — стальной человек. Мои ноги еще не перестали гудеть, а пятки огнем полыхать, как он был готов продолжать поиски. Пришлось, под оценивающими взглядами казаков, вставать и идти.

Нашли меньше десятка образцов, показавшихся нам перспективными. И это за два часа непрерывного карабканья по горячим камням. У меня уже в глазах стали мельтешить эти проклятые, испачканные лишайниками горы. Гилев тоже устал, но, тем не менее, старался держаться бодрячком. А мне стыдно было позволить себе раскиснуть у него на глазах. Так что к конвою вышли, слегка пошатываясь, но изо всех сил демонстрируя как бы бодрость. И с высоко поднятыми подбородками.

Я считал, что мне есть чем гордиться. И Гера был со мной полностью согласен. Все-таки физические упражнения, которые я стал делать, едва-едва оклемавшись после ранения, сказались на общем состоянии организма. По словам бывшего хозяина моего тела, еще полгода назад для него было бы немыслимо предпринять такой напряженный поиск. Почти весь день на жаре, постоянно вверх-вниз по раскаленным камням. В общей сложности, особо притом не удаляясь от воображаемого пятна на карте, мы прошли никак не меньше двадцати верст.

Часовые увидели наше приближение издалека. Чай успел остыть, а лагерь был свернут. Наши с Гилевым лошади были заседланы и готовы к возвращению в поселок.

— Надо костер залить, — напившись и облизав потрескавшиеся губы, сказал я. — Не дай Господь, сухая трава загорится.

— Эт мы мигом, вашство, — кинулся один из конвойных. — Эт мы разом...

Васька прятал нашу добычу в седельные сумки и на наш короткий с казаком разговор внимания не обратил.

Кавалерист зачерпнул воду в котелок и выплеснул на уже подернутые сединой угли. Потом еще и еще. Сам не знаю зачем, я подошел к слабо шипящему кострищу и поковырял выжженное место носком сапога. Почему-то мне было важно, чтоб хотя бы это простейшее дело было сделано хорошо.

И тут, среди головешек что-то блеснуло. Заинтересовавшись, плюнув на боль в натруженной спине, я нагнулся и обгорелой веточкой ковырнул еще. А потом, отбросив калку-копалку, выхватил обжигающе горячую находку и скорей-скорей сунул руку в ледяной ручей.

Когда холодные струи вымыли остатки угольков и налипшую грязь, на ладони у меня остался корявый, похожий на замысловатый корень, слиток из тяжелого металла. Я точно знал, что это не чистое серебро, что в этом — грамм на пятьдесят — куске большая часть — простой свинец. Но то, что нужное место найдено, не оставалось никаких сомнений.

А в одном из наших образцов, которые мы все-таки показали малолетним рудознатцам, выявили нечто похожее на медь. Васька мельком взглянул на меня, но никак известие не прокомментировал. И я тоже промолчал. Нам с ним медь не нужна.

Через две недели после нашего прибытия в долину Чуи мне стало не до геологических экскурсий. Во-первых, к Кош-Агачу стали наконец-таки съезжаться туземные зайсаны. А во-вторых, отец Павел заложил в поселении церковь.

Ну ладно — встретить очередного инородческого князька. Это важно, ибо я и явился в дебри горного Алтая власть Империи устанавливать. Но вот зачем Павлуше лютеранин на церемонии закладки первого венца сруба будущего храма — так и не понял, пока дело не подошло к концу.

Парень в серой от пыли рясе аккуратно сложил дароносицу и кадило в походный алтарь, и взамен священных атрибутов выставил простую деревянную шкатулку. Окинул своим небесным, ангельским, блин, взором истово крестящихся православных и кивнул. Мол, можно. Начинайте. Люди, словно только того и ждали, полезли в карманы. В порядке очереди, без суеты и толчеи, торговцы, казаки и те из солдат, кто не был католиком или иудеем, стали ссыпать в ящичек горсти монет. А Павел их за это благословлял.