Ни насыпь не насыпали, ни пристрелялись толком, одно слово — русские!
Все у них бестолково, все тяп-ляп...
Селиму даже и утруждаться не пришлось — так, сбросили на этих свиней пару бревен со стены да несколько камней — они и отхлынули. Потом правда, опять придвинулись, ну да камней в крепости хватает...
И не обратил внимания паша на то, что пушки выбили из стены несколько камней — несколько пушек лупили точно в одно место, а остальные — по всей стене для отвлечения внимания.
Не обратил он внимания и на то, что ров в нескольких местах был заложен фашинами, а в одном месте еще и землей как следует засыпан и по насыпи протоптана удобная дорожка. Это все как раз ерунда.
Не в десятке ж мест...
Да и когда русские от стен откатились, под вечер, толком было ничего не углядеть. Потери, конечно, у них были, но небольшие — пара сотен, что ли?
У турок и того не было.
И уж конечно паша отродясь бы не вспомнил про непонятных мальчишек. Поехал домой, да спать лег — завтра предстоял тяжелый день. Явно эти христианские собаки не успокоятся. Даже наложницу к себе не позвал — не до глупой девки. Отдохнуть бы...
А тем временем на землю опустилась ночь, и пришел самый темный час волка.
Час перед рассветом.
* * *
Петька смотрел на друзей чуть насмешливо.
Идти под стену предстояло именно ему, он вытащил короткую соломинку. Федька и Сенька оставались в безопасности, а вот он — пойдет. И с ним небольшие просмоленные бочонки общим числом шесть штук.
Одного боялся их динамит — воды и сырости, а потому требовалось его неусыпно охранять и беречь. От дождя, росы, влаги...
Вот мальчишки и трудились всю дорогу. И сейчас, проверив взрывчатку, Петька был уверен — рванет так, что у чертей потолок обвалится. Сегодня, перед рассветом...
Оставалось осторожно подхватить детонатор, сделанный в той же царевичевой школе, заправить его внутрь бочонка, а там... один рванет — второй подхватит. Тут главное — правильно заложить и самому удрать успеть...
Воин Афанасьевич смотрел на мальчишек....
— Петь, может, лучше ты кому объяснишь?
— Никак нельзя, дядька Воин, — уже в третий раз ответил мальчишка. — Ежели кто что не так сделает, нам потом на вторую попытку пороха точно не хватит, а долго здесь сидеть мы себе позволить никак не можем...
Не могли, то и верно.
— Царевич мне голову за вас снимет...
Петька чуть потупился.
— Дядька Воин, он ведь все поймет. Государь знает...
— Мальчишки, — проворчал в очередной раз мужчина. И подумал, что коли б не Алексей Алексеевич — не было б его здесь. Кто б ему еще поверил? А он доверился. И вот теперь царевич верит этим мальчишкам. А его дело — помочь. И в свою очередь поверить в их дело...
— Бред это — буркнул Григорий Григорьевич, появляясь из темноты. И все же, хоть бред, хоть не бред, а пушки были нацелены, пушкари готовы, люди построены...
— Ну, коли ничего не получится, продолжим, как и планировали. Чего уж страшного? А вдруг выйдет?
— А вдруг не выйдет....
Воин пожал плечами.
— Уж коли царевич им верит?
— Ладно....
Григорий Ромодановский, честно говоря, во всю эту затею с каким-то новым порохом не верил ни разу. Ну о чем тут речь? Не бывает такого, чтобы порох стену снес! Да еще такую!
Не бывает!
А, ладно! Что они теряют, ежели раз попробуют?
— Кто пойдёт?
— Вот.
Петька смотрел чуть смущенно. За его спиной стояли еще два десятка человек. Все, как на подбор — здоровые, сильные, ловкие, мальчишка на их фоне просто терялся.
— Мальца-то зачем?
— Ты не волнуйся за него, Григорий. Он-то как раз главным и будет.
Ромодановский зло фыркнул и ушел в темноту.
Воин Афанасьевич вздохнул, а потом крепко обнял мальчишку за плечи, перекрестил...
— Ну, с Богом, конек троянский.
Турки даже ничего и не услышали толком.
С одной стороны, после дневного штурма, они подвоха и не ожидали. С другой же...
Люди были одеты в темное, старались не шуметь, а дорожка была заранее примечена. Пробежаться по ней — милое дело, даже с грузом на плечах. Ну так и груз не то, чтобы сильно тяжелый.
Все они знали, куда идут, зачем идут, отлично понимали, что могут не вернуться... знать, такова судьба солдатская.
У Петьки сердце колотилось где-то глубоко в горле и он часто сглатывал.
Только бы получилось! Только бы...
Не думал мальчишка, что может стать героем — или лечь этой ночью под стенами Азова, ни секунды не думал. Другие были у него мысли.
И о царевиче, который в них верит.
И о чудодейственном снадобье, кое испытывали они на полигоне и хорошо знали его силу.
И о православных людях, которые полягут под этими стенами, коли он свой долг выполнить не сумеет. Сейчас он почти ненавидел эту крепость!
Запал Петька никому не доверил. У сердца держал, запалов у них три штуки и было-то, случись что — новых взять неоткуда...
По фашинам ему тоже пробежать не доверили, дядька Василий подхватил мальчишку на руки и перенес через ров. Взбежать на вал тоже несложно было — груз не тяжел, а турки их даже не услышали. Не ждали они подвоха. Ну не подрывают так стены! Не подрывают!
Наглость мальчишек была просто потрясающей.
Стены двойные?
Отлично! Значит, из наружной надобно хоть пару камней у основания выбить, это пушкари сделать могут. У самой земли, у основания.
Несложно?
А чего сложного, коли десятком пушек в одно место бить? Поневоле несколько камней да выбьешь! Так оно и вышло — четыре камня выбили, земля высыпалась, хоть и немного, ну да четыре человека с лопатами быстро нишу расширили. Немного, да много и не надо, только чтобы бочоночки поместились. Конечно, завтра турки эту стену с другой стоны укреплять примутся, да только поздно уже. В темноте к тем пушкам другие перетащили, направили на нужный участок, как только взрыв грянет — пушки по тому же участку садить начнут...
Коли правильно все сделано будет — насыпь образуется, а уж по ней в Азов попасть — можно.
Людей жалко, тем на сон да еду не больше пяти часов отвелось... с другой стороны, они перед этим переходом специально отоспались, отдохнули, остановились в нескольких часах пути от Азова, чтобы люди в себя пришли, а уж потом и...
Так что сейчас шансы были.
Бочонки старательно укладывали в основание стены. Не так уж глуп был царевич — когда на полигоне динамит испытывали — попросил построить пусть не копию стены, но вот именно так — камни, земля, камни... на ней и испытали.
Затем и камней со стены ждали — заложить снаружи, пусть вся сила внутрь пойдет...
А что?
Не самим же тащить? А тут как хорошо, все уже валяется, камни хоть и не настолько крупные, как хотелось бы, но пара человек поднимет...
Петька руководил в основном, жестами. Понимали ли его?
Вполне. Он с Воином Афанасьевичем пару раз по дороге переговорил — и солдаты потренировались несколько раз на привале. Именно эти. На бочонках с водой для пущей достоверности.
Не ронять, уложить, как надобно, пока одни укладывают, остальные подтаскивают примеченные днем камни — и закладывают мину.
Лопаты были опять схвачены — и камни принялись присыпать землей, чутко прислушиваясь к шумам на стене.
Но там было относительно тихо. Кто-то ходил дозором, но Петька следил строго и когда факельные огни направлялись к их участку стены, давал команду прижаться к земле и замереть.
Выручали темные одежды, в которых люди словно сливались с землей — и предрассветный час, в который внимание рассеяно. К тому же... ну кому придет в голову, что ночью, сразу же после неудавшегося штурма — и кто-то решит подрывать стену?
Чушь полнейшая, как говорил царевич.
Но пусть только сработает?
У верхнего бочонка оставили место для запала. Но это — в последнюю очередь.
Запал был самым простым. Красный фосфор*, бертолетова соль, хоть она так и не называлась, она пока еще никак не называлась и получалась пока в минимальныых дозах, серная кислота — и пара минут. После чего следовал взрыв — и пошла цепная реакция.
* Красный фосфор открыт в 1669 году, а учитывая, что в ту пору переписка была делом обычным, о нем могли знать и на Руси. Есть мнение, что Глауберу удавалось получить свободный хлор, соляную кислоту он точно исследовал, а щелочь вообще редкостью не была. Так что компоненты были, а уж сделать из них нечто взрывоопасное... дело техники. Прим. авт.
Петька твердо знал — надо отсчитать до ста двадцати и падать. Открыть рот, заткнуть уши, закрыть голову чем-нибудь. Лучше, конечно, окопаться, потому как потом взрыв будет такой, что...
Солдаты, которые несли бочонки, уложили их, заложили камнями и уже дали деру из-под Азова. Темная масса нависала над мальчишкой, словно стараясь подавить его, насмехаясь, утверждая его ничтожество.
Петька, недолго думая, показал ей похабный жест и принялся устанавливать взрыватель... стоишь?
Так ляжешь, гада!
И не такие крепости видали, а и те брали!
Наверху, на стене, было тихо. И то сказать — никто ведь и не шумел. Двадцать человек — не пятьсот, даже не пятьдесят. Промчались — и нет их в ночи. Хрупнуло под сильными пальцами тонкое стекло, выступила капелька крови — оцарапался-таки, через край рубахи ломать надо было... Петька на пару секунд замешкался, слизнул с пальца выступившую капельку и только тогда рванул прочь.
Вслед за ним затопал дядька Василий.
Кажется, на стене что-то заметили, но это уже не имело никакого значения.
Десять — кислота потекла, скоро она достигнет смеси и пойдет реакция. Через сто десять секунд, а то и раньше тут начнется ад.
Двадцать секунд — Петька мухой слетает с вала.
Сорок секунд — на стене забегали, что-то делают. Заметили?
Вряд ли они что-то поймут, просто решили проверить. Нашумел кто-то...
Шестьдесят секунд — Петька мчится по фашинам, что есть сил. Ноги вязнут, он оскальзывается, его подхватывает крепкая рука дядьки Василия — и почти выносит из вороха прутьев.
Восемьдесят секунд — ров прошли.
Сто секунд — они близко, еще так близко к стене, но...
Петька отлично помнит, что ему говорили.
Десять-двадцать секунд туда-сюда — это вполне нормально. Лучше упасть хоть куда, потому что взрыв — не игрушка.
И Петька падает за груду земли, понимая, что это лучше, чем ничего. Рядом с ним стоит дядька Василий, не понимая, в чем дело — и мальчишка подбивает его под колени, уворачиваясь от тяжелого тела и физически ощущая, как утекают последние секунды.
Совсем последние.
Сто десять.
Сто пятнадцать.
— Малец, ты чего...
Сто двадцать.
— Лежи!!! — орет что есть силы Петька, понимая, что если сейчас этот добрый великан встанет на колени или попробует уйти...
Сто двадцать пя...
Досчитать мальчишка не успевает, только открыть рот и зажать уши.
Взрыв гремит так, что с головы Ромодановского сбивает шапку и куда-то уносит. Воин Афанасьевич, заблаговременно зажавший уши, качает головой, благо, рот и так открыт, шире некуда.
Красиво?
Нет. Красиво это в кино. А вот в жизни это безумно страшно. Петька знает, что взрывов несколько, но для него они сливаются в один. Сверху наваливается тяжелое тело дядьки Василия, вдавливает в землю, преграждает доступ воздуха, так, что мальчишка едва может выдохнуть.
На полигоне так не гремело, но там и доза была — если тысячная часть от сегодняшней. А сейчас он не пожалел динамита...
Страшно, господи, помилуй мя, грешного...
Под стеной встает огненный столп. В стороны летят камни, земля, люди, наверное, кто-то кричит, но что можно услышать за этим?!
И когда оседает пыль от взрыва, становится видно иное.
Брешь в стене.
Даже не брешь, нет. Но внешняя стена разрушена, земля разлетелась, а внутренняя стена частично рухнула — и получился вал, по которому можно даже телегу в крепость завести.
Рядом торчат зубья камней, надо только ударить — и стена падет, а с ней и Азов. Такую брешь легко не заделать, даже если сразу же подогнать телеги с камнями. Да и кто этим будет заниматься? Там половину контузило, половину просто передавило, как цыплят...
Первым приходит в себя Воин Афанасьевич.
— ОГОНЬ!!!
Орет он так, что его слышно даже после взрыва. И пушкари открывают огонь по бреши, стремясь еще сильнее обрушить ее края.
Вторым приходит в себя Петька — и что есть сил принимается выползать из-под тяжелого тела.
— Дядька Василий!!! Очнись!!!
Бесполезно!
Судя по всему, мужчине досталось по голове кирпичом или чем-то вроде осколка стены. Вполне может быть, разлет был громадный. Петька кое-как обхватывает неподъемное тело за плечи и пытается оттащить его в сторону.
Бросить?
Спасаться самому?
Ему и в голову не приходит подобная мысль! Этот человек его собой закрыл, а он уйдет?
Да в царевичевой школе ему никто и руки не подаст...
— Петька, цел?!
Мальчишку подхватывают, как куклу, перекидывают через плечо...
Солдаты, которые ушли чуть раньше — им и досталось меньше, они были дальше. И сейчас вернулись за ними.
Один подхватывает Петьку, двое — Василия — и все мчатся прочь, потому что сейчас начнется приступ — и оказаться на пути у атакующего войска никому не рекомендуется. Сметут.
Ночь озаряется светом, но защитникам крепости это уже не поможет.
Они ошеломлены, растеряны, они не ждали ничего подобного — а к бреши несутся русские и остановить их уже нельзя, как нельзя остановить извержение вулкана.
Бой оказывается кровавым и коротким, скорее даже резня. Янычары почти все в казармах, те, кто были на стене — оглушены и растеряны, пушкари кто в шоке, кто контужен, да их и мало, никто ж не ждал нападения именно сегодня...
Так не воюют!
Впрочем, вот это Григория Ромодановского меньше всего заботило. А вот захват Азова за один день!
Да за такое...
Этого ж еще не было! Никогда такого не было в истории!
А где Ордин-Нащокин?
Но мужчины нет рядом. Он оставил командование Ромодановскому и бежит куда-то в темноту... встречать?!
Ну да.
Это взрывники... саперы. Как говорил мальчишка, троянские кони.
Целы?
Мальчишку несут на руках, одного из мужчин тоже...
— Все живы?
— Дядька Воин, все хорошо! Только дядьку Василия камнем ушибло!
Детский голос вспарывает шум разгорающегося боя, словно ножом и Ромодановский понимает, что с этими все обошлось. Вот и ладно.
А сейчас у него есть дело поважнее.
До утра Азов должен быть взят.
* * *
Воин Афанасьевич шел по улицам Азова вместе со своими людьми. Точно так же рубился в стою, точно так же стрелял, пачкал сапоги в крови, под ногами валялось... всякое.
Это — война.
Вот из какого-то дома вылетала полуголая девица. Мужчина перехватил ее и толкнул обратно.
— В дом, сука!
Церемониться не стоило — девица явно была татарской или турецкой крови. Черноволосая, черноглазая... вылетевший вслед за ней мужчина получил саблей поперек шеи — и упал, заливая азовскую пыль горячей кровью.
Ничего.
