Операция "Нисхождение"

Нередко оказывалось, что факты, уже знакомые мне из домашних книг, изучалось в школе. И тогда я с удивлением обнаруживала, что русский текст из старой книжки, выпущенной ещё в первом Союзе, куда полнее и яснее поясняет многие вещи, чем английский из блестящих новеньких учебников, в которых зачастую умалчивались многие важные вопросы. Размышляя о причинах этой странности, я догадалась, что в американских школах, даже в весьма неплохих, воспитывают людей с ограниченным кругозором. Ненавязчиво оберегая подрастающее поколение от "вредной" информации, правительство стремилось вырастить лояльные себе население, чтобы массовые протесты, бушевавшие в стране ещё до моего рождения, не повторились. Наивно было бы считать, что в старых учебниках не замалчивались какие-то аспекты, но там, напротив, игнорировались всяческая ерунда, до боли знакомая мне по школьной программе. Папа рассказывал, что, будучи школьником, смеялся над наивностью доставшихся ему от родителей старых советских учебников, но когда он ради любопытства ознакомился с выданными мне пособиями, ему ничего не оставалось, как по-тихому ужаснуться и переосмыслить детские впечатления.

Наверное, за океаном такого маразма, какой изучали мы, не было, а было что-то другое, куда более интересное, но вот что? Заказать по почте новые книги из Социалистической Европы вот уже как семь лет было невозможно — цензура заворачивала их на таможне. Электронные версии из американской части сети скачать тоже не получалось — заработать срок в лагере строгого режима за распространение экстремистской литературы не хотелось никому. Поэтому я решила, что надо будет в следующий выход в советскую зону сети сохранить сборник новых европейских учебников на свой компьютер, наплевав на то, что по американским законам эти учебники являются экстремистской литературой, запрещённой к хранению и распространению. В конце концов, на закон об ограничении доступа к социалистической зоне сети я тоже благополучно наплевала два года назад, и ничего, до сих пор прокатывало. Возможно, американские спецслужбы совсем не такие могущественные, раз до сих пор не вычислили проникновение в советскую зону сети? Или просто они занимаются куда более серьёзными вещами и подобное мелкое хулиганство слишком незначительно для их масштабов?

Кстати, о новой Социалистической Европе... На другой стороне Земли уже наступил следующий день и сейчас там как раз начинали праздновать Восьмое марта — день равенства женщин с мужчинами, которое первые завоевали в двадцатом году прошлого века согласно девятнадцатой поправке к конституции, но в полном объёме фактически не получили до сих пор. Года два назад я спрашивала папу, почему в нашей самой демократичной стране мира этот праздник никак не отмечается, но папа тогда отмолчался. Теперь же, прорвавшись в советский сектор Сети и изучив истинное положение дел в мире, я и сама понимала, почему. Современное женское движение в Великой Америке состояло из маргиналов с невнятными требованиями и представляло собой довольно жалкое зрелище.

Но оказалось, что папа не забыл о моём интересе к популярному на его родине празднику и сразу же после возвращения домой сделал мне очередной подарок из тех немногих вещей, которые он собственноручно захватил с собой во время эвакуации из замерзающей Европы. На этот раз это была старинная бумажная открытка, напечатанная задолго до рождения папы и принадлежавшая, наверное, ещё моей бабушке в её детстве на излёте первого Союза. На открытке была изображена цифра "8", оплетённая чудесным русским цветком — мимозой, похожим на маленькие пушистые солнышки. Одарив меня очередным артефактом из прошлого, папа отправился вниз смотреть новости на лазерной проекционной системе, а я, приведя свою кровать в удобное для чтения состояние, принялась лениво листать какую-то старинную энциклопедию.

Первое приближение грядущей беды я почувствовала не сразу. Краем уха я услышала, как папа внизу открыл входную дверь в коттедж. Потом он с кем-то поздоровался, но я не придала этому значения. Мало ли кто мог проведать его из товарищей по работе. Конечно, в таком случае, папа обычно звал меня к себе, но, возможно, он решил, что я утомлена после испытаний. Или к нему пришёл кто-то из коммунальных работников, чтобы сделать одно из немногих дел по дому, которые мы не могли или не хотели осилить.

Никогда не имела склонности к подслушиванию. Однако от моего чуткого уха не могло укрыться, как поначалу тихая размеренная беседа перешла чуть ли не на крик. Удивившись, что папа может поднять голос на своего коллегу или, тем более, на работника коммунальных служб, и, решив, что дело здесь нечисто я прислушалась к разговору внизу и услышала вот что:

— Вы не имеете права использовать мою дочь в своих грязных целях! — медленно, но очень громко, словно подчёркивая каждое слово, говорил папа. Такое с его речью случалось только тогда, когда он очень сильно нервничал и терял способность быстро говорить по-английски.

— По-вашему, обеспечение национальной безопасности Соединённых Штатов Америки — грязная цель? — чуть тише, но всё равно очень чётко вопросил незнакомый голос, показавшийся мне абсолютно лишённым эмоций, — Вы знаете, что за такие слова по нынешним временам недолго лишиться работы?

— А вы знаете, что моя работа слишком важна, в том числе и для вашей так называемой национальной безопасности, чтобы меня можно было так просто лишить работы?

— Это ваш окончательный ответ? — так же бесчувственно спросил незнакомый голос. Я представила себе этакого чиновника в костюме с галстуком. Этакий Джи-мэн из "Полураспада" — полувековой давности игры, третья часть которой, несмотря на ожидания фанатов, так и не вышла.

— Да, окончательный и бесповоротный, — сказал, как отрезал, папа.

Как только входная дверь хлопнула, сообщив, что незваные гости покинули наш дом, я сбежала о лестнице вниз и подлетела к отцу, которые сидел на кресле в позе древнегреческой статуи "Мыслитель".

— Папа, к тебе снова эти типы из АНБ заходили? — спросила я, усаживаясь на подлокотник кресла, — после случая с мамой нам до сих пор не доверяют, да?

— Алис, думаю, эти типы не из АНБ, — покачал головой папа, — но лучше бы они были из АНБ.

Телевизионная лазерная система, догадавшись, что её уже давно никто не смотрит, погрузилась в режим сна. В гостиной сразу стало темно, и, чтобы что-то разглядеть, пришлось просить дом включить освещение.

— Так откуда же они? — не отставала я, — и что хотели?

— Скорее всего, это были ребята из ЦРУ. А вот что они хотели... — лицо отца стало необычно серьёзным, — Алис, думаю, тебе пока не следует влезать в эти разборки. Поиграй лучше в свои любимые игры в виртуалке — тебе нужно расслабиться после работы. Или хочешь, вместе поработаем над "Новым крохотным миром", а? Ты уже придумала новый дизайн для своего дома?

Новый дом, который я должна была своими руками построить в рамках испытания, в последнее время был любимой моей темой. В трёхмерном графическом редакторе я уже набросала его примерные очертания, теперь оставалось с помощью автоматизированной системы проектирования превратить их в полноценный чертёж, заказать необходимые детали и в следующее погружение начать строительство дома. "Логово волка" — именно так я навала будущий дом для своей аватары, вдохновившись известным на весь мир земляком, моим любимым писателем Джеком Лондоном. Но на фоне странного разговора и непривычной папиной серьёзности любые игрушки, пусть и относящиеся к работе, отступали на второй план.

— Пап, я же имею право знать? — когда я так спрашивала, папа не мог уйти от ответа. Не подвёл меня этот вопрос и в этот раз.

— Скажем так... — замялся папа, — они предлагали тебе работу...

— Мне? Работу? — такого я никак не ожидала, — на кой ЦРУшникам такая бунтарка, как я? Да я ненавижу их управление! Была бы президентом — давно бы прикрыла их преступную конторку!

— Боюсь, что даже президентам такое не под силу, — покачал головой папа, — ведь они не более чем олицетворение власти, послушные марионетки в руках правящих Америкой олигархов, которые без ЦРУ — никуда. Тут нужен совсем другой путь и твоя мама это понимала...

При этих словах папа на несколько секунд зажмурился, видимо, представляя ведомый лишь ему образ мамы. Мне даже показалось, что он беззвучно всхлипнул, но, скорее всего, это давало знать о себе моё буйное воображение. Так происходило каждый раз, когда на папу накатывали воспоминания о безвременно погибшей маме. Её смерть была нашей семейной тайной, покрытой для меня полнейшим мраком. Однако я понимала, что папа о чём-то знает, или, по крайней мере, догадывается. У него от меня не было секретов, кроме одного — ответа на вопрос о том, что же случилось с мамой, которая бесследно исчезла, когда мне было три годика. Стоило мне попробовать расспросить папу о подробностях её гибели, как он мгновенно мрачнел, и сипло, с трудом сдерживая плач, говорил, что моя мама была замечательным человеком, который хотел бы, чтобы мы все представляли её живущей ради мира, а не гибнущей, пусть даже тоже ради него.

Несомненно, в этом необычном для папы увиливании от ответа на простой вопрос крылась какая-то тайна. Сама я вовсе не считала, что имела на эту тайну меньше прав, чем папа, и своим умом по отрывочным сведениям пыталась получить общее представление о случившемся одиннадцать лет назад. В конце концов, у меня в голове сложилась приблизительная картина, согласно которой моя мама участвовала в какой-то террористической организации, пытавшейся поменять мировой порядок. Секретность там была такая, что даже папа не догадывался о настоящих занятиях мамы. Но правительственные ищейки всё-таки раскрыли тайную организацию и уничтожили её членов. Лишь то, что папа ничего не знал об истинных занятиях мамы, спасло его от тюрьмы, а меня — от приюта.

— Их интересовали не твои высокие убеждения, а твои умения в управлении аватарой, — вздохнул папа, — ты ведь у нас уникум, Алис, поэтому и ценна.

— Я ценная для науки, для учёных, для "Нейролинка", в конце концов! А какое применение найдут для меня военные? Воевать с мышами и крысами, захватившими продовольственные склады?

— Какое-нибудь, да найдут. Военные спонсируют "Дивный крохотный мир" не просто так. Они ждут от него отдачи, а отдача — это ты и твоя аватара. А теперь давай закром эту тему. Не вспоминай об этих людях — вот и всё. В конце концов, у нас не аравийская диктатура, а какая-никакая демократическая страна. Без нашего согласия они тебя не тронут...

Я кивнула, соглашаясь, хотя чувствовала, что папа не верит в свои слова, а говорит это только для того, чтобы успокоить меня. Позже, уже засыпая, я подумала, что если в программу вложены миллиарды, то наше согласие и даже наша жизнь на их фоне выглядели очень блёкло...

А потом началась новая учебная неделя, в самой обыкновенной школе, в которой секретным агентам, готовым схватить тебя, просто не было места. К концу недели я уже почти забыла о случившемся воскресным вечером разговоре. Непростительная беспечность, особенно если учесть, что я уже отлично знала, что ЦРУ — это не та организация, которой можно отказать.

В пятницу днём, сразу же после школы, всё как обычно, папа заехал за мной, чтобы подвезти меня в научно-исследовательский центр, где я должна была всю ночь работать над дальнейшим совершенствованием своей аватары. Конечно, по-настоящему совершенствовали его учёные, а мне отводилась скромная роль лабораторной мышки. Впрочем, меня эта роль вполне устраивала, ведь я была одна из очень немногих людей в мире, у кого были собственные аватары. В Соединённых Штатах других детей, над которыми проводился эксперимент, можно было пересчитать по пальцам. Не знаю, сколько подобных мне пионеров новой технологии было в остальном мире — высокотехнологичные разработки везде были засекречены. Но логика подсказывала, что в других развитых странах, по крайней мере, в Европейском Союзе, они были, причём не в меньшем количестве, чем у нас. Эх, если бы я тогда, садясь в старую папину Теслу, знала, что всего через несколько минут дни моего беззаботного детства закончатся раз и навсегда...

Сан-Франциско и Окленд, где мы жили, соединяет, пожалуй, самый известный в мире мост — шикарные "Золотые ворота". Не раз и не два он засветился в голливудских фильмах. Каждый раз, проезжая по этому памятнику инженерного гения более чем столетней давности, я не уставала восхищаться строгой красотой его величавых опор. Понятно, что современные мегапроекты выглядят куда внушительнее. Например, мост через Берингов пролив, который Европейский Союз уже давно предлагал построить Соединённым Штатам. В одно из посещений социалистической части всемирной сети мне удалось даже прогуляться по его виртуальной копии, поразившей меня своими масштабами. Но одно дело — сегодня, и совсем другое — прошлое, когда такие сложнейшие конструкции приходилось рассчитывать вручную, безо всякого компьютерного моделирования.

Момент катастрофы я позорно проворонила. То есть среагировала только тогда, когда уже ничего нельзя было сделать. Новые друзья и программа-психолог потом тысячи раз будут уверять меня, что я в любом случае ничего бы сделать не смогла, но моя совесть так и не успокоилась. Уверена, даже спустя десятилетия эта катастрофа останется жутким пятном в моей памяти и ещё не раз явится мне во время ночных кошмаров.

Первое, что я ощутила — резкий поворот, от которого меня дёрнуло так, что ремень до боли врезался в грудь. Это автопилот, управлявший нашим автомобилем, попытался избежать столкновения, но было уже поздно. Я ещё не успела понять, что происходит, как многотонный беспилотный автопоезд, похоже, лишившийся управления, на полном ходу врезался в бок нашего авто. Он поволок его за собой и, словно щепку, выбросил с моста. Капсула автомобиля каким-то чудом выдержала удар о заграждение, но падения это не остановило. Во время падения с моста весь мир вокруг меня слился в полосы, состоявшие из обрезков неба, моря и ближайшей опоры моста.

В этот момент папа успел что-то крикнуть по-русски, но что именно, я так и не узнала, и, похоже, так и не узнаю никогда. Тогда, в кризисной ситуации, на рефлексах я просто не успела ничего понять. Наверняка запись последних слов папы должна была сохраниться в бортовом компьютере нашей старенькой "Теслы", но где же теперь его найдёшь?

Затем был удар о воду и жуткая, непредставимая боль, врезавшаяся в мои ноги. К счастью, она не продлилась и секунды — организм не был способен стерпеть настолько сильную боль и я попросту отключилась.

Сколько я пробыла без сознания, я так и не узнала, а когда очнулась, то сразу почувствовала, что лежу не в своей кровати. Сознание было мутным, мысли шевелились медленно-медленно и постоянно путались. Всё тело при малейшей попытке движения нестерпимо ныло, а когда я попыталась пошевелиться, превозмогая боль, из этого ничего не вышло. Похоже, я была парализована — даже мои глаза двигались с большим трудом. Чтобы разглядеть что-либо, приходилось долго фокусировать взгляд.