— Нам никак не стоит разделяться, а он ни за что не отказался бы от плана, который давал ему высокие шансы за ваш счет. К тому же, я его давно недолюбливал.

— И что ты планируешь делать дальше? — вмешалась Каэлис.

— Разобьем лагерь. Мы и так устали после патрулирования, нужен отдых.

Обосноваться Т'Альдин решил почти у самой поверхности.

— Если драуки попрут из своих тоннелей — полезут в город, наткнутся на завал и уползут обратно. Нас у поверхности они искать не станут, — пояснил он свое решение, — к тому же, наши охранные руны сослужат нам службу в последний раз.

— С чего бы им вылезать сейчас?

— Они могут узнать, так или иначе, что случилось, и позаботятся, чтобы уж точно никто не выжил. Если, конечно, сами не испугаются заразы.

— Думаешь, полудемоны могут заболеть тоже?

— Йоклол их знает, меня это не интересует. Главное, чтобы на нас не наткнулись. Значит так, что у нас с провиантом?

С едой оказалось туго, расчет был на короткое патрулирование. Осталось на два раза поесть, да и то не досыта.

— Сделаем так. Выспимся, затем четверо пойдут по ближайшим тоннелям, может, найдут хоть пару жировиков или широкохвоста на крайний случай. А я с остальными поднимусь наверх, понаблюдаем, как обстановка, может, чего съестного добудем у входа, если повезет. В любом случае, нам придется учиться добывать еду на поверхности.

— А еще большой вопрос, куда мы днем прятаться будем, — заметил Ар'Кай.

— Угу, сам бы знать хотел. Очень сомневаюсь, что на нашем пути каждое утро будет встречаться пещера.

— Ну а четыре года назад ты днем где прятался?

— Нигде, — солгал Т'Альдин. — Под деревом в кустах лег спать, накрывшись плащом. Мне просто повезло, что никто не наткнулся на меня, ни эльф, ни зверь. Сейчас, впрочем, гадать бессмысленно. Поднимемся, оглядимся — может, чего и придумаем.

Маленький отряд беженцев предпринял долгий изматывающий путь к поверхности. Оказавшись в районе периферийных пещер, где, теоретически, драукам делать было нечего, уставшие кадеты выставили караул и, наложив предупреждающие руны на все подходы, устроились на отдых. Все прекрасно понимали, что неприятности только начинаются.

* * *

На следующий день Данила предпринял рискованный, но необходимый трюк. Вечером, когда узников вели из карьера обратно в загон, он симулировал хромоту и не оставил железный лом, которым работал, у выхода, а понес с собой, опираясь на него, как на палку. Фокус удался: оркам-охранникам было наплевать.

Перед тем, как забыться тяжелым, тревожным сном, инженер спрятал трофей под лежанку, уложив между жердей, и на следующее утро вышел в карьер без него. Никто ничего не заподозрил.

Самой трудной частью плана оказалось объяснение с товарищем по несчастью. Жестами и рисунками на песке Данила все же 'уговорил' усача вечером вынести из карьера свой лом тем же способом. Благо, поработители инструмент хранили в деревянных ящиках насыпом прямо в карьере, никакого учета, кто чего взял и сколько чего вообще было, ясно дело, никто не вел. Уродцы поставили свое требование по норме — все остальное их не касалось.

Благодаря этому вечером Данила располагал уже тремя ломами: он и усач вынесли по одному. Затем — наша песня хороша, начинай сначала. Жестами и рисунками инженер объяснил товарищу, что может разрушить ограждение, а от него требуется рассказать это остальным узникам, чтобы те были готовы к ночному побегу. Усач понял и внес свои поправки: оказывается, и уродцы, и орки неплохо видят в темноте, потому если побег — то утром.

Было, впрочем, у этой затеи слабое звено: Данила без понятия, куда бежать. Выбраться за ограждение — фигня, а дальше что? Неизвестно, ни в какой стороне 'линия фронта', ни как далеко до нее, да и есть ли вообще этот фронт? Потому свои надежды он возлагал на товарища: он местный, должен знать, где искать других, свободных людей. Раз идею побега воспринял с энтузиазмом — значит, бежать есть куда.

Весь следующий день Данила старался напрягаться как можно меньше, по совету товарища припас в кармане по краюхе хлеба с утренней порции кормежки и с вечерней. Также вечером они вынесли еще по одному лому. Пяти должно хватить, если он правильно оценил напряжение в ограде.

Данила опасался, что не сможет заснуть. Шутка ли, в такой передряге он впервые, за всю свою жизнь — двадцать девять лет — инженер вообще ни разу не побывал в экстремальной ситуации. Даже в армии не служил, ограничившись военной кафедрой в университете. И вот теперь он — младший лейтенант запаса. Ха-ха три раза: увы, звание бесполезно. Потому как к побегам из концлагеря орков в параллельном мире его не готовили. Его, если вдуматься, вообще ни к чему не готовили, просто отставным военным, преподающим на кафедре, надо за что-то получать зарплату. Теория командования стрелковым взводом, правила выбора позиций и оборудования огневых точек, сборка-разборка автомата — навыки бесполезные, что раньше, что сейчас. Даже если бы Данила реально служил в армии — толку? Армейская рукопашка против здоровенного урода с кулаками побольше человеческой головы и палицей весом в пуд — совсем не вариант. Впрочем, воевавшему человеку в этой ситуации было бы проще: он обучен превозмогать страх, быстро принимать решения и без колебаний воплощать их в действия. Но инженер не умеет и этого. Весь побег — безумная авантюра, о которой и думать страшно — но альтернатив нету. Пахать, как проклятый, до полного истощения и получить в финале удар дубиной, как это бывает в концлагерях? К черту.

Вопреки свои ожиданиям, Данила заснул легко и быстро, чему поспособствовала тяжелая работа, и мог бы даже проспать побег, если бы не разбудили рано утром.

Инженер открыл глаза и увидел в предрассветных сумерках лица двух десятков узников, глядевших на него выжидающе и с надеждой. Усатый товарищ подговорил, как и велел Данила, около двадцати человек. Больше — есть шанс, что кто-то выдаст. Но чтобы на побег пошел весь лагерь, нужна первая партия, которая увлечет за собой остальных.

'Давайте мне ремни', жестами показал Данила. Некоторые оказались подпоясаны веревками — еще лучше.

Инструмент для побега был предельно прост: железный лом, к центру перпендикулярно привязана жердь из лежанки. Таких на скорую руку сделали четыре. Пятый лом Данила использовал для А-образной конструкции наподобие землемера, одна ножка — лом, вторая ножка и перемычка — деревянные. Вольтажа он не знает, все, что известно — напряжение зашкаливает, изоляции в виде длинной жерди, к тому же не совсем сухой, может оказаться недостаточно... Но и небольшой, размером с две головы, булыжник инженер себе присмотрел.

Когда все было готово, на востоке заалел рассвет. Пора. Сейчас или никогда.

Заговорщики подобрались поближе к электроограждению, попутно тихо будя и вводя в курс дела других заключенных.

Данила оказался в трех метрах от ограды. Вокруг него — пустота, на нем — десятки взглядов. Получится или нет?

Инженер подошел поближе. Провода, чтобы не сказать кабеля, толщиной с мизинец, четыре штуки. Первый — в двадцати сантиметрах над землей, остальные — через каждые шестьдесят сантиметров. Судя по всему, пролезть между двумя проводами, не касаясь их, невозможно даже для циркового гимнаста: тело человека отлично проводит электричество, даже если торс не коснется проводов, между телом и проводами будут слишком маленькие просветы, при диком напряжении, способном обуглить плоть, дуга проскочит — и капут. Ведут эти провода в неприметную кабинку неподалеку от мельницы, что внутри — неизвестно, однако инженер пришел к выводу, что электроэнергия вырабатывается именно там.

Что ж, если повезет — электрическая дуга станет ключом к побегу. Данила поставил свой 'землемер' на ножки в двадцати сантиметрах от ограды, аккуратно уронил верхушку вперед и еще успел поднести руки к лицу, защищая глаза.

Раздался дикий треск, по толпе прокатился испуганный возглас, узники, освещенные синим мерцающим светом, отступали, осеняя себя неизвестным жестом. Данила отошел на несколько шагов и рискнул посмотреть на дело своих рук.

Электрические дуги вились и извивались, выходя из лома и входя в три нижних провода. В глазах от нестерпимо яркого света дуг началась резь, выступили слезы, и в этот момент второй провод снизу лопнул: место соприкосновения с миниатюрной молнией раскалилось и расплавилось. Несколько секунд спустя та же судьба постигла первый и третий и все внезапно прекратилось: цепь разомкнулась. Единственный уцелевший провод, протянутый в двух метрах над землей — уже не преграда. Создатели электроограды, видимо, понятия не имели о такой известной каждому монтеру-высоковольтнику штуке, как пережиг. Повезло, что остальные 'инструменты' не понадобились.

Данила длинным шестом отбросил свой 'землемер' , светящийся от накала в нескольких местах, от уцелевшего кабеля и растащил перегоревшие в стороны, следя, чтобы они не замкнули друг на друга.

— Вперед! — крикнул он, махнув рукой в сторону темнеющего в нескольких километрах леса.

Толпа медлила, и тогда инженер решился. Кто кольчугу сделал — на том ее и испытывают. Пригнув голову, он бросился в проделанный проход.

Ничего не случилось, и тогда пленники пришли в движение. Люди хлынули в проход, благо большое расстояние между столбами позволяло проходить по пять человек сразу.

Усач отделился от толпы и хлопнул Данилу по плечу, прямо сияя от восторга. Он что-то сказал в сильно приподнятом ключе и буквально поволок инженера к лесу.

Однако уйти тихо не получилось. Раздался шум и гам со стороны 'трансформаторной' будки, взвыл горн, трубя тревогу. Почти сразу за этим беглецы напоролись на патрульный отряд орков.

То ли семь, то ли восемь этих громил спешили навстречу, держа оружие наготове, и Даниле показалось, что внезапно на их рожах появился страх. Шутка ли — две или три тысячи заключенных оказались на свободе.

В толпе раздались непонятные, но весьма воинственные кличи, в лучах восходящего солнца сверкнули лопаты и кирки. По меньшей мере каждый десятый внезапно оказался вооружен, и Данила понял, что идея втихаря вынести из карьера инструмент, годящийся для боя, пришла не ему одному, даже удивительно, что охрана такое прощелкала.

Орки в считанные секунды оказались окружены жаждущей мести и крови толпой. Полтора десятка узников погибли в первые же мгновения боя от ударов чудовищных палиц, но затем патруль оказался погребен под кучей из людских тел, на них посыпались удары кирок и ломов, безоружные люди висли на руках и оружии орков, били кулаками, пинали. Гады гибли один за другим, словно жуки среди полчищ муравьев. Одному из них удалось расшвырять повисших на нем людей и еще раз взмахнуть палицей, уложив сразу двоих, но затем и этот пал под градом ударов.

Данила, не пострадавший в свалке, побежал дальше, усач при этом успел подобрать увесистую кирку одного из погибших узников. Вдали послышались звуки рожков и кабаний визг.

Преследователи догнали толпу, когда до леса оставались считанные сотни метров. Позади затрещали выстрелы, раздались крики. К счастью для большинства беглецов, кабаньих всадников было всего-то сотни полторы или две, потому им пришлось довольствоваться только стрельбой в спину да охотой на отставших. Человек триста или четыреста погибло, но по меньшей мере две тысячи узников достигли леса.

Здесь вся толпа, поперекрикивашись, разделилась на маленькие группы. Данила догадался, что, вероятно, до спасения еще далеко: впереди беглецов ждет роль добычи в кровавой охоте.

Товарищ сразу повел инженера подальше от других беглецов. Его план Данила понял: преследователи будут в первую очередь охотиться на большие группы, вдвоем у них шансы повыше.

Усач, видимо, чувствовал себя в лесу как дома, к тому же в нем угадывалась военная выучка: не паникует, спокоен и расчетлив. Им удалось без происшествий пройти километров, наверное, с десять. За это время Данила пару раз слышал, как неподалеку разгорались бои беглецов и преследователей. Заканчивалось каждый раз гибелью узников: похоже, перед орками и мелкими уродами задача вернуть пленников в лагерь не стояла. Усач, слыша крики гибнущих людей, только мрачно бормотал что-то себе под нос да мстительно хмурился.

Часа через два они наткнулись на ручей и двинулись по нему, чтобы сбить со следа возможную погоню. Вскоре усач нашел, что искал: мощное дерево, похожее на дуб, но с листьями другой формы. Одна из толстых нижних веток нависала прямо над ручьем.

'Залезаем', жестом показал он Даниле и сложил руки в замок. Инженер с подсадки сумел дотянуться до ветки и повис на ней. Собравшись с силами, подтянулся и вскарабкался наверх. Усач тем временем достал из-за пазухи моток веревки — запасливый, однако, не иначе, и сам готовился к побегу — перебросил ее через ветку и по ней залез наверх. Затем они осторожно проползли по ветке к стволу и спрятались среди листвы. Усач лезвием кирки разрезал веревку надвое и протянул половину Даниле, жестами велев привязаться, затем привязался сам и подал пример правильного поведения, почти моментально уснув.

Инженер поступил точно так же. Побег вымотал его практически до предела, и физически, и морально, так что сон не заставил себя ждать.

Проснулись они где-то к полудню. Данила, проспав часов пять или шесть, почувствовал себя бодрее, хотя спина болела от сна на твердой и неровной поверхности толстой ветки. Усач достал из кармана кусок хлеба, инженер последовал его примеру. Подкрепившись, они спустились с дерева, подошли к ручью и напились. За время сна обувь успела подсохнуть прямо на ногах, так что дальнейший поход виделся не в самых мрачных тонах. Не исключено, что орки и кабанья кавалерия уже переловили, кого смогли, и прекратили преследование.

Еще час усач вел Данилу по лесу, затем они вышли к опушке. Прямо у кромки леса пролегала дорога, за нею — основательно заросший луг километра в три шириной, а дальше — еще лес. И совсем уж вдали, километрах так в сорока, если не больше, высилась титаническая горная гряда с белыми от вечного льда вершинами.

Оглядевшись по сторонам, усач пригнулся и побежал через дорогу, поманив Данилу за собой. Трава на лугу оказалась по пояс, так что спрятаться в ней проще простого, а вот трехкилометровый переход пригнувшись да вприсядку — это было что-то с чем-то. К концу этого маршрута Данила был готов плакать, выть, богохульствовать, звать на помощь покойную маму и несуществующего боженьку или биться головой о землю от боли в спине и ногах. Наверное, он бы все же выматерился по-боцмански, в десять-двадцать пятиэтажных конструкций, но перед товарищем было как-то стыдно. Ему, поди, не двадцать девять, как Даниле, а за сорок, а то и полтинник целый — а держится, словно железный. Неудивительно, внешность крестьянская, руки с мозолями — небось, привычен к тяжелому труду. Иван Поддубный, если вдуматься, батрачил с детства, тяжелый труд закалил его и так немалую от природы силу — и в пятьдесят с гаком этот богатырь всех борцов Америки на лопатки поукладывал. А на фото если глянуть — ни особо бугрящихся мышц, ни покрученных выступающих вен, и не скажешь, что человек фантастической силищи был. Вот и усач этот, видимо, из того же материала слеплен. Даниле до него — как до Марса короткими перебежками, но это не повод лицом в грязь ударить. В конце концов, не зря же он столько времени на тренажерку убил.