Шанс? Часть3

Показывая на макете будущие строения на все вопросы, — "а зачем это?", "а почему то?" рассказывал строителям байку:

— Хлопцы, явился мне во сне учитель и покровитель мой — святой Илья. Явил он мне строения эти и велел выстроить все это во славу спасителя нашего — Иисуса Христа. Сказал, что много железа смогут отжечь казаки в этой печи и бить ним врагов веры нашей православной. А больше меня ничего не спрашивайте. Строить будем так, как тут все стоит, только больше в десять раз.

Сложнее всего, как известно, с родичами. Сильнее всех меня изводил родной отец. Боже, как он умеет достать до самых печенок. Его постоянно раздражало, что сынок сует свой длинный нос в кузнечный цех, где батя был начальник. В его понимании идеальные отношения должны выглядеть так: построил цех — молодец, теперь обеспечь привоз руды, угля, флюсов, давай заказы, забирай готовое и плати монету. А нос, куда не надо, не суй. Ты казак — иди зарежь кого-нибудь или ограбь, а грабли свои немытые к святому кузнечному делу не тяни.

Мои постоянные перестройки домницы, мехов, нарушающие ритмическую работу кузнечного цеха вызывали у него бурю негодования. Иногда доходило до того, что я объявлял ему домашний арест, ставил в кузне старшим Николая, а охранники хутора не выпускали батю за ворота.

Охраняли хутор сперва по очереди все работники мужеского полу. После последнего похода нанял пленных гайдуков, которых с собой притащили.

Но домашние аресты помогали недолго, батя снова начинал со мной споры. И не выгонишь. Мало того, что отец, так еще мастер каких мало, фанат своего дела. Металл чувствует, как никто другой. Потому узнал у нашего попа, кто покровительствует кузнецам, а после этого, каждую переделку начинал проповедью:

— Вот что я вам скажу, братцы. Явился мне святой Илья, а с ним святые Косма и Демьян. И как начали мне вычитывать, что дурню мы творим, что не такую домницу нужно ставить, как мы ставили, а выше и с открытым верхом. А через верхнюю дырку уголь и руду досыпать. Так за одну плавку много больше крицы добыть можно.

И дальше в том же духе. Все, что нового хотел сделать, теперь устами Космы и Демьяна мне открывалось в видениях. Николай с подмастерьями аж рты открывали, когда я им байки плел. Батя кривился, видно не верил сыну своему непутевому, но против святых рта открыть боялся. Просто поразительно, до чего доверчивый здесь народ и готов поверить в любе (а разве через шестьсот лет что-то изменится...). Главное, чтоб рассказчик сам верил в свою басню. Тут у меня, как у человека светлого будущего, умение врать, свято веря в сказанное, было отшлифовано многолетней семейной жизнью. В этом времени мужчины были лишены этой полезной практики за ненадобностью. Феминизм, гуманизм, демократия — этих слов, как и понятий, просто не существует.

Все механизмы домны были отлажены и проверены до первого пуска. Естественно, что система подачи воздуха нами многократно испытывалась в холодном режиме, не разжигая печи, что позволило убрать все детские недостатки и добиться устойчивого движения холодного воздуха по всей системе. Надо сказать, автоматически у меня действовали только простейшие кожаные клапана мехов, позволяя соединить потоки воздуха из двух мехов простым керамическим тройником. Все остальные переключения заслонок между двумя печками выполняли ручками два пацана. Они же факелом поджигали газ.

В самом низу доменной печи была предусмотрена летка — круглая дырка диаметром около 3 см забитая глиной. Через которую, расплавленный чугун будет поступать в керамический желоб, ведущий к трем пудлинговым печам и дальше к площадке сброса шлака. Чтоб использовать естественное течение чугуна по желобу, площадка, на которой строили пудлинговые печи, была углублена на полметра относительно общего уровня.

Надо сказать, что эти пудлинговые печи были сделаны многофункциональными. Они имели отверстие в дне возле правой боковой стенки, которое перекрывал керамический затвор проходящий через нее. Это позволяло использовать пудлинговую печь, как литейную, не доводя процесс преобразования чугуна в сталь до конца. Зачем это было надо, если можно лить чугун в форму прямо из доменной печи?

Дело в том, что классический чугун слишком хрупкий и плохо подходит для литья пушек. Недаром всю историю вплоть до 19 столетия полевые пушки изготовлялись из бронзы. Чугунные были слишком тяжелыми из-за избыточной толщины стенок по сравнению с бронзовыми. Их использовали в крепостной и морской артиллерии.

Таким образом, чтоб получить качественный пушечный чугун, нужно его "облагородить", уменьшить в нем процент углерода, выжечь серу и фосфор, что приведет к увеличению вязкости и пластичности металла. Одновременно с этим увеличивается температура плавления. Собственно это и есть переход чугуна в сталь, который происходит в пудлинговой печи. В данном случае задача мастера будет не доводить процесс до конца, а на этапе, когда чугун еще течет, но уже существенно увеличил свою вязкость по сравнению с пришедшим из печи, открыть выход и выгнать чугун из печи в форму.

И вот настал волнующий момент начала первой плавки. Сперва углем хорошо протопили печи, поскольку доменного газа еще нет, а горячий воздух нужен уже. Затем через специальные крышки, прямо в воздуховод, перед пятью из десяти трубок ведущих в домну насыпали горящих углей и в сами трубки лопаткой накидали. Крышки залепили глиной, и включили меха. Они погнали по широкой трубе горячий воздух, захватывающий по дороге пламя горящего угля, вдувая его по трубкам прямо в домну.

Такие телодвижения по моему разумению должны были поджечь уголь в домне. Это теоретическое умозаключение было уже неоднократно испытано на практике в домнице, где мы аналогично начинали процесс плавки. Минут через пятнадцать, когда, наконец, загорелся доменный газ во второй печи, стало понятно — процесс пошел. Теперь оставалось ждать и наблюдать.

Через каждый час (приблизительно, два раза менялась нагревательная печка) открывалась верхняя крышка домны и в нее споро, тачками, досыпался уголь и руда, перемешанная в нужной пропорции с известняком (верх домны был соединен с высоким берегом ручья деревянным помостом). По количеству досыпанной руды можно было весьма приблизительно определить объем и массу выплавленного чугуна и шлака. Мне было критично важно, чтоб масса жидкого чугуна была больше 900 кг, а лучше 1000 кг, иначе пушка выйдет недоделанная. Доливать остаток через несколько часов, при повторном открытии летки казалось мне неправильным, ведущим к дефекту весьма серьезному, исключающему боевое использование этого изделия.

Через семь часов после начала эпопеи количество выплавленного чугуна превысило 1100 кг (по моим прикидкам) и была отдана команда на взлом летки. Наступал самый ответственный и критический момент, когда от предельной собранности и точности работы всех занятых в данной операции зависел результат.

Во-первых, нужно было распределить чугун равномерно по печам. По расчетам в каждую из пудлинговых печей нужно влить по пять ведер чугуна, причем отмерить на глаз и ошибиться не больше чем на два-три литра.

Во-вторых, забить летку, после того как стечет шлак. Весьма хитрая и непростая процедура, несмотря на условно пустую домну.

В-третьих, правильно провести процедуру отжига чугуна, позволяющую избавиться, как от избытка углерода, так и от вредных примесей типа серы, фосфора и вовремя вылить "облагороженный" чугун в форму.

Почему мы брали чугун с таким запасом? Это связано с процессом пудлингования. Он происходит неравномерно, и в расплаве появляются мелкие твердые частицы. Это кусочки кричного железа, из которых избыточный углерод уже выгорел. При перемешивании расплава железной штангой они к ней липнут. Не знаю почему. Когда налипает килограмм тридцать-сорок, так, что мешать уже невозможно, штангу от железа очищают, железо под молот, а штангой дальше мешать чугун. Таким образом, качество чугуна непрерывно улучшается, а общий вес — уменьшается. Что соответствует основному закону философии, — если где-то, чего-то прибыло, значит где-то чего-то убыло...

На первой пудлинговой печи мастером стоял мой батя. Надо сказать, что чуйка на металл у него была лучше всех, так что это место он занимал по праву. Ему же вменялось в обязанности изредка, доверив помощнику ворочать чугун в печи, контролировать состояние металла в двух других печах. Так сказать, для большей схожести результата из разных объектов.

Надо сказать, когда батя, наконец, открыл слив металла из своей печи, у меня была твердая уверенность, что плавку мы запороли. Так неохотно струя металла выползала и скользила по желобу в форму, что у меня перед глазами встали незаполненные полости, каверны и прочие многочисленные дефекты. От расстройства прыгнул в специально вырытую яму в ручье, где периодически охлаждались работники. Несмотря на свежий ветерок, дующий вдоль ручья, у нас стояла одуревающая жара от раскалившихся печей. Освежившись, решился подойти к литейному мастеру, прыгающему вокруг формы с тяжелой железякой в руке. Ней он периодически тыкал внутрь, прямо в расплавленный металл.

Литейного мастера мы умыкнули из Луцка, несколько недель назад, когда уже с похода возвращались. Наши первые несмелые опыты литья из чугуна всякой бытовой мелочевки убедили меня, что без человека возившегося с формами и литьем наша самодеятельность ничем хорошим не закончится. Когда наш набег на поляков дошел до стадии эвакуации и груженый добром обоз отправился домой, четверо казаков с нашей ватажки вместе со мной остались контролировать, чтоб весть про налет не распространялась. Такие же отряды дозорцев оставили и другие ватажки. Через три дня мы объединились. Создав ложный обоз, двинулись мимо Луцка в сторону Киева. Тогда я и отпросился заскочить по дороге в Луцк, взяв с собой двух казаков.

Мастера по бронзовому литью мы нашли быстро. Он был один на весь город. Сам поляк, католик, жена — аналогично. Трое детей. Две девки и младший сын. Уговаривать их смысла не было, а мастер был нужен еще вчера. Поэтому пришлось семейство ставить перед фактом, что они срочно переселяются к нам. Отработают три года, получат монеты и могут быть свободными. Главе семейства пришлось несколько раз дать по печени, пока он не осознал серьезность наших намерений. Жену, чтоб не орала, пришлось слегка придушить и намекнуть, что у нее две почти взрослые дочки, а у меня два очень не женатых казака. И если она еще раз откроет рот, то они начнут к ним серьезно женихаться.

Мы с собой взяли два пустых воза, чтоб было куда барахло погрузить. Еще один воз и пара коней была у мастера во дворе. Загрузившись, мы тронулись в путь. Честно предупредили, если кто по дороге откроет рот, вырежем всю семью. Первой выехала жена с дочкой в сопровождении одного из моих казаков. За ними следом, так чтоб первую подводу было видно, вторая дочка с братом и мой казак. Мы с мастером отстали. Заехали по дороге к местному меняле, которому поручили продать дом с оставшимся барахлом за сто пятьдесят монет. Написали и подписали поручение. Договорились, что монеты он передаст в Киев своему родичу, а мастер лично, через два месяца у того заберет. Выехали из города спокойно, стража на выезжающих даже не смотрела. За выезд мыто не брали.

Несмотря на экстрим при знакомстве, наше сотрудничество с мастером по приезду развивалось успешно. На него большое впечатление произвел тот факт, что за всю дорогу ни жену, ни дочек никто из казаков пальцем не тронул. Что не только он, но и жена с дочками сразу получили оплачиваемую работу. У женщин был выбор: либо нитки прясть, либо полотно ткать, а можно на кухне помогать. Причем работу не только дают, но и оплачивают монетами, как договаривались. Еще его поразило, что к приезду, семью уже ждала отдельная просторная полуземлянка, отапливаемая по белому, с очагом, чугунным настилом и двумя чугунками. Не Бог весть что, но и не шалаш, и не дыра в земле.

Показывая мастеру наши изделия, сразу сказал, что все чугунки ему подарены, как пример того, что мы льем. И если качество настила всех устраивает (чтоб с дефектами вылить плоскую прямоугольную плиту с двумя дырками для чугунков... наверняка, такие люди в природе есть, но мы их к литью не допускали), то качество литья чугунных котлов различного размера он должен существенно улучшить. Стенки потоньше, вид более эстетичный. Но главное, поскольку продукция предполагается массовой, сделать формы нужно многоразовыми. При этом, процесс остывания и освобождения формы для повторного использования должен быть минимальным по времени.

Нужно было множество литейных изделий из бронзы: детали спускового механизма к самострелам, бронзовые подшипники различных размеров. Их придется доводить на станках, но от качества литья зависит и срок службы, и количество усилий по дальнейшей обработке. Так что работы для мастера было больше чем надо.

Конечно, показал модель пушки, выточенную из дерева в натуральную величину, рассказал, что будем лить это изделие из металла. Срочно нужна форма. Мастер сказал — нет проблем, форма простая, через восемь-десять дней будет готова. Как глина будет сохнуть. Тут мне пришлось его удивить еще раз, заявив, мол, мы в литье дубы — дубами, сам видел какие котелки льем, но изготовим такую форму за полдня.

Поляка аж трусить начало от злости, он то ржал как ненормальный, то обзывал меня, при этом доказывая, то ли мне, то ли себе, что это невозможно. Дескать, собери хоть десять беременных баб, а за месяц они не родят. Пришлось прервать его словоизлияние и перейти к конкретике.

— Янек, хватит языком мотать, чай не на базаре. На что готов об заклад биться со мной?

— Да на что хош! Если покажешь чудо такое, год без оплаты на тебя работать буду! Да что год! Все три года без монет отработаю, а если не сможешь, вдвое мне платить будешь!

— Один умный человек, когда-то сказал так, — "из двоих, что бьются об заклад, один — дурак, другой — Иуда". Кто из нас дурак, то мне понятно, но Иудой тоже быть не хочу. Не нужны мне твои монеты, однако за то, что не поверил и дурнем меня называл, ответить придется. Давай так. Если изготовлю форму такую за полдня — работаешь у нас не три, а пять лет. Монеты каждый месяц получаешь, как договорились. Если не выйдет у меня, через год уедешь, никто держать не будет. Идет?

— Идет! Показывай!

— Погоди, не гони лошадей. Придет время, все увидишь. Ты у нас много еще увидишь того, что никогда еще не видел. Вот, смотри, тут дырка должна быть, чтоб ядра вылетали, канал ствола называется. Можешь не запоминать, тебе это без надобности. Смотри, какую форму смастерили. Тютелька в тютельку...

— Да кто ж такое делает! Глина же сразу потрескается! Медь расплавиться! Псу под хвост вся работа!

— Если я тебе Янек побожусь, что глина не потрескается, что медь не расплавится, ты же мне не поверишь, ... а давай еще один заклад! Если по-моему выйдет — семь лет у нас работать будешь, нет — на следующий день даю тебе двести монет, пакуешь телеги и уезжаешь! Бьешься об заклад?

— Как ты говорил, Богдан? Один — дурак, другой — Иуда? Не хочу на твоей дурости молодой наживаться. Не будь дураком Богдан! Я тебе за три дня эту форму всю из глины сделаю, может тогда толк с того будет...