Минимально необходимое воздействие-2

— Обратил внимание на приписку?

— Да. Очень хорошо, что тот, кто посылает эти письма, не только понял наш вопрос, но и упростил их подачу в будущем. Вон, отец идёт.

— Здравствуй, Алексей.

— Здравствуйте, Никита Сергеевич.

— Ну что, молодёжь, как настроение?

— Бодрое, жить становится всё интересней и интересней.

— Пап, ты всё-таки сказал на Ассамблее про кузькину мать?

— А почему бы и нет? Зачем менять то, что не имеет значения или хорошо. Знаете, что ещё хорошего в предсказании о моём снятии?

— Что можно заранее принять меры.

— Это само собой, оно ещё означает, что я встречу своё семидесятилетие на боевом посту. Во время плавания у меня было время обдумать последнее письмо. Самое важное там, это засуха 1963, отправка меня на пенсию и эта самая электроника, которую нужно микрометром мерить, — Хрущёв посмотрел на мрачно молчащих родственников. — Что, не согласны?

— Пап, это письмо не последнее, было ещё два.

— Ну так, показывайте.

Аджубей раскрыл папку и зашуршал бумагами: Сначала вот это, потом это.

Хрущёв прочёл предпоследнее письмо, потом последнее, потом снова предпоследнее, что-то бормоча про себя.

— Не может быть, не верю! Капитализм историческое прошлое, нельзя повернуть историю вспять! — круглое лицо Первого секретаря ЦК покраснело, он сопровождал свои слова энергичной жестикуляцией.

Сергей с Алексеем переглянулись, но не сказали ни слова, примерно такую реакцию они и ждали. Энергично шагающий взад и вперёд по ухоженной дорожке отец и тесть, наконец, остановился: Ну, что молчите, воды в рот набрали?

— Папа, скажи, в Болгарии социализм?

— Да. К чему ты клонишь?

— В Венгрии тоже социализм?

— Социализм, социализм. Ты намекаешь на 56 год? После войны тогда прошёл всего десяток лет, он там ещё не устоялся, были сильны пережитки прошлого.

— Но если бы не Советский Союз, то реставрация капитализма произошла бы?

— Я же сказал, прошло слишком мало времени, рабочий класс ещё не успел по-настоящему осознать свои интересы.

— Из письма я понял, что в 68 нечто похожее случилось в Чехословакии, и опять, если бы не мы, то произошла бы капиталистическая контрреволюция. А после войны пройдёт уже 23 года.

— Этого ещё не случилось.

— Да, ещё, — Сергей выделил последнее слово, — не случилось.

— Ладно, — старший Хрущёв уже успокоился и потряс письмо, — ты хочешь сказать, что это можно предотвратить?

Некоторое время Первый секретарь молчал, потом продолжил: Нужно, необходимо предотвратить. Думаю, причина в том, что меня отправили, то есть отправят, на пенсию, а Брежнев наворотит дел, или, наоборот, ничего делать не будет.

— Никита Сергеевич, — слово впервые взял Аджубей, — вы считаете, что если бы вместо Брежнева из Президиума ЦК пришёл кто-то другой, было бы лучше?

— Думал уже над этим, ни в ком из Президиума не уверен, — до этих пророчеств Хрущёв обычно избегал обсуждения своих коллег в кругу семьи, — я, хотя бы, знаю, что делать. Что там у нас, микроэлектроника? Сергей, сможешь узнать, у кого из наших с этим лучше всего дела обстоят? Я тоже, конечно, буду это выяснять, только каждый там свои интересы преследует. В общем, нужно составить план действий, и где-нибудь в декабре, а лучше в ноябре собрать пленум ЦК.

— Никита Сергеевич, мне всё же не совсем понятно, как отставание в одной технической области может без всякой войны привести к падению страны, — Аджубей озвучил свои настоящие сомнения.

— У тебя есть какое-то предложение?

— Да, я думаю, что нужно задать "пророку" вопрос о других причинах.

— Задавай, — пожал плечами Хрущёв, — хуже не будет.

* * *

Характерный звук разбивающегося стекла показал направление, и я бросился вперёд с высокого старта. На этот раз наша группа патрулировала переулки, а звук раздался с главной улицы. Может быть, наконец, удастся получить ответы на пару вопросов. Да, я не ошибся, это опять тот многострадальный телефон-автомат, на моей памяти его остекление разбивают уже в третий раз. В сторону от него метнулась невысокая фигура, мне пришлось ускориться. Разделяющие нас поначалу три десятка метров я нагнал секунд за пятнадцать. Как и ожидалось, злоумышленником оказался подросток, на мой взгляд, лет 14-15. Когда я вёл его за руку на место преступления, на мои вопросы он не отвечал, только канючил: Отпусти... это не я... оно само разбилось.

Нагнавшие нас остальные парни, сегодня не было только Механошина, тоже не смогли добиться от подростка внятного ответа, зачем он разбил стекло. Орудие преступления, обломок кирпича, нашёлся на месте, телефон оказался исправен, небольшой запас пятнадцатикопеечных монет мы для этих случаев хранили. Кстати, с учётом объявленной денежной реформы, я уже начал придерживать медные двушки.

Дальше уже хорошо знакомые нам процедуры, милиция, протокол "Нанесение ущерба социалистической собственности из хулиганских побуждений". У меня не укладывается в голове, зачем портить полезную всем вещь? Какой в этом, хоть малейший смысл? Однако, как рассказывают милиционеры, да я и сам это вижу, явление довольно частое. Интересно, а как обстоит с этим дело в капиталистических странах?

На следующий день после занятий Маша сообщила, что меня снова приглашают в комитет комсомола. На этот раз кроме Лоры там был секретарь комсомольской организации. Меня поставили в известность, что письмо в ЦК КПСС на имя Никиты Сергеевича Хрущёва от имени комсомольской организации МЭИ уже отправлено, и дали мне возможность ознакомиться с копией. Обычное дежурное содержание, но смысл передаёт верно. Секретарь, между делом, заметил, что получено одобрение партийной организации. В целом, не имеющее для меня существенного значения событие, но когда я собрался уже уходить, за мной вышла Лора и предложила проводить её до метро, если я, конечно, располагаю временем.

К чему бы это? Временем я располагал, ехать в ИТМиВТ или в НИИ-35 было уже поздно, тренировки сегодня не было. Лора или знала об этом, или так случайно совпало. Ответил, что располагаю, и через несколько минут мы уже выходили из учебного корпуса. Она оказалась довольно высокой, всего на полголовы ниже меня, ну и идти рядом с красивой девушкой было приятно.

— Глеб, как смотришь на то, чтобы пройти до метро пешком?

— Положительно, на трамвае сейчас битком народу. В абитуре я даже в центр ходил пешком, да и на первом курсе частенько.

— На работу тоже пешком ходишь?

— До Ленинского проспекта слишком далеко, да и не на первом курсе я туда работать устроился, — осведомлённость девушки о том, что я работаю, понятна, характеристика на меня от комсомольского комитета.

— А почему тебя, студента, в научный институт на работу приняли?

— Я написал язык программирования, с помощью соавтора с кафедры математики, он отправил его на рецензию в этот институт, там как раз новую ЭВМ сделали. Язык понравился академику Лебедеву, он обещал его опубликовать, если я напишу транслятор этого языка для их новой машины. Я написал, вот после этого меня и приняли на работу.

— А книгу опубликовали?

— Конечно, почти два года назад, целых сто экземпляров, правда, ДСП, для служебного пользования. Но прочесть её можно будет, она должна скоро выйти в "Науке".

— Ты сильно расстроился, что тебя не допустили до олимпиады в Риме?

— Как тебе сказать, так-то интересно, конечно, было бы посмотреть на жизнь в другой, капиталистической стране, да и тренер по результатам спринтеров победителей олимпиады считает, что у меня были неплохие шансы на победу. Но бег для меня всего лишь развлечение и способ поддерживать физическую форму, так что сказать, что я сильно расстроился, нельзя.

— Что собираешься делать после института?

— Работать, конечно, что же ещё.

— Понятно, что работать, я имела в виду где, ну и планы вообще, аспирантура там, диссертация.

— Диссертация сама по себе меня не интересует, а вот наука и техника, другое дело.

— Помнишь, когда мы были абитуриентами, ты сказал, что мечтаешь создать мыслящую ЭВМ, не отказался ещё от этой мечты?

— Нет, не отказался, просто сейчас лучше понимаю предстоящие трудности.

— Понятно. И да, спасибо тебе за ту помощь при поступлении.

Глава 5.

Хотя было очевидно, что своеобразная переписка с Аджубеем вступила в активную фазу, на его месте у меня самого была бы масса вопросов, режим просмотра "Известий" я менять не стал, лишним свободным временем не располагаю. Очередная недельная подшивка этой газеты одарила образцом творчества Д.Иванова. Пробежав глазами заметку, я не смог однозначно определить на какой вопрос он хочет получить ответ. Этот сельский корреспондент жаловался на то, что замедлился рост удоев колхозных коров, и что специалисты не могут установить точную причину, или корма недостаточно сбалансированы, или нехороши условия содержания, или порода неподходящая для наших условий. Всё, больше ничего похожего на вопрос в статье не было. Прикинув варианты, решил посоветоваться с Ефремовым.

На этот раз он был дома не один, хорошее в этом было то, что жена немедленно занялась готовкой чая с перекусом, плохое — поговорить удастся, написать (нарисовать) письмо, нет. Выслушав максимально точно переданный мною текст статьи, Иван Антонович ненадолго задумался.

— Пожалуй, нужно будет на следующий год выписать эту газету. А по вопросам с удоями я думаю так — общий смысл этой заметки: есть проблемы, которые неизвестно как решать. Считаю, что это удобный случай написать почти что угодно, то, что мы с вами посчитаем самым важным.

Что считать на настоящий момент самым важным мы обсуждали вплоть до приглашения к чаю. Подготовить само письмо договорились на послезавтра, в четыре часа, завтра я не могу, слишком занят.

За чаепитием, в котором принимала участие и жена Ивана Антоновича, разговаривали на общие темы. Учитывая лёгкий характер беседы, я рассказал забавную историю отношений со студенткой с не слишком часто встречающимся именем Лора, которая вдруг сменила едкое неприязненное ко мне отношение на вполне доброжелательное. Тема Таисию Иосифовну неожиданно заинтересовала, и она стала задавать вопросы.

— В какой момент, после каких событий её отношение начало меняться к лучшему?

— Она села ко мне за стол, когда наши собачки слетали в космос, хотя Белка и Стрелка тут, конечно, не причём, — начал вспоминать я. — Пожалуй, начиная с того момента, как меня не пустили на олимпийские игры в Рим.

— Так вы, Глеб, оказывается, спортсмен. Что ж ты, Ваня, мне об этом не рассказывал?

— Чемпион и рекордсмен СССР в беге на 100 и 200 метров. Но ты, Тася, спортом никогда особо не интересовалась.

— Тогда, может быть, она вас, Глеб, пожалела. Женская жалость, особенно к несправедливо обиженному мужчине, сильное чувство. После этого вы ещё о чём-нибудь с ней говорили?

— В последнюю и единственную нашу встречу вдвоём, Лора узнала о том, что я опубликовал свою первую научную книгу, вроде бы, новое слово в языках программирования. Ещё расспрашивала о моих планах на будущее.

— Понятно, — Ефремовы переглянулись и Таисия Иосифовна продолжила. — Возможно и не жалость, парень вы, Глеб, видный, умный и интересный.

— Тася, хватит, а то испортишь нам молодого человека неумеренными комплиментами, — улыбнулся Ефремов.

* * *

Очередное письмо "пророка" Аджубей получил только через неделю после опубликования заметки Д.Иванова. Привычно проверив целостность конверта, распечатал его и приступил к чтению.

"Здравствуйте, Алексей Иванович! Это письмо за номером шесть содержит субъективный анализ событий в СССР от конца 20-х годов по настоящее время. Период от начала индустриализации и до смерти И.В.Сталина можно кратко охарактеризовать как конструктивный период тирании. Для того, чтобы тирания была конструктивной с точки зрения развития страны необходимы, как минимум, два условия: первое, догоняющая экономика, когда необходимо быстро перенять известные в наиболее развитых странах передовые технологии и, второе, умный, сильный и бескорыстный тиран. Тираническая элита должна быть простым проводником воли тирана, который точно знает, что нужно делать. Для достижения этой цели тиран проводит ротацию элиты, заодно не давая ей основательно загнить и обеспечивая собственную безопасность. При этом народ фактически не влияет на формирование элиты.

Когда основная цель достигнута, ключевые известные технологии внедрены и освоены, и требуется поиск новых, неизвестных технологий, тираническая модель управления социальной системой перестаёт быть в этом отношении эффективной. Тиран больше не знает, что нужно делать, а элита, привыкшая выполнять приказы сверху, тем более. Стала ещё заметнее работать в минус сильная прежде сторона сталинской элиты, высокая степень ответственности за порученное дело. Руководители, вплоть до среднего звена, опасаются внедрять новые разработки, предпочитая хорошо известные им решения, тем более, что большинство новшеств бесполезны или вредны. Рискуют только руководители авантюристического склада с самыми разными последствиями.

Самые грубые, системные, ошибки, совершённые в постсталинский период по настоящее время.

1.Ликвидация артелей постановлениями 1956 и 1960 годов привела к снижению гибкости народного хозяйства, невозможности достаточно оперативно реагировать на изменяющийся спрос. Научно-технические артели могли бы на свой страх и риск разрабатывать новые технологии без существенного ущерба для социалистической экономики. По мере внедрения в производство микропроцессоров и других достижений электроники, вместе с автоматическими станками появятся цеха и даже заводы-автоматы, что приведёт к освобождению большого количества рабочей силы. Артели — один из инструментов смягчить проблемы этого процесса.

2.Принятый в 1956 году запрет на сбор компрометирующих материалов на партийно-советскую и профсоюзную номенклатуры, по существу создал новое привилегированное сословие, тем самым определив неравноправие граждан страны, и создав предпосылки для сословного общества. Другое последствие, быстрое разложение номенклатуры и распространение разложения на другие слои населения".

Дважды перечитав письмо, Алексей Иванович задумался, интересно, а удачные решения у Никиты Сергеевича были? И сам же себе мысленно ответил, наверняка, да, например, прекращение выплаты дополнительной, необлагаемой налогом и даже партвзносом, зарплаты. Просто в статье Д.Иванова я задал неявный вопрос об ошибках и проблемах, ну и получил соответствующий ответ. Правда, идти с этим ответом к Хрущёву страшновато, но придётся. Надеюсь, после информации о распаде страны его уже ничто не сможет смутить.

— Ну, что ещё плохого имеешь сообщить? — этими словами глава государства встретил зятя в своей резиденции.

Поздоровавшись, Аджубей без комментариев подал конверт.

— Здравствуй, — к компании присоединился Сергей и показал глазами на читающего отца. — Что там?

— Сейчас сам прочтёшь, а если коротко, то ответ на расплывчато заданный вопрос.