Сдв2

— После твоего появления на корабле стали пропадать люди. Случайно не знаешь, куда они делись?

Хотелось уточнить дату исчезновения, чтобы сказать, через сколько их можно будет найти по запаху, но потом вспомнилось, что отец в ультимативной форме требовал валить все на него. Потому доверительно наклоняюсь к уху напрягшегося офицера и сообщаю великую тайну.

— Папа волнуется, — я ему по комлинку тонко намекнул, что даю еще пару планет на подумать, и если он не оторвется от работы, начну разбирать найденные механизмы, не предусмотренные изначальной конструкцией корабля и уставом, самостоятельно. Мне их уже складывать некуда, а ведь еще даже половину не облазил...

Безопасник передергивается. Видимо, представляет, чем это всем грозит, но берет себя в руки и продолжает допрос.

— Еще куда-то делись дроиды.

— А это уже я...

Засек Силой какую-то ерунду на обшивке, но как-то у меня не получается пока хорошо чувствовать себя в вакууме, хотя теоретически это возможно, вот и пришлось реквизировать дополнительный реквизит, а вернуть как-то забыл. Да и нужны мне они еще...

— Сэр, — внезапно вмешался в диалог один из клонов сопровождения, — Главнокомандующий временно изменил пункты устава, регламентирующие порядок действий при исчезновении членов экипажа или приписанного к кораблю оборудования. Этот допрос неправомерен...

— Да я знаю, — офицер тяжело вздохнул, — Я лично доложу Лорду Вейдеру о том, что превысил свои полномочия, так что не беспокойтесь.

Врет и не краснеет.

— Ты же не выдашь меня, малыш?

Было бы здорово, если бы сейчас откуда-то из-за угла вырулил Вейдер и многозначительно кашлянул, став у хитрожопого безопасника за спиной, но мы не в дешевом голофильме. К счастью, врать мне все равно не придется.

— Не выдам, — клоны исправно держали запись в шлемах включенной и раз в сутки отправляли полную информацию о паре часов моих официальных прогулок напрямую родителю.

Собственно, кроме рефлекторного убийства шпионов и предателей или поиска остатков их деятельности у меня была еще одна важная задача, эдакое домашнее задание. Сочинение на тему "Как я провел время на имперском ИЗР". Палпатин считал, что свежий взгляд постороннего человека может выявить новые проблемы или помочь в решении старых, потому что пока вся мощь имперской военной машины поражала своим величием и бестолковостью. Конечно, в отличие от павшей Республики эта мощь хотя бы была, что являлось огромным достижением, но работать здесь предстояло долго и упорно.

Малый процент толковых военных тонким строем размазывался по Галактике, удерживая массив менее толковых а то и откровенно тупых военных от деградации до толпы вооруженных мужиков. Периодически Вейдер выдергивал из этого рваного полотна кого получше, надеясь за несколько десятков лет набрать полноценную команду первоклассных специалистов, способных нормально реформировать вооруженные силы, но процесс был крайне медленным. Теоретически, имеющихся сейчас на службе гениальных и просто умных людей должно было хватить для этой эпической цели, но проблема была в том, что на них-то все и держалось, так что, собрав в кулак лучшие умы, Империя рисковала просрать то, что собиралась реформировать, все же процесс это не мгновенный.

И, что самое печальное, оба ситха были здесь бессильны, никакая Сила не могла дать подданным мозги. И Избранный, непосредственно контактирующий с самой буйной и чаще всего вооруженной частью толпы, ощущал проблему гораздо глубже, хотя Палпатин периодически тоже шептал что-то, похожее на "Сила, убей идиотов...". Наверно, это было обидно, пахать, как проклятым, периодически срываясь в удушение или молнии, поселиться на собственном рабочем месте... и ничего. Подумаешь, преступность упала на 1% или ВВП на столько же поднялось. Нет, умом-то понимаешь, что вообще это круто, но глаза результата не видят. Я бы на их месте либо бросил все, либо устроил массовый геноцид, но это же ситхи, свобода воли и все такое. Не мешайте нам портить себе жизнь, как говорится.

Конкретно Вейдер, судя по увиденному, болтался, по всей Галактике, как белка в миксере, из конца в конец, от одного восстания к другому, без перерыва, зато с резкими зигзами и кульбитами — дополнительные приказы нагоняли флот чуть ли не в гипере. Не успеет навести порядок, как присланный из столицы офицер опять ввергнет все в хаос. А потом застрелится, оставив после себя кучу неприятностей или того лучше — запросит помощи и Палач Императора опять придет карать. И уже не хочется проявлять ни находчивость, ни понимание, черный плащ тяжелеет от крови, а визоры маски смотрят на любую трагедию с усталым равнодушием, потому что видевший все грани горя не одну тысячу раз, уже и забыл, что он человек и может чувствовать. Что при виде этого всего вообще что-то нужно чувствовать. Притом эта черта пусть и была доведена Дартом Вейдером почти до абсолюта, изначально зародилась еще в Энакине Скайуокере на Клонической войне. Имеющий глубокую связь с Силой, но не умеющий полноценно закрываться, джедаи просто не могли подготовить своего Избранного к ощущению гаснущих жизней в таком количестве.

В итоге к моменту, когда Палпатин раскрылся, юное дарование отнеслось к идее империи весьма благосклонно. Война меняет. А военные склонны к выстраиванию иерархии и диктатуре. Вообще, по-моему, не бросить гиблое дело по улучшению Империи Вейдеру не дает никуда не девшееся Скайуокероское упрямство (в ситхе от Энакина больше, чем он сам считает) и память о том, что в Республике было еще хуже. К клонам Скайоукер проявлял уникальную для ВАР заботу и внимание, старался вникнуть в проблемы каждого солдата и помочь, обращался только по именам, никогда не используя официальный номер.... И, разумеется, боролся за каждого солдата, берег каждую жизнь. А потом устал и стал ситхом. Очень лютым ситхом, который вот-вот скатится в депрессию...

М-да, помедитировал в отцовской камере, называется. Эдак скоро у него любимый приказ станет "Расстрелять!".

— Сын! Что ты здесь делаешь?

Ага, а вот и наш опаздун. Сказал, что через пару часов освободится, а в итоге прошлялся на какой-то планете несколько суток, закоптился, устал и повредил костюм. Отлично, значит сильно сопротивляться не должен. Приступим к экстренной релаксации...

— Тебя жду.

* * *

У Вейдера была уважительная причина избегать Аньяна на собственном корабле. Сына всегда интересовало, что у отца под броней. Сначала это было банальное любопытство, потом профессиональный интерес, но пока ребенок был маленьким, его пожелания можно было игнорировать. К тому же после углубленных занятий медициной юный натуралист признал, что на данный момент его квалификация недостаточна, но теперь ситуация несколько изменилась. Правда, дверь из каюты не была заблокирована, видимо, сын еще не начал взламывать системы корабля, так что можно еще отступить.

Однако, Темный Лорд недооценил своего потомка. У Аньяна был план, он как-то странно напрягся и... заревел.

Стоит отметить, что это тело плакало впервые в жизни. До зарождения Сознания оно максимум невнятно хныкало, а после использовало слезные железы только по прямому назначению — для дополнительного промывания глаз при попадании туда соринок и мелкого мусора. О том, что слезы — необходимый элемент различных манипуляций окружающими, Аньян узнал из книг по психологии, а понял, как такое может быть, и вовсе лишь после слияния с памятью попаданца. Зато сейчас внезапный ход серьезно озадачил Вейдера, который истерик не закатывал лет с трех и уже как-то подзабыл, что в таких случаях требуется делать, если вообще знал. Ситуация неприятно напомнила об Амидале, которая пусть редко, но все же могла всплакнуть толи от горя, толи от счастья на плече мужа.

Тело, раньше разума вспомнившее давний навык, нерешительно шагнуло вперед, собираясь обнять и утешить... но споткнулось от прострелившей грудь боли и пошатнулось под тревожный писк костюма жизнеобеспечения. Чужие руки подхватили не успевшего впасть в ярость Лорда и помогли добраться до камеры. Через минуту Вейдер уже сидел в ней, пытаясь отдышаться, и мысленно отвешивал себе подзатыльники. Эта атака была предсказуема, более того, подготовка к ней велась открыто, потому к моменту, когда Аньян решил действовать, он банально забыл про брешь в своей защите.

Избранный и раньше собственной энергетикой частично гасил направленные на себя Силовые техники. Он легче переносил молнии, мог рассеять толчок, а слабых ментальных приемов и вовсе не замечал. Вейдер же ко всему этому добавил постоянную напитку тела Силой, что не только укрепляло и усиливало тело, но и защищало от дистанционного сканирования. Потому-то Аньян и не мог издалека заглянуть внутрь организма родителя. Зато он мог часами ковыряться в природных и искусственных щитах, чрезвычайно забавляя этим младшего ситха... до сегодняшнего момента. Вейдер уже представлял, как Император откинется на спинку трона и начнет нудеть, что предупреждал — Аньян слабо подвержен влиянию эмоций и если уж ковырял защиту, то совсем не из праздного любопытства. В сфере начавших раскрываться способностей сына текущее положение дел было тревожным.

Изначально Вейдер не понимал, почему учитель внезапно изменил свое мнение и понизил приоритет столь любимых старым ситхом гуманитарных наук в обучении тогда еще безликого эксперимента, хотя и был этому рад. Теперь же было ясно, что Палпатин предположил, а может и предвидел один неочевидный итог развития уже имевшихся у Аньяна склонностей. То, чего редкие Мастера добивались тяжелым трудом и тренировками, досталось сыну практически даром, оставалось лишь подтолкнуть общее развитие в нужном направлении. Вес, размер, расстояние, время — для Силы все это не имело значения. Зато это имело значение для управляющего Силой сознания. Теоретически, одаренный мог кастовать любую технику на любом расстоянии от себя, на практике лишенный любых ментальных барьеров и чрезвычайно чувствительный Аньян мог точечно короткими импульсами воздействовать на реальность в радиусе тридцати метров — невероятный результат для обычного джедая, и лишь первая ступенька на лестнице, по которой ведет свой инструмент Палпатин.

Сейчас перед Вейдером стоял будущий мастер несчастных случаев. Если учесть, чья рука будет направлять этот смертоносный инструмент, очень несчастных. Все шутки СИБ об упавших с лестницы и свернувших шею, поперхнувшихся вином насмерть или скончавшихся от внезапно обострившейся хронической болезни вскоре должны были стать реальностью. Раньше Аньян контактировал только с дикими животными и, не имея причин сдерживаться, прекрасно отточил навык дистанционного убийства. Зачем подпускать хищника в ближний бой, если тот стар и давно мучается больным сердцем? Теперь же, находясь на корабле, где смертность среди экипажа и так повышена, сын тренировался контролировать себя и действовать избирательно. Джедаи наверно в Силе вертятся, наблюдая, как веками нарабатываемыми техниками, направленными на исцеление, кто-то небрежно гасит чужие жизни.

К счастью, одаренных таким слабым воздействием не проймешь. Вейдер не станет пренебрегать опасностью, исходящей от сына, и на ближайшей медитации не только тщательно укрепит все щиты, но и парочку новых повесит, а то что-то расслабился он в последнее время без схваток с джедаями...

— Сам разденешься или помочь?

... но сначала следует удовлетворить желания сына, пока он не придумал еще что-нибудь. Напугать ребенка внешним видом было сложно, некоторые пособия для его практических занятий выглядели гораздо хуже, так что внеплановый осмотр должен был быть неприятным, но не более.

— Сам.

Под пристальным взглядом сына не было неуютно. Тот опять начал расплываться в Силе, что позволяло сознанию, если не сосредотачиваться на объекте, воспринимать его частью интерьера. Да и изначальным планам ситха это не противоречило. Он хотел медитировать? Так одно другому не мешает, Аньян пусть смотрит, если так хочется, а Вейдер займется своими делами. В последнем рейде наловили пучок мятежников, нужно собраться перед их допросом, а то опять передохнут и на Кессель некого отправлять будет.

— Хм... — чужие пальцы вошли в стык между настоящей кожей и искусственной, будто эта рана не заросла, и, подцепив край чужеродного материала, оторвали тонкую пленку от мышц. Вейдер дернулся от неожиданной боли — искусственная кожа малочувствительна, но вот под ней все было вполне родным, живым и нежным. Кровь из оголившегося мяса не текла, но все равно неприятно.

— Ты что творишь?! — темная энергия вышла толчком Силы, но сын только покачнулся, успев поставить блок.

— Ты мне здесь нужен. Помогать будешь.

— Чем? — Темный Лорд по первости изучил не мало голокронов и свитков, посвященных исцелению и воскрешению, но, то ли он делал что-то не так, то ли информация была с подвохом, значительных успехов на этом поприще не наблюдалось. Для полноценных же исследований не было ни времени, ни подходящей базы. Если для практики в простом заживлении ран требовался только пациент, то для полноценных работ с жизнью — огромные лаборатории, подобные тем, что Император модернизировал на Камино, и это наверняка только краешек истинного размаха инициированной им научной деятельности. А еще требовалась практика, не сухие строки отчетов древних ученых и разжевывание наставлений призраков, а собственноручно наработанные навыки. Путь от простого к сложному, на котором ученик своими глазами увидит множество нюансов, описать которые словами физически невозможно. А как тут тратить на чье-то лечение подходящую по спектру энергию, если она вся на себя уходит?

Если бы джедай-Энакин не маялся дурью, бравируя силой техник и мастерством фехтования, а изучал столь тонкие аспекты владения Силой... но нет, слишком молод и горяч он был, только корабли и драки в голове. Потом любовь, подарившая ощущение крыльев за спиной и ложной неуязвимости, и война, добавившая в черно-белый мир цвета крови и пепла. Вот и выходит, что в почти идеальных условиях Избранный учился не тому и не у тех, но узнал об этом, как это обычно и бывает, слишком поздно. Теперь Вейдер вынужден был ползти по заросшей дороге, хотя раньше мог бы пробежать по расчищенному тракту.

— Ничего сложного. Знаешь же, по каким планетам меня мотало, надыбал там пару кусков очень сильного колдунства.

Вейдер привычно закатил глаза, услышав в речи сына новое исковерканное слово. Помниться, поначалу Палпатина, как оратора, радовали сочные и яркие обороты, составленные не по правилам лингвистики в угоду эмоциональности и живости речи. А вот Дарта Сидиуса, как параноика, беспокоило, откуда эксперимент, к которому имеет доступ столь мало живых, знает слова, характерные больше для среды мелких мафиози и прочего необразованного быдла. Сначала грешили на Фетта, но после дополнительного расследования вынуждены были признать, что объект играется с приставками, суффиксами и прочими фразеологизмами исключительно по собственной инициативе. Ну, нравится ему так. Перед наемником пришлось извиняться, к счастью, он был не обидчив и взял деньгами.