Ветер и крылья - 1

В эту секунду Энцо понял, что его жена такой не будет. Он женится только на сильной женщине. Чтобы его дети никогда вот так не стояли... мало ли, что случится в жизни?

Никогда!

Пару минут Джакомо еще терпел, а потом аккуратно отодвинул от себя Фьору.

— Присядь, дорогая сестра. Вот так... да, в это кресло...

— Ооооо... это кресло Пьетро...

Джакомо скрипнул зубами, но Фьору погладил по длинным светлым локонам, которые, согласно обычаю, заплели в две толстых косы. Вдова...

— Не сомневаюсь, он был бы не против. Расскажи мне, дорогая сестрица, как все произошло?

Вместо ответа Фьора разразилась слезами. Мия подошла к двери, и резко распахнула ее.

— Ах ты... подслушивать!?

Мария, с подносом в руках, только ахнула.

— Что вы, дана!? Я бы никогда... я вот... горячее вино с пряностями...

Мия понимала, что вино можно было бы и быстрее принести, да и под дверью стоять не обязательно, но ладно уж...

— Поставь поднос и выйди вон. Еще раз увижу под дверью — уволю.

И сама, лично, закрыла дверь за служанкой. Потом повернулась в дядюшке.

— Горячего вина, дядя Джакомо?

— Пожалуйста, Миечка, поухаживай за мной...

Мия не стала спорить.

Она налила вино в бокал, лично поднесла дяде вместе с большим блюдом... кто-то понял, что гость будет голоден и на подносе стояла тарелка с ломтями ветчины, сыра, хлебом...

Джакомо пил вино, жевал ветчину, и оглядывался по сторонам.

Да, он здесь не был уже лет пять. Феретти, дом его предков... загаженный до предела. Обедневший, пыльный... тростник на полу! Боги, даже у него на полу — ковры! Хотя отец Катарины купец, и не из бедных!

А тут даны...

Но что с того титула, когда в кармане ветер свищет? Как второй сын в семье, Джакомо должен был выбрать военную карьеру. Он мог пойти в гвардию, мог служить при дворе, но ему этого совершенно не хотелось.

Придворная жизнь дорогА. Где взять деньги? Каждый выкручивается по-своему.

Кто-то играет, кто-то находит себе богатую вдову и живет с ней, кто-то... Единицы делают карьеру. А сколько умирает? Сколько остается в безвестности?

Если бы Джакомо пообещали, к примеру, что при дворе короля Филиппо Третьего он сделает карьеру, он бы не задумался. Но когда гарантий никаких нет, да и вообще, ты служи, а мы посмотрим... нет, так он не согласен.

Да и сложно при дворе его величества.

Чины он раздавал охотно, титулы тоже, так Джакомо и без того дан. А вот земли и деньги — простите. Казне нужнее.

Джакомо за родную страну радел, конечно, в сильной стране оно куда как приятнее жить, нежели в слабой. Но богатым жить приятнее в любой стране. А денег он при дворе и не получит.

Вот и женился на Катарине Лаццо.

Нельзя сказать, что он безумно любил невесту, или был невероятно счастлив. Перестарка взял. Страшную, тощую, длинноносую, с редкими зубами и волосами, да еще и с бородавками по всему телу... никакого сравнения с очаровательной Фьорой.

Зато Фьора в приданое только себя принесла. Ну, с десяток ложечек серебряных. Достаток, как же!

А Фредо Лаццо, отец Катарины, взял Джакомо в свое дело. Учит, наставляет, как родного сына принял. Да и Паскуале, его сын, не против зятя.

Хорошо они дружат.

Коли на то пошло, каждый уважающий себя купец обязан содержать куртизанку. Снять ей дом, обеспечивать, посещать... тут даже Катарина не возражает. Если так не поступать, все решат, что он, Джакомо, страдает мужским бессилием. Нельзя так, чтобы у мужчины только супруга была, нельзя!

Так тесть по-отечески посоветовал, и куртизанку подобрать помог, и с домиком тоже... и он куртизанку содержит, и Паскуале — куда деваться?

И не ругается. Понимает...

Пьянок-гулянок Джакомо не закатывает, Катарину уважает, та ему хоть детей и не родила, так что же? Случается... жена на богомолья ездит, вот Джакомо свое и берет.

Хорошо он устроился. А брат все какую-то чушь несет... нес.

Вот и поругались в последний раз. А сейчас и помириться не с кем. И как-то тоскливо стало....

Мия рассказывала, как отец поехал на охоту, как на него из камышей кабан выскочил, как умирал дан Феретти, а Джакомо слушал, и понимал, что грядут серьезные проблемы. Потому как... нет у него выбора. Брат бы так же поступил, ну и ему придется.

Он дослушал девочку, допил вино, и подвел печальный итог.

— Фьора, мне очень жаль, сестра. Когда вы сможете начать сборы?

— Сборы?

Фьора широко открыла глаза. Большие, красивые... вот кого бы в любовницы, но нельзя. Инцест. За такое церковь четыре шкуры сдерет.

— Вам придется переехать ко мне, в Эврону, — объяснил Джакомо. — Жить здесь вы просто не сможете.

Мия сдвинула брови. Кажется, девочка хотела что-то сказать, но боялась, что ее оборвут. И не по возрасту рот открывать, и не принято это — за благородную дану должны мужчины думать. Джакомо примерно так и считал. Но если девочка смогла руководить и похоронами, и поминками, и всем остальным, и ему сообразила отписать — не такая уж она и дура?

В купеческом сословии, знаете ли, чуточку иначе дело обстоит. У ньор свободы немного побольше. Им и выходить можно, и дела вести они могут, не напрямую, конечно, это не принято, но через управляющего, и мужчины к ним частенько прислушиваются.

— Что ты хотела сказать, Миечка?

— Собрать вещи не так сложно. Но что будет с домом? Слугами? Это наследство Энцо, и мне хотелось бы, чтобы тут все было в порядке.

Джакомо уважительно взглянул на девочку.

Практичная.

Если и дальше будет такой же умненькой, то свою судьбу она всяко устроит. Это братец Пьетро был против брака с ньором. А вот Джакомо сейчас думал, что Мия станет выгодным вложением капитала.

Если гонор поубавить, то ее многие в жены захотят.

— Я не прошу собираться и выезжать уже завтра, — пожал плечами Джакомо. — Пьетро сам вед дела поместья?

— Да, дядя Джакомо.

— Мне потребуется не меньше пяти дней, чтобы во всем разобраться. А потом сможем и уехать. Надо будет подобрать хорошего управляющего, часть слуг придется уволить, часть останется, чтобы следить за домом, придется наезжать, проверять их... м-да. Хорошо, если в пять дней уложимся. Завтра отпишу супруге.

— А сегодня, дядя Джакомо, полагаю, вам надо выспаться. Ванная готова, и комната ваша тоже готова.

Распоряжения Мия отдала еще пока дядя с матерью обнимался.

Джакомо уважительно поглядел на девочку, и поднялся.

— Благодарю, Миечка. Тебя не затруднит проводить меня?

— Да, дядя.

— Да, Миечка. Пожалуйста...

— Мама, а Энцо проводит тебя в спальню. Тебе пока еще нельзя нервничать. И вставать вредно.

— Ты у меня умничка, дочка...

* * *

Конечно, не просто так Джакомо попросил Мию проводить его.

— Мия, ты пыталась разобраться в бумагах отца?

— Да, дядя.

— Тогда завтра помоги мне. Насколько я помню, Пьетро никогда не умел вести дела.

— А вы не хотите с утра сходить в склеп? Попрощаться?

Джакомо и не подумал смущаться.

— Не хочу. Я сделаю это перед отъездом, сейчас я продрог, устал и если еще завтра промерзну, точно заболею.

Мия кивнула.

Да, дядя оставался дядей. Вот отец бы точно сначала кинулся в склеп. А дядя предпочитает ванную, вино, поспать, заняться делами, а потом уж можно и чувствам поддаться. Если они вообще есть, те чувства.

Вот она разница подходов. И понятно, почему дядя Джакомо не мог найти с отцом общий язык. Куда уж тут...

Только вот сама Мия отлично и понимала, и одобряла дядю.

Адриенна.

— Папа, что это было?

— Что именно, дочка?

— Вчера, когда ромы меня похитили... что с ними случилось?

Дан Марк опустил глаза.

— Дочка... давай не будем об этом говорить.

— А все же, папа? Мне кажется, я должна об этом знать?

Дан Марк вздохнул. Притянул к себе дочку, обнял ее покрепче.

— Адриенна, я тебе когда-нибудь отказывал?

— Нет, папа.

— Тогда просто поверь мне сейчас. Есть вещи, которые тебе еще рано знать. Не потому что ты глупая или маленькая, а потому, что даже мне их знать не стоило бы.

— Даже если эти вещи происходят со мной? С твоей дочерью?

— Даже так. Я обещаю, я расскажу тебе все, когда придет время.

Этот вариант Адриенну решительно не устраивал.

— Папа, а нельзя мне хотя бы намекнуть? Ну так... мало ли что?

Дан Марк помолчал какое-то время. А потом решился.

Действительно, все мы смертны, все под Богом ходим. А так девочка хоть знать будет, о чем идет речь. Сможет что-то да отыскать.

Хоть намек ей дать.

— Это старая сказка, Риен. И подчеркиваю — только сказка.

— Да, папа.

— А если я узнаю, что ты ее где-то пересказала — выпорю.

— Да, папа, — эту угрозу Адриенна всерьез не приняла.

— И замуж выдам.

— Не надо, — вот этого Адриенна уже побаивалась.

— То-то же. Так вот, Риен, это очень старая сказка. Когда-то в одной стране жил юный и прекрасный король. Он однажды поехал на охоту, как это водится у королей, и конь его захромал. Его величество отстал от охотников...

— Папа, а это вообще возможно?

— В сказке? Конечно.

Адриенна кивнула. И даже хихикнула. В сказке... попробуй кто в жизни короля потеряй! Как же!

— Так вот. Его величество остался один. И встретил в лесу прекрасную девушку. Она сидела на берегу реки и напевала песню. Увидел ее король — и влюбился, потому что прекраснее ее в жизни не видел. Встал на колено, и предложил деве выйти за него замуж.

— И та согласилась?

— Да, Риен. Она согласилась, и пришла с королем во дворец, и прожила с ним сто долгих лет. Родила ему сына. А когда его величество умер — ушла. И только на полу в его спальне нашли несколько черных перьев.

— Да?

— Говорят, та девушка была лесной ведьмой. Она обернулась потом птицей и улетела. Говорят... Говорили. Его величество пресекал такие разговоры о своей матери. Да и затихли они вскорости, потому что люди заметили иное. На землях королевства воцарился покой и достаток. Плодовиты были поля, обильны урожаи, женщины рожали здоровых детей, а болезни обходили королевство стороной. И оно стало богатеть не по дням, а по часам.

— Почему, пап?

— Говорили, что та девушка была лесной феей. И она благословила и землю, и своих потомков. Она благословила землю, на которой станут править ее потомки.

— Так ведьмой или феей?

— Если королевство процветало?

— Тогда она была доброй. А ведьмы злые.

— Вот и люди так решили. И в память о той женщине до сих пор никто не стреляет черных птиц. Никогда.

Риен кивнула.

Это она знала. Те же вороны, кстати, обнаглели от такой безнаказанности до полного озверения!

— А что было дальше, папа?

— Дальше было плохо, дочка. Пока на троне сидели потомки лесной девы, королевство богатело. И вызвало зависть у соседа, который пошел войной. И победил. Завоевал королевство и присоединил к своему.

— Гад!

— Такова жизнь, малышка. Если ты живешь хорошо, всегда найдутся завистники.

— А если живешь плох — те, кто над тобой поиздевается.

— Поэтому жить надо так, чтобы уметь себя защитить. Но сейчас разговор о том, что королевство было завоевано, а законный король убит.

— Ой...

— Говорят, что до сих пор на поле его последней битвы не растет ничего. Так его и назвали — черное поле. Только ветер там гоняет прах. Говорят, что после смерти короля, недолго прожил и его убийца.

— Другой король?

— Нет, Риен. Тот король не воевал сам. Он победил предательством и ударом в спину, такое тоже бывает. Подкупил королевского друга, и тот убил своего сюзерена. И умер. Сгнил заживо.

— Как те трое?

— Страшнее, Риен. Намного страшнее. Но короля этим было не вернуть.

— Все равно! Поделом предателю!

Дан Марк кивнул. Вот с этим он был согласен. Поделом...

— Говорят еще, что иногда благословение лесной девы защищает невинную кровь...

Риен кивнула.

— А мне она помогла, потому что я невинна?

— Не знаю, дочка. Не знаю.

— Хорошо, что она мне помогла, — зевнула Риен. — Я бы сама не отбилась.

Дан Марк уложил дочку спать. И радовался, что ей пока хватило. Потому что у истории было продолжение. Увы.

Когда отгремела битва, говорят, что на следующий день король-победитель проснулся с диким криком. Потому что во сне к нему пришла лесная дева.

И была она в образе полуптицы.

Гневной, черной...

И прокляла короля.

Тот, кто пролил мою кровь, ты не будешь знать покоя во веки веков. Ты будешь хоронить своих детей, ты будешь видеть их болезни и мучения, ты будешь страдать, глядя на беды, которые придут на твои земли. И так будет, пока на троне вновь не окажется мой потомок.

И так случилось.

Все дети короля-завоевателя умерли. Остался лишь один сын, и тот всю жизнь страдал от болезней. И у него был тоже только один сын. А остальные дети умирали в младенчестве. И внуку него был тоже только один. И тоже больной и несчастный.

И страну трясло, как в лихорадке.

Не эпидемия, так голод, не голод, так наводнение, не наводнение, так засуха и неурожай... не знаешь уж, в какую церковь и бежать.

Кстати, церковь как раз поддержала завоевателя. Только вот счастья им это не принесло. Подлость еще никого не осчастливила.

Первое, что сделал завоеватель, это отписал в свою пользу примерно треть церковных земель. А там, примерившись, и еще треть. И остатка вам хватит...

Но это о плохих героях.

А говорили еще и другое. Что у погибшего короля был внебрачный ребенок. Только вот кто он, где он... этого не знал никто. Почти никто.

Вот если бы он сел на трон, или его потомки...

Проклятие было бы снято. Наверное.

Кто в наши дни верит глупым сказкам?

Адриенна не верила. Она спала.

А дан Марк верил. И спать не мог. Потому что доля истины, увы, в сказке была. И ничего хорошего это Риен не сулило.

Мия

Ньора Катарина не понравилась девочке сразу.

Высокая, худая, носатая. И на мать она посмотрела так, что сразу ясно — нелюбовь эта взаимна. Впрочем, Фьора выглядела великолепно. Как и всегда.

Везде, в любой ситуации, Фьора была прекрасна. Даже сейчас, растрепанная, усталая, в дорожной пыли, в простом платье...

Вот в роскоши Катарина выигрывала. И платье у нее было из оранжевого бархата, и убор с полудрагоценными камнями, а все равно — как на пугале.

— Добро пожаловать, — процедила ньора Катарина. — Я рада приветствовать вас под крышей своего дома... нашего дома.

Фьора на такую оговорку и в лучшие времена внимания бы не обратила.

Порхнула к Катарине, обняла ее, расцеловала в обе щеки...

— Ее сейчас стошнит, — прошептал Энцо на ухо Мие.

И верно, выражение лица Катарины было неописуемо.

— Дорогая сестра! Я знала, что вы не оставите нас в беде!

Энцо хрюкнул, уткнувшись в плечо сестры. Джакомо наблюдал за этим цирком со сложным выражением лица.

В том-то и дело, что Фьора не издевалась. Она все приняла за чистую монету, и вела себя соответственно. И благодарила Катарину тоже от души.

Несколько минут ньора смотрела на эданну Феретти, а потом только головой покачала.