Мечта капитана

Я по большей части была в шоке и поэтому мало обращала внимание на происходящее и тем более не верила, что в результате такой глупости могу лишиться воинского звания и любимого занятия. Главной моей стратегией было, как можно меньше говорить, не хотела оправдываться, мне было не за что. Обида на окружающих съедала меня по частям. К моей апатии прибавилась ещё и тоска, я скучала по мужчине, которого даже не знала, но было в нем что-то такое родное и близкое, что мешало мне выбросить его из головы. Пока я капалась в себе, события вокруг меня набирали обороты. Процесс стал показательным и от того быстрым и публичным.

Я снова сидела на неудобном стуле среди зала перед военным советом, устало опустив голову и, практически, не слушая очередное обличительное обвинение одного из членов нашей разведывательной — штурмовой группы. Какая я оказывается подозрительная личность, не знай я как все было на самом деле, сама бы впечатлилась масштабами неординарности собственной натуры.

Лишь немногие виновато опускали глаза, давая свидетельские показания. Среди них был Кир Наулов, который с явной неохотой отвечал на очень хитро сформулированные вопросы.

-Нам известно, что вскоре после поимки неизвестных из закрытой зоны у Вас возникли проблемы с системой навигации.

-Да, — нейтральным тоном ответил Кир.

-Из-за чего возникли неполадки? — продолжал военный прокурор.

-Причин выяснить не удалось.

-Кто занимался устранением неисправности?

-Я, позже мне предложила помощь лейтгард Доз.

-Это была её вахта?

-Нет.

-Тогда что она делала в рубке в свободное от дежурства время?

-Ей не спалось, вот и зашла узнать, как дела.

-Часто такое случается.

-Нет, — выдавил Кир.

И я, и он уже понимали, к чему клонит обвинитель.

-Это все, что я хотел спросить, вы свободны.

-Но...

-Вы свободны, — не стал его слушать прокурор.

Кир замялся на месте, пытаясь возразить, но такой возможности ему не дали, охрана сопроводила его на выход. Прокурор, проводив его взглядом, продолжил:

— Так же мне хотелось бы вызвать капитана Струдова для разъяснения некоторых моментов.

Получив согласие военного совета, он перешёл к основной части спектакля.

-Капитан Струдов, я ознакомился с Вашим отчётом, и у меня возникло несколько вопросов.

Влад кивнул.

-Да, сэр, я готов ответить.

-Насколько широко распространяются полномочия штатно программиста — техника на судне капитана Хоукса.

-Достаточно широки, чтобы иметь доступ практически к любым системам корабля.

-Имеет ли она официальный доступ к отсеку, подконтрольному разведывательному отряду.

-Нет.

-Значит ли это, что произведённое ею подключение к видеоустановкам в этом отсеке было несанкционированное.

Влад бросил в мою сторону быстрый взгляд, ответил:

-Совершенно верно.

Больше всего меня в этот момент раздражало то, что они посмели взломать мой личный компьютер. Они своими грязными руками лапали моё детище, над которым я работала столько лет. Впервые за прошедшее время во мне колыхнулись эмоции, которые вылились в гневный взгляд, которым я наградила Струдова.

-Какую оценку можете дать лейтгарду Доз?

-Скрытная, замкнутая, нелюдимая. В редких случаях проявляет вспыльчивость и раздражительность.

-Привести пример можете?

-Конечно. Во время первого допроса, она проявила агрессию к вышестоящему по званию и, проигнорировав прямой приказ, приблизилась к пленным.

-Как вообще программист-техник оказался на допросе?

-Насколько мне известно, капитан Хоукс проявил излишнюю лояльность к лейтгарду Доз и позволил ей удовлетворить любопытство.

-Неприемлемое поведение на военном судне, — заметил прокурор, скосив глаза на судейский совет. — И часто капитан позволяет себе подобные реверансы?

Я криво улыбнулась, вот ты Струдов и попал. Он теперь стоит перед выбором, чьё расположение ему нужнее. Капитан Хоукс не простит ему этого откровения и Владу путь на его корабль заказан, да и местное начальство навряд ли будет расположено к тесному общению с офицером, который нарушил негласный кодекс корабельной этики. Но и пойти на попятную уже невозможно слишком сильно увяз сам, пытаясь утопить меня.

-На самом деле я впервые заметил за ним подобное поведение, — нашёлся Струдов.

-Думаете, что на этот раз у него были причины поступить подобным образом?

Вот интересно мне к чему ведёт этот настырный тип? Неужели он не понимает, что своими наводящими вопросами может ненароком развалить это дело. Или его не предупредили, что крайняя в этой истории я?

-Возможно, — немного растерялся Влад.

Да уж, это разные вещи, когда мстишь несговорчивой девчонке и подставляешь капитана военного флота с обширными связями, такое может и аукнуться.

-Нам было бы интересно услышать Ваши предположения.

Влад немного побледнел и покрылся испариной. Даже любопытно, что ещё он придумает.

-Личные предположения капитана Струдова не могут быть рассмотрены, как достоверные сведения, — наконец-то вмешался адвокат.

Жаль, мне это уже ничем не поможет, а вот посмотреть на извивающегося, как уж на сковороде, Струдова, я бы желала.

-Снимаю вопрос. Капитан Струдов вы свободны.

Когда Влад занял своё место в зале, вызвали следующего свидетеля. Хоукс прошёл за трибуну и спокойно смотрел на прокурора. В нем чувствовалась уверенность, и стойкость человека, который не в первый раз противостоит системе, и которому наплевать на итог. Видимо что-то все же было в его жизни такое, что позволяет ему без страха и волнения смотреть в будущее. Никогда раньше не задумывалась об этом и не стремилась узнать человека под командованием, которого прослужила столько лет. Да и сейчас это уже не имело значения, все равно ничего кроме горечи не было, да и та с каждой минутой все безразличнее.

-Капитан Хоукс, в каких отношениях Вы состоите с подсудимой?

Я чуть не фыркнула в голос, на его слабо завуалированный намёк. Это он что ж решил, что я и капитан любовники? Да об этом бы вся команда знала. На таком сравнительно небольшом судне невозможно спрятать личные отношения.

В прошлом рейсе у нас одна парочка очень тесно сдружилась, так весь лётный состав обсуждал, где они были, что делали и как именно. Подозреваю, что разведчики видео наблюдение вели и, конечно, ставки делали. Так что если бы сам капитан был замешан в интрижке с подчинённой, фактов и улик хватило бы не на один эротический фильм.

-В служебных, — немного лениво произнёс Хоукс .

-Были ли у Вас причины выделять лейтгарда Доз среди других подчинённых?

-Конечно. Она одна из лучших в своём деле и потому имела некоторые привилегии.

-В чем они выражались?

-Во-первых, в доверии к её суждениям. Во-вторых, небольшое снисхождение к женским слабостям.

Это он сейчас о чем вообще?

-Конкретизируйте, пожалуйста.

-Вы не однократно упоминали её присутствие на первом допросе. Так вот я считаю, что там не было никакого подозрительного умысла, всего лишь обычное женское любопытство. Тем более, что я сам дал ей разрешение там быть, в благодарность за отлично выполненную работу. Я, часто позволяя своим служащим удовлетворить свои маленькие, незначительные в общей системе прихоти, это стимулирует их к более активной и плодотворной работе.

-Для чего тогда нужен военный устав на вашем судне?

-Устав никто и не отменял, и служба регламентируется стандартными служебными инструкциями. То, о чем я говорю, это поощрение вне служебных обязанностей.

-Как Вы в таком случае объясните, ее вмешательство в процессе извлечения устройства, которое им удалось пронести с собой?

-Смотрите пункт чуть выше — "я доверяю ее суждениям", — снисходительно приподнял он бровь. — Она техник и кому как не ей было разъяснять возможные последствия по изъятию технических средств неизвестного нам принципа действия.

-Доктор Эбот, давая показания, обратил свое внимание на то, что лейтгард Доз излишне эмоционально отнеслась к процедуре извлечения.

-Ничего, на мой взгляд, удивительного в этом не было. Что сейчас, что тогда нам неизвестно, что это за механизм. Значит, всегда есть вероятность того, что это могло быть элементарно опасно.

-Но Вы же, решили рискнуть судном и командой, почему тогда остановились по ее просьбе?

-Лейтгард Доз обратила мое внимание на то, что риск, на который я готов был пойти не стоит результата, так как устройство, о котором идет речь в любом случае изучить бы не удалось и потому эту процедуру было решено отложить до прибытия в порт, дабы иметь больше, как человеческих, так и технических ресурсов.

Я всегда знала, что капитан хитрый лис, но впервые лицезрела его способность изворачиваться. Окинув зал заседания быстрым взглядом, поняла, что все то представление, которое устроил здесь Хоукс прошел мимо совета. Люди, которые должны были решать судьбы других, откровенно скучали. Кто-то бесцельно перебирал бумаге на столе перед собой, другие бездумно оглядывали находящихся в помещении людей. У такого отношения к судебному процессу может быть только одна причина — приговор уже известен. Как бы капитан Хоукс сейчас не старался, и какие объяснения не предлагал бы, это уже ничего не изменит. Решение принято.

Капитан, покидая трибуну, бросил на меня взгляд, который кроме как прощальным назвать было сложно. Он тоже все увидел и все понял. В ответ я лишь дернула плечом, ничего нового я для себя не узнала.

Потом еще многих вызывали для дачи показаний, некоторых я вообще видела впервые и искренне недоумевала, что они могут рассказать о случившемся. Хоровод лиц, голосов, новых поразительных фактов, заявлений, абсурда. В любом случае я больше не слушала, апатия как морской прилив накатывала волнами и не давала продохнуть.

Единственный момент, который привлек мое внимание и заставил встряхнуться наступил, когда военный прокурор огласил ряд улик, приобщенных к делу. Помимо моего компьютера, через который я вела наблюдение за камерой пленных, были видеозаписи сделанный на борту в период пребывания на нем скандинавов.

Транслирующееся видео на центральную панель голорафического экрана стало гвоздем программы, даже спящие судьи встрепенулись и, проявив жадное любопытство, всматривались в изображение. Сначала я удивилась такому ажиотажу, а потом осознала, что им интересны не события, а непосредственные участники, а точнее исключительно таинственные скандинавы. Еще бы столько слышать о них и получить возможность воочию увидеть, ради такого стоило томиться в душном судебном зале.

Даже подумать не могла, что со стороны все могло выглядеть именно так. События, заснятые на видеоноситель, изумили даже меня, находящуюся там непосредственно. В день захвата скандинавского корабля, Ирван, пока я чинила раскуроченный Владом аппарат, пожирал меня глазами как нечто ценное, давно потерянное и неожиданно нашедшееся. Его взгляд можно было расценить не иначе, как узнавание. Он следил за моими действиями, передвижениями и пытался поймать глазами мой взгляд. Невероятная гамма эмоций прошла по его лицу: шок, жадный интерес, и решимость. Он быстро взял себя в руки и, вернув лицу нейтральное выражение, отрывисто кивнул своей команде. Те, заметив его интерес, тоже обратили на меня внимание. Обычно я всем телом чувствую чужой взгляд, но я совершенно не помню ощущения дискомфорта, во время событий того далекого вечера.

Картинка сменилась, и вот я уже стою впритык к незнакомому мужчине, завороженно глажу его по руке. Я хорошо помню свое состояние, когда внутри появляется чувство соприкосновения с чудом, но вот как при этом воспринимал мое нахождение в непосредственной с ним близости, сам скандинава даже не подозревала. А он в это время, ласково глядя на меня, улыбался, так как будто я сама чудо. Почему я тогда не заметила, сколько нежности в его глазах смотрящих на меня? Почему я рада такому открытию? Почему только сейчас?

Пока я гоняла тысячи вопросов в своей голове, запись крутилась дальше. И из размышлений меня вывел негодующий общий вздох. Подняв глаза на экран, я с неверием смотрела на экран.

Там транслировалась запись нашего ночного разговора, кода он пробрался тенью в мою спальню. Она, видимо, была сделана службой слежения в обход инструкции о запрете на наблюдение за членами команды. Конечно, за это их по головке не погладят, но в виду особых обстоятельств, эта запись станет центральным доказательством моей причастности. Уже не важно, что я сделала, теперь важнее то, что я НЕ сделала. А ведь я не доложила об этом происшествии и тем самым скрыла необычные возможности скандинавов, поставив под угрозу операцию и членов команды. И как сильно я бы не верили в то, что Ирван причинит кому-либо вред, я обязана была поставить капитана Хоукса в известность. Ни один адвокат не сможет оспорить приобщение этого видео к делу, прокурор этого не позволит. Тем более что моя вина превышает по значению, то отклонение от устава благодаря которому запись была сделана.

Не смотря на то, что и без остальных показаний и улик было уже достаточно для признания моей вины, видео с последнего допроса тоже поставили.

Я уже не следила за событиями, я жадно всматривалась в лицо мужчины, заснятого на видеоносители. Резкое волевое лицо, способное светиться нежностью. Большие руки с длинными пальцами, которые так ласково гладили меня по волосам. Ненавязчиво и плавно приближался он ко мне, постепенно завладевая моими мыслями и поступками. Интересно, подходит ли под его способности слово "околдовать"? Он обещал вернуться за мной, значит, буду ждать, и плевать на то, что происходит сейчас.

Но самым удивительным на этой записи было то, что ко мне он обратился тем же шуршащим звуком, на котором они общались между собой, и я согласно кивала в ответ. Я помню его слова, сказанные мне с нежностью и настойчиво, но помню я их на межпланетном. Как так вышло, что я его понимала? Какая теперь разница. Остается только надеяться на то, что у меня все же будет возможность расспросить его об этом. Поэтому я, бросив еще один долгий взгляд на Ирвана, опустила голову и принялась ждать, когда все это закончиться. И уже было совсем неважно, чем именно.

Общий вздох и гомон, поднявшийся в комнате, ознаменовал момент внезапного исчезновения скандинавов. Несколько мгновений тишины и прокурор, с трудом справляясь с волнением, подвел итог:

-Основываясь на показаниях и предоставленных вашему вниманию видео, прошу принять решение в отношении лейтгарда Доз в виду обвинения в государственной измены.

Глава 5

В день вынесения приговора, мне впервые за всё это время позволили привести себя в порядок и надеть свою военную форму со всеми уставными регалиями. Здесь присутствовали все те, с кем мы ни один год служили вместе, те, чья жизнь зачастую зависела от моего умения и расторопности, те, кто легко отрекся от меня, как только им понадобился козел отпущения. Пусть смотрят и помнят, что завтра на моем месте может оказаться любой из них.

Я стояла, расправив плечи, и не обращая внимания на зрителей и автоматические видеоробы принадлежащие прессе, прямо смотрела в глаза военному судье. Тот в свою очередь совершенно ровным голосом и ничего не говорящим выражением лица, зачитывал обвинительный приговор. Слушая его монотонные слова, я сверлила его взглядом, злясь на затянувшуюся процедуру.