Ласурская бригада

Вокруг царила ватная тишина. Звуки были заменены ощущениями, только вот последних оказалось гораздо больше, чем мог бы воспринять человек. Пространство воспринималось лёгкими холодными уколами, собственное тело — воздушной воронкой, вдыхаемый воздух — густым горячим питьём, а хлещущие по лицу плети исчезли в тот же момент, как волшебница прикрыла веки.

Обоняния коснулся сладковатый запах. Он становился всё сильнее, и вот уже и слёзы брызнули, и дыхание сбилось, а он всё усиливался и усиливался. Понимая, что задыхается, и не желая погибать в темноте, Вителья открыла глаза и обнаружила себя под подозрительного цвета лимонно-зелёным небом у холма, наваленного из потемневших шаров. Внутри некоторых тлели разноцветные искры, другие же были холодны и покрыты изморозью. Странные твари, лязгая зеленовато-коричневой бронёй и медленно переставляя шипастые ноги, подбирали шары, чтобы перемолоть их в пыль огромными жвалами.

Девушка, закашлявшись, схватилась за горло. Огненная Дева, выросшая уже размером с тигра, вцепилась ей в плечи когтистыми пальцами, разрывая куртку, и прошипела:

— Не дыш-ши! С-с-совс-сем!

Волшебница вытолкнула из себя последний вдох и приготовилась погибать. Её лёгкие не двигались, сердце, трепыхнувшись красным воробьём, остановилось. Вителья Таркан ан Денец застыла в мгновении от смерти.

Проходящая мимо громадина набрала полную пасть шаров и методично заработала челюстями. Прах потёк вверх чёрными дымами, плачущие звуки чьей-то погибели заиграли оркестровыми красками.

— Грустно, да? — раздался над ухом Виты знакомый голосок, и... она обнаружила Кипиша собственной персоной, значительно уменьшившегося в размерах и сидящего у неё на плече. — Я не сразу догадался, что это такое!

— Кипиш! — обрадовалась она, снимая его с плеча на ладонь. — Кипиш, миленький, как я рада тебя видеть!

— Это мёртвые миры, Вита, — не обращая внимания, продолжил полумесяц, печально кивая рябым полулицом, — десятки, сотни тысяч погибших миров! Ты засунула меня на изнанку мироздания, туда, куда они проваливаются после своей гибели!

Смысл его слов не сразу дошёл до сознания волшебницы. А когда дошёл, она прижала божка к сердцу, как испуганная девочка — любимую игрушку, и заозиралась по сторонам. Вот вдали вспыхнуло облако невыносимо яркой болью и отчаянием миллиардов сгорающих в пламени войны живых существ. Свернулось, обуглилось, превратившись в чёрную звезду, рвущуюся вниз. Удар о твердь оказался горьким, как хина. Несколько искр внутри нового шара ещё боролись в темноте, скрывшей чьи-то уничтоженные мечты и надежды, чьи-то любови и ненависти, чьи-то судьбы. Но вот и они погасли одна за другой.

— Прах к праху... — плача, сказала черноволосая красавица, вытирая щёки сразу четырьмя ладошками. — Созидание суть дорога к уничтожению. Творение суть путь погибели! Мы стремились к этому до тех пор, покуда Тикрей не накрыла Вечная ночь, стремились, не понимая, что делаем, к чему идём! Никто из нас не видел подобного, моя жрица, а надо было смотреть, не отворачиваясь, заставлять друг друга не закрывать глаза!

Погибший мир скрылся в пасти чудовища, потёк в лимонно-зелёное небо тонкими струйками воспоминаний...

— Я не люблю ни Индари, ни Творца, ни других... — стукнул себя по груди кулаками свирепый воин. — Никого из них, оставшихся в живых за счёт нас, обманом заточённых в небытие! Но — здесь и сейчас! — я понимаю, для чего это было нужно! Сами мы бы не остановились... Остались лишь те, кто предпочёл поделиться властью над Тикреем, а не уничтожить его, лишь бы не достался никому!

Чудовище, остановившись, повернуло голову в сторону говорившего. В маленьких глазах не было разума, только чужеродная ненависть, непонятная и холодная, как враждебные глубины небес.

— Пойдём отсюда, — прошептала Вита пересохшими от ужаса губами, — пойдём домой, Кипиш...

Тварь сделала шаг к ним, нависла, закрывая небо. Размер — то, что помешало волшебнице раньше узнать её! В обычном мире эти существа звались тараканами и кишели на помойках и в нечистых местах, поедая отходы, здесь они делали то же самое... Вот только отходы были отходами мироздания!

— Пу-у-ть! — взревела огненная тварь с красными глазами, хватая Виту за шкирку и отпрыгивая прочь с того места, куда опускалась гигантская шипастая лапа.

Зловонные челюсти разочарованно клацнули над их головами, сместив небо куда-то вбок...

Огромными прыжками Хвостатая дева понеслась прочь, разбивая в прах крепкими пятками цвета тлеющих углей миры, которым не суждено было возродиться.

* * *

Цеховой Старшина Тоннертротт, Синих гор мастер, служил Хранителем Королевского Молота более двухсот лет. Такой вклад в историю Родины не каждому был по силам! Вступив в должность далеко не безбородым юнцом, он навсегда лишил себя возможности когда-нибудь взойти на костяной трон, украшенный радужниками и шпинелью, но не жалел об этом. Тоннертротт служил уже двум королям и готовился верой и правдой послужить третьему, которого вот-вот должен был избрать Великий Мастеровой сход. Ныне почтенный Хранитель сидел на верхней ступеньке трона, держа на коленях символ королевской власти, по преданию вручённый Братьями-богами первому гному, объединившему в ходе Вечной ночи Подгорное царство и Драгобужское наземье в единое государство, и тяжко вздыхал. По причине почтенного возраста ему ставили низкий стульчик с мягкими подушечками, а так-то полагалось сидеть на голом камне ступени, символизируя нерушимую власть. Тело Его Величества Крамполтота Первого ещё не отправили по огненной реке во чрево Роженицы — прагоры, а уважающие себя Старшины уже переругались, как простые гномы, упившиеся самогоном.

— Король не мог подписать договор с Ласурией! — кричал черноволосый могутный детина, сверкая синими глазищами и потрясая кулаками. — Протяжённость границ Драгобужья с Креем больше, чем с Ласурией! На Крейских землях до сих пор не разработаны несколько крупных месторождений газа! Контракт, который предлагает асурх Понтеломус, даст нашей стране не только золото, но и рабочие места для молодых гномов, нуждающихся в полевом опыте!

— Ты лукавишь, Кроссмост! — бухтел сердито в ответ оппонент — седой как лунь Старшина Ваффельсхеер. — Всем известно, что ты торгуешь с Креем и обучаешь их специалистов на своих шахтах, разбазаривая наши тайные знания!

С развевающейся белой бородой и волосами, стянутыми в три толстые косы, он казался бы древним воителем, если бы не поддерживали его под руки два старших сына-тяжеловеса.

— Я давно сотрудничаю с Креем, ты прав, уважаемый Ваффельсхеер, — вопил в ответ собеседник, — потому знаю: слово, данное асурхом, нерушимо! А кто из нас, почтенные мастера, в здравом уме и доброй памяти будет доверять Его Величеству Редьярду Третьему, прозванному Ласурским Лисом? Все ли помнят, как во время Пятилетней войны силами его магов был потоплен караван судов с нашими соотечественниками, шедший в Крей с грузом доспехов и оружия?

— Не доказано! — раздался тяжёлый голос с отдельно возвышавшегося места. Гном, сидящий там, говорил редко, но метко. Не прислушиваться к аргументам Драгобужского архимагистра Драгодруга, Синих гор мастера, было опасно: слишком часто непокорные оказывались на штатных должностях в... Гнилом лабиринте.

— Прости, Твоё Могущество! — возразил синеглазый. — Но кому ещё было выгодно потопить наш транспорт в той ситуации?

— Ты забыл кое-о-чём, — улыбнулся морщинистым лицом маг, — транспорт был предоставлен самим Редьярдом! К тому же, он не знал, для чего нам корабли, ведь в контракте не были прописаны ни маршрут, ни груз! Зачем в разгар войны топить часть собственного флота?

— И кто же это, по-твоему, был? — удивился Кроссмост.

— Кто знает... — сверкнул по-прежнему орлиным взглядом Драгодруг и замолчал.

Хранитель Королевского Молота переложил собственно молот с правого колена на левое — тяжёл был, паразит, и стыл нездешним холодом. И вздохнул. Знал, о чём умолчал архимагистр: в той трагедии знающие обвиняли именно Понтеломуса, стремившегося натравить гномов на людей и заставить Ласурию воевать на два фронта.

— Хусним! — вскричал Кроссмост. — Информации никакой, одни тайны и загадки! Я хочу спокойно работать и много зарабатывать, братья, и не ждать, когда меня ударят в спину! Ответственно заявляю, асурху я верю, а Ласурингам — нет!

Заявление вызвало шквал эмоций среди почтенных мастеров. Сплочённый круг Цеховых Старшин разбился на несколько коалиций — за Ласурию, против Ласурии, за Крей, против Крея, против всех и 'прекратите орать, я щас оглохну'!

Ещё раз вздохнув, Тоннертротт уронил молот главой на ступеньку. По зале Совета разнёсся вибрирующий низкий гул, от которого у всех присутствующих, включая архимагистра, зубы запрыгали во рту. Подскочившие помощники почтительно поддержали Хранителя под локотки, помогая встать. Тот окидывал задумчивым взглядом спорщиков до тех пор, покуда те не умолкли.

— Его Величество Крамполтот Первый подписал договор о сотрудничестве с Ласурией накануне своей кончины! — печально произнёс он и поклонился пустому трону, и все почтенные старшины поклонились вместе с ним. — Я сам был свидетелем того, как он из последних сил выгравировал свою подпись на документе!

— Так покажи его нам! — воскликнул Кроссмост.

— Не могу, уважаемый, — ещё печальнее ответил Хранитель, — сил у короля хватило на подпись только одного экземпляра договора, и именно он был отправлен Его Величеству Редьярду!

— Давайте спросим у Ласуринга! — зашумела толпа.

— Эмиссар Редьярда до границы не добрался — пропал без вести, — подал голос коротышка в боевом доспехе, казавшийся бочонком, а не гномом из-за коротких ножек и ручек.

Впрочем, впечатление было обманчиво. Почтенный рубака Трумпель, Синих гор мастер, носил на шее золотую гривну Королевского Стража Спокойствия. Кому, как ни ему было знать о тайных операциях и исчезновениях на территории Драгобужья?

Судя по тому, как переглянулись архимагистр и Страж, пропавшего без вести искали, но пока безуспешно.

— Нет документа, нет и королевского решения! — припечатал Кроссмост, и старшины зашумели, соглашаясь. — Положенный срок со дня смерти Его Величества истёк, Хранитель, потому объявляй Великий Сход для избрания нового короля! Авось тот примет решение на благо Подгорного царства!

Тоннертротт с неожиданной силой оттолкнул поддерживающих его гномов. Закинул молот на плечо и подошёл к говорившему. И по мере того, как он подходил — неспешно, размеренно и величественно, будто сам был королём, нарушитель спокойствия, меняясь лицом, потихоньку отступал назад.

В маленьких глазках Хранителя Королевского Молота плескались скорбь и гнев.

— Не тебе решать сие, Кроссмост, — тихо сказал он. — Тело Его Величества будет предано Прагоре, как только вернутся Цеховые Старшины, что по разным причинам ныне отсутствуют. Только тогда я объявлю Великий Мастеровой сход, не ранее! — Взяв собеседника за бороду, он притянул его к себе. — Услышал ли ты меня, почтенный мастер? НЕ РАНЕЕ!

— Услышал! — буркнул Кроссмост.

Трумпель одобрительно хэкнул.

— Скажи это громко, малыш, — попросил со своего места архимагистр Драгодруг, — стар я, слышу плохо!

— Услышал! — рявкнул гном, побагровев от стыда и гнева.

Хранитель отпустил его бороду и, посмотрев на остальных, констатировал:

— Малый Мастеровой Сход считать закрытым!

Голова у Виты кружилась, будто лишилась шеи. Тошнотворное кружение мешало разглядеть окружающее, но, судя по звукам, в помещении, в котором она оказалась, было весело.

По плечу и руке пробежалось нечто маленькое и когтистое, и волшебница выдохнула облегчённо — раз Жруня приняла обычный размер, значит, из того страшного места они выбрались. Она с силой потрясла головой, прогоняя искры и дымку, а когда обрела способность видеть, разглядела Дробуша Вырвиглота, который, удерживая одной рукой за шкирку Руфусилью, другой лупасил её по рогатому шелому, отчего тот наезжал на лицо гномеллы всё глубже. Нападающая сзади Тори лупила его топорами плашмя по спине и бокам, и азартно вскрикивала: 'Ах ты, слизень ледащий! Ах, паукан недоделанный! А ну отпусти сеструху, отпусти, кому говорю!'

— Йа-ху! — раздался знакомый боевой клич, которому в другой ситуации Вителья бы несомненно порадовалась.

Вытащив неведомо откуда огромный надувной молот, Кипиш ринулся в бой и обрушил его на Торусилью, заставив её в ярости развернуться и... выронить топорики.

— Др-р-р-робушек, — в экстазе проурчала кошачья морда, — как я по тебе скучал!

Вырвиглот непочтительно уронил старшую рубаку и, развернувшись, проворчал без особой радости:

— А я-то как!..

— Что... что здесь происходит? — изумилась Вита.

— Хотела убить Виту! — лаконично пояснил Дробуш.

— Он хочет убить мою сестру! — с подозрением косясь на сменившую кошачью морду красотку, пояснила Тори.

— Они пытаются убить друг друга! — не без радости констатировала Тариша.

— Это какой-то ужас! — бросилась к волшебнице Виньо. — Слава Братьям, с тобой всё в порядке! Кипиш, миленький, ты... похудел?

— Похудеешь тут! — божок сунул надувной молот в руки Торусилье, и тот сдулся, издав неприличный звук. — Кто мне там молился, я вас внимательно спрашиваю? Никто! А я — существо нежное, трепетное, без внимания паствы чахну!

— Мы молились, — в голубых глаза гномеллы читалась растерянность, — но ты нас не слышал! Мы днём и ночью молились!..

— Вот ей спасибо скажите! — беззлобно заметил Кипиш, кивая на покрасневшую Вителью. — Так, кто у нас тут... в ассортименте? — морщинистая старуха закрутила головой, разглядывая незнакомые лица. — Ты, почтенная рубака Руфусилья... Шелом поправь! Сильна, благородна, настоящая воительница. Братья благоволят тебе, а сама ты себя не любишь за... Впрочем, дело прошлое! Ты, уважаемая рубака Торусилья, рукой горяча, легко впадаешь в ярость, но сердце доброе. Из таких получаются отличные берсерки! И ты... фарга Тариша... — божок неожиданно запнулся. Лишь языком зацокал, да негромко пробормотал: — Не стоит доверять мертвецам!

— Ну? — повернулся он к волшебнице. — Рассказывай, что натворили за моё отсутствие?

— Йожа потеряли! У-у-у! — вдруг заплакала Виньовинья. Видимо, для её изнурённого тревогой сознания событий оказалось слишком много.

— Такого видного гнома и потеряли? — удивился свирепый воин. — Вот ни на минуту нельзя вас одних оставить! Как есть дети!

— У-у-у! — плакала Виньо, размазывая ладошками слёзы по лицу.

— У-у-у! — согласно подвыл Дробуш.

— Э-э-э, — подала голос Руфусилья, — а как нам обращаться к тебе, уважаемый бог?

— Кипиш имя моё, Кипиш, — отмахнулся тот двумя из четырёх рук, — однако если станешь звать меня Великим, Могучим, Ужасным, Неповторимым, Жутким, Замечательным, Грандиозным, Колоссальным и т.п. я не стану возражать!

Вита глазами указала ему на гномеллу. Та скулила тихонько в ладони — вспомнила, видимо, и порушенный дом, и биение сердца в могучей груди любимого, к которой так любила прижиматься щекой, и как он ключ дарил, и как жениться обещал...