— Я точно знаю, что ты имеешь в виду, — серьезно сказал Мерлин.
И правда в том, — сказал он про себя, — что, по крайней мере, некоторые армейские офицеры испытывают те же сомнения, что и Холбрук-Холлоу. Как, например, благородный граф Суэйл.
Барка Раскейл, граф Суэйл, был молод, ему было всего тридцать семь лет по Сейфхолду. Он также был очень высок для жителя Сейфхолда, примерно на дюйм выше Мерлина, и невероятно красив со своими светлыми волосами, темными глазами и бронзовым от загара цветом лица. В те времена, когда Мерлин Этроуз был Нимуэ Албан, она определенно внимательно посмотрела бы на Суэйла.
Но в дополнение к своей привлекательной внешности и благородному происхождению Суэйл был убежденным сторонником Храма. Он скрывал это лучше, чем многие из его собратьев, включая Холбрука-Холлоу, но Мерлин не сомневался в его фундаментальных убеждениях. Чего он еще не знал, так это того, в чем заключалась преобладающая убежденность Суэйла. Приведет ли его отвращение к "отступничеству" и "ереси" Церкви Чариса — и, вполне возможно, смерть с позором командующего армией, которым он глубоко восхищался и уважал, — к собственной измене? Или давняя преданность его и его семьи Дому Тейт — на самом деле необычная среди высшей чисхолмской знати — и его клятва офицера королевской армии будут непоколебимы против этих сил?
Мерлин боялся, что сможет угадать, в какую сторону в конце концов прыгнет Суэйл. Но он еще не прыгнул, и ни у Кэйлеба, ни у Шарлиан не было привычки наказывать людей за то, что они могли бы сделать.
Что вполне устраивало Мерлина Этроуза, когда дело доходило до этого.
И, подумал сейджин, у Грин-Вэлли была даже лучшая точка зрения, чем мог бы понять сам барон, относительно важности армии в глазах чисхолмских подданных империи.
Я слежу за всеми, кто, как мы знаем, разделял хотя бы некоторые сомнения Холбрук-Холлоу, — напомнил он себе. — И если Кэйлеб и Шарлиан не собираются никого бить молотком до тех пор, пока кто-нибудь не решит подражать Холбрук-Холлоу, они также не будут колебаться, если когда-нибудь придет время опустить этот молоток. Знаю, они надеются, что им не придется этого делать, но они сделают это, если им действительно придется. И, по крайней мере, похоже, что те, кто придерживается приверженности Храму, определенно в меньшинстве... на данный момент.
— А герцог Истшер? — спросил он вслух. — Что вы думаете о том, как он относится ко всему этому, милорд?
— Вы просите меня обсудить моего командира, сейджин Мерлин, — сказал Грин-Вэлли с внезапной — и непривычной — суровостью и нахмурился. — Понимаю, почему вы обеспокоены, но, честно говоря, не думаю, что мне действительно уместно судить о верности его светлости короне.
Мерлин позволил одной из своих бровей приподняться в легком удивлении. Он начал отвечать, потом остановился.
На самом деле, — подумал он, — жесткость Грин-Вэлли была суждением о лояльности Истшера. Особенно потому, что это явно не проистекало из какого-либо нежелания рисковать противостоянием могущественному дворянину в чрезвычайно маловероятном случае, если слово о какой-либо критике с его стороны когда-либо вернется к Истшеру.
Это показатель того, что он обнаружил, насколько сильно уважает Истшера, — сказал себе Мерлин. — Если бы у него были какие-то сомнения в лояльности Истшера, он бы тоже не стал его уважать, каким бы гибким герцог ни был в профессиональном смысле. Так что тот факт, что он не хочет отвечать, — это уже ответ.
— Понимаю, милорд, — сказал он вслух, несколько более официально, чем это стало нормой для его бесед с Грин-Вэлли. Барон мгновение смотрел на него, затем почти незаметно кивнул, и его хмурое выражение исчезло.
— Итак, в целом, вы удовлетворены? — Мерлин продолжил более нормальным тоном, и Грин-Вэлли снова кивнул, на этот раз тверже.
— В целом, я очень доволен. Я хотел бы — и герцог Истшер тоже — чтобы нам могли предоставить еще больше морских пехотинцев в качестве опытных кадров, но мы оба понимаем, почему их величествам пришлось оставить генералу Чермину достаточно большой гарнизон в Корисанде. Я также хотел бы, чтобы мы могли быстрее открыть новые оружейные мастерские и литейные цеха здесь, в Чисхолме, но тут просто нет такого количества опытных механиков и мастеров, как у Старого Чариса. По крайней мере, первые две партии винтовок уже поступили, так что не все сверлят рукоятками метел.
— С положительной стороны, в дополнение ко всему остальному, о чем мы только что говорили, должен признать, что герцог и его офицеры, похоже, лучше понимают реалии ведения боевых действий на суше, чем мы — чем я, а я разрабатывал всю нашу новую тактику пехоты. — Он фыркнул. — Они уделяют мне лестное внимание и чертовски внимательно слушают все, что я говорю, особенно учитывая тот факт, что, в отличие от них, у меня действительно есть опыт работы с новым оружием. Но правда в том, что они уже указали на множество мест, где мои идеи — и не только в тактике; у них гораздо больше опыта в армейской логистике, чем у нас, — могли бы быть улучшены. В некоторых случаях многое улучшается.
И это говорит о вас очень хорошо, милорд, что вы не только распознаете правду, когда видите ее, но и готовы признать это — перед другими, а не только перед самим собой, — подумал Мерлин.
— Так вы думаете, я могу вернуться в Черейт и сообщить их величествам, что проект интеграции единой армии продвигается успешно? — спросил он вслух.
— Да, — сказал Грин-Вэлли, пристально глядя в голубые глаза сейджина, давая понять, на скольких уровнях он на самом деле говорил. — Да, думаю, вы можете сказать им, что все идет очень хорошо.
.III.
Королевский дворец, город Талкира, королевство Делферак
— Как ты думаешь, Филип, чего они на самом деле хотят?
Тон Айрис Дейкин был спокойным, когда она смотрела поверх пустых тарелок за обеденным столом на своего законного опекуна, но карие глаза, которые она унаследовала от своей покойной матери, были темнее, чем можно было объяснить исключительно тусклым светом ламп.
— В основном, думаю, то, что они сказали, ваше высочество. — Филип Азгуд, граф Корис, пожал плечами. — О, не сомневаюсь, что у них на самом деле на уме больше, чем они сказали до сих пор. Но что касается того, чем может быть это "больше", ваша догадка почти наверняка так же хороша, как и моя, — сказал он. И он имел в виду именно это. Айрис Дейкин могло быть всего семнадцать лет — меньше шестнадцати, по меркам планеты, на которой фактически развивалось человечество, — но ее едва ли можно было назвать типичной семнадцатилетней девушкой. Даже не типичной семнадцатилетней княжной.
— Не ожидаю, что они прислали свое... приглашение, давайте назовем это, из-за их огромной заботы о Дейвине. — Тон Кориса был язвительным. Он бы никому другому не позволил услышать, как он говорит это о храмовой четверке, но ни у него, ни у Айрис не было никаких иллюзий относительно этого конкретного квартета, а за столом больше никого не было. — В то же время, — продолжал человек, который столько лет руководил шпионами князя Гектора Корисандского, — думаю, что это, вероятно, могло быть еще хуже, чем сейчас. По крайней мере, они не настаивают, чтобы вы вдвоем сопровождали меня!
— Почему они должны утруждать себя, приглашая меня, каковы бы ни были их мотивы?
Лицо Айрис напряглось, и Корис обнаружил, что кивает в знак согласия. Он имел в виду свою последнюю фразу, по крайней мере частично, как попытку пошутить, но на самом деле не был удивлен постфактум, что она провалилась. И он не больше, чем Айрис, сомневался в том, что для храмовой четверки она сама представляла очень малую ценность. Ее младший брат Дейвин был законным князем Корисанды — даже Кэйлеб и Шарлиан из Чариса признавали это, пусть в настоящее время он находился в изгнании. Но Айрис? Она была просто чем-то вроде второстепенного приложения. Она не имела внутренней ценности как политическая фигура в глазах храмовой четверки, и они, конечно, не собирались тратить время на беспокойство о том, что может подумать беглая княжна в изгнании, живущая исключительно (насколько они знали, во всяком случае) на скупую щедрость дальних родственников.
Что было невероятно глупо с их стороны, по мнению Филипа Азгуда, независимо от того, насколько разумным они, очевидно, считали это.
Во всяком случае, пока. Вполне возможно, что в конце концов они поймут ошибочность своего пути. Вероятно, довольно болезненно, — подумал он с некоторым несомненным удовлетворением.
— Боюсь, что у вас есть мнение на этот счет, по крайней мере, с их точки зрения, — сказал он в ответ на ее вопрос. — С другой стороны, я думаю, что моя собственная точка зрения остается в силе. Если бы у них были какие-то ближайшие планы, касающиеся Дейвина, они, вероятно, настояли бы, чтобы я взял с собой и его.
Несмотря на самую настоящую привязанность, с которой она относилась к своему "опекуну", и, несмотря на свои собственные опасения, Айрис не смогла удержаться от ухмылки, услышав кислый тон Кориса. Конечно, на самом деле это было не смешно — путешествие на расстояние до девяти тысяч миль вряд ли было бы простой прогулкой по сельской местности, даже в середине лета. С быстрым приближением зимы это должно было быть крайне неприятным переживанием, что бы ни случилось. И его заключительная стадия потенциально могла быть активно опасной, если уж на то пошло.
— Ты же не думаешь, что это только из-за всех трудностей поездки? — спросила она, косвенно выражая свое собственное беспокойство по поводу Кориса.
— Нет, я не знаю, — губы графа сжались, и он покачал головой. — Дючейрн, вероятно, беспокоился бы об этом, особенно учитывая возраст Дейвина. Даже Тринейр мог бы подумать об этом, если уж на то пошло, хотя бы из-за его осведомленности о потенциальной ценности Дейвина. Однако я сомневаюсь, что Мейгвейру даже пришло бы в голову беспокоиться о том, чтобы тащить девятилетнего ребенка по глубокому снегу. И Клинтан...
Корис замолчал и пожал плечами, и настала очередь Айрис кивнуть. Викарий Замсин Тринейр, вероятно, был самым хладнокровным и расчетливым канцлером, какого Церковь Ожидания Господнего когда-либо производила за все девять пыльных столетий со дня сотворения мира. Он с гораздо большей вероятностью рассматривал Дейвина Дейкина исключительно как потенциальный политический актив, чем как маленького мальчика, чей отец был жестоко убит. И, судя по всем отчетам, Аллейн Мейгвейр, генерал-капитан Церкви, обладал примерно таким же воображением, как изношенный ботинок. Ожидать, что ему придет в голову беспокоиться о Дейвине, было бы столь же глупо, сколь и бесполезно.
А потом еще Жаспар Клинтан. Айрис не больше, чем Корис, сомневалась в том, что великий инквизитор просто тупо посмотрел бы на любого, у кого хватило бы смелости предположить, что ему следует так или иначе беспокоиться о благополучии Дейвина.
— Если бы они рассматривали какие-либо существенные изменения в своих расчетах, касающихся его, они могли бы захотеть, чтобы он был в Зионе, где им было бы удобнее, — продолжил граф. — Если уж на то пошло, думаю, что Клинтан, по крайней мере, хотел бы иметь возможность... произвести впечатление на Дейвина тем, насколько серьезно инквизитор и его помощники проявляют к нему интерес. — Он покачал головой. — Нет, я склонен думать, что это в значительной степени именно то, что предполагает сообщение Тринейра. Они хотят быть уверены, что я полностью понимаю их планы относительно него. И, конечно, чтобы получить мои собственные впечатления о ситуации в Корисанде.
На мгновение Айрис выглядела так, словно хотела плюнуть, и Корис ни капельки ее не винил.
— Уверен, что у них есть лучшие источники, чем у меня — чем у нас, — сказал он. — Или, по крайней мере, что их источники могут передавать свои отчеты в Зион быстрее, чем наши агенты могут передавать отчеты нам. Но все, что они знают о Корисанде, в лучшем случае из вторых рук, даже если это более свежо, чем все, что мы слышали. Я не удивлюсь, если они захотят поковыряться в мозгах одного из советников твоего отца.
— Особенно в мозгу его шпиона, ты имеешь в виду. — Губы Айрис дрогнули в короткой улыбке. Однако она было очень короткой. — И особенно теперь, когда отец умер. Без сомнения, они хотят получить твое представление о том, как, вероятно, отреагировали бы наши люди, когда Кэйлеб убил его.
На этот раз Корис только кивнул. Он наблюдал, как растет Айрис Дейкин. На самом деле, как он однажды признался ей, он присутствовал не один раз, когда ей меняли подгузник. Он точно знал, насколько близка она была со своим отцом, точно знал, как она восприняла его убийство. И хотя он изо всех сил старался держать ее разум открытым для других возможностей, он точно знал, кого она обвиняла в этом убийстве.
Личные подозрения Кориса лежали в несколько ином направлении. Но было опасно, особенно для нее, слишком открыто излагать ей эти подозрения.
— Уверен, что это одна из вещей, которые они захотят обсудить, — согласился он. — В любом случае, думаю, что это, вероятно, означает, что они планируют оставить тебя и Дейвина здесь, в Талкире, с королем Жеймсом, по крайней мере, в обозримом будущем. Мне потребуется больше двух месяцев, чтобы только добраться до Зиона, и понятия не имею, насколько долгим они планируют мое пребывание после того, как я туда доберусь. Поскольку я не думаю, что они собираются навсегда разлучить меня с Дейвином, или что они, вероятно, планируют отправить его куда-нибудь без меня в качестве его опекуна, это, вероятно, означает, что они собираются оставить его прямо здесь, по крайней мере, на пять или шесть месяцев. На самом деле, возможно, дольше.
— Не могу сказать, что мне было бы очень жаль, если бы они это сделали. — Айрис вздохнула и покачала головой. — Никому из нас здесь на самом деле не нравится, но ему нужна некоторая стабильность, Филип. Нужно какое-то время в одном месте, чтобы исцелиться.
— Знаю, — Корис потянулся через стол и нежно похлопал ее по тыльной стороне левой руки, — я знаю. И сделаю все возможное, чтобы убедить их и в этом тоже.
— Знаю, что ты это сделаешь.
Айрис улыбнулась ему, надеясь, что он не заметил страха за выражением ее лица. Она знала Филипа Азгуда. Несмотря на репутацию, которую некоторые приписывали ему, она знала, насколько он всегда был предан ее отцу, и сама безоговорочно доверяла ему. Возможно, даже больше, чем следовало бы, думала она иногда. Не потому, что она думала, что действительно существует какая-то вероятность того, что он предаст ее доверие, а просто потому, что, как всегда говорил ее отец, никто, кто сидел на троне или кто отвечал за поддержку того, кто это делал, никогда не мог позволить себе полностью доверять кому-либо.
Но была причина, по которой ее отец выбрал Кориса ее собственным опекуном и опекуном Дейвина. И отчасти эта причина заключалась в том, что, по крайней мере, в случае Филипа Азгуда он отменил свой собственный запрет не доверять слишком глубоко.
Именно поэтому они попытаются отделить нас от тебя, если узнают правду, Филип, — подумала она. — На данный момент они вполне могут поверить во все те истории о ваших собственных амбициях и зловещих мотивах, которые вы с отцом всегда поощряли. Но если они когда-нибудь поймут, в чем заключается ваша истинная преданность, что вы не готовы с радостью пожертвовать Дейвином ради собственной выгоды или выслужиться перед ними, вы станете потенциальной помехой, а не активом. И если это произойдет, Тринейр и Клинтан ни на мгновение не задумаются о том, чтобы объявить нас — или, по крайней мере, Дейвина — официальными подопечными совета викариев.
