Все меня называют ведьмой. Закончено!

Мимо пробегала младшая сестра Алёнка. Остановив её, я тихим голосом спросила:

— Откуда цветы?

Она добродушно улыбнулась щербатым ртом и, гордясь собой, ответила:

— Их нашла я, на полянке недалеко от озера. Правда чудо?!

— Да, уж, — не отрывая взгляда от белых цветов, согласилась я с сестрёнкой.

Я невольно задумалась над словами Анны: может она права? Даже как-то не по себе стало: неужели действительно ведьма?

Вздрогнув всем телом, будто стряхивая с себя весь негатив от истерики, я прошла в спальню, сложила одежду и устало села на свою кровать. Вздохнула и закрыла лицо ру-ками... Внезапно кто-то с силой толкнул и без того открытую входную дверь, послышалось шарканье ног. Кто-то нетвёрдой походкой прошёл в комнату и тяжело сел на стул. От этого банки жалобно звякнули, послышалось мужское чертыхание и обречённый вздох мамы.

Опустив руки на колени, я повернула голову в направлении вошедшего.

"Ну, вот и отец пришёл. Теперь уж точно покоя мне не видать" — обреченно подумала я, и захотелось сжаться в комочек и исчезнуть.

— Мать! А что у нас за представление было? Полдеревни судачит, будто в моей семье ведьма завелась! — строгим голосом трезвого человека сказал он.

Тут из другой комнаты раздался голос неугомонной сестры:

— И правильно говорят! Это не Радка, я так всем и рассказала.

Отец, нахмурившись, посмотрел в сторону говорившей.

— Так это ты слухи разносишь?! Да как у тебя язык повернулся болтать такое о Раде?! Ежели ещё раз услышу об этом, не обижайся! Слышишь, пока я здесь хозяин, не позво-лю, чтобы сплетни выходили из моего дома! — в приказном тоне громко сказал папа и стукнул ладонью по столешнице. — Татьяна, угомони свою дочь, а не то я сам пропишу ей "успокоительное"!

— Но, папа...— начала было возмущаться Анна.

— Так! Ты мне ещё перечить будешь?! — уже повысил голос отец.

Раздались торопливые шаги и еле слышный шёпот мамы, которая пыталась внушить что-то сестре.

Тем временем отец поймал мой взгляд и, слегка улыбнувшись, позвал:

— Иди сюда, дочка.

Неспешно встав с кровати, потупив взгляд в пол, я, медленно передвигаясь, подошла к нему.

Отец приподнял мой опущенный подбородок своей большой загорелой рукой и спросил:

— Дочка, ты что-то натворила?

Посмотрев на него внимательно, я увидела перед собой безмерно уставшего человека с потухшим взором, и ранней сединой в кудрявых волосах. Густые тёмные брови, карие глаза и глубокие морщины вокруг них, крупный с горбинкой нос, неопрятная щетина скры-вала нижнюю половину лица.

— Нет, ничего, папа.

— Тогда не опускай глаз, раз тебе нечего бояться. Пускай другие прячутся, а моя дочь должна ходить с высоко поднятой головой. Так всегда говорила твоя прабабка, и ещё одно... — Договорить он не успел, так как на кухню влетела запыхавшаяся Анна с очередными обвинениями.

— Ты зачем украла мой золотой крестик?!

Опешив от неожиданности, я только растеряно смотрела на неё и молчала.

— Отдай! А то хуже будет!

— Он мне ни к чему, да и не знаю я, где ты его положила, — ответила я.

— Крестик лежал на тумбочке, а туда заходила только ты. Больше никто не возьмёт. Вер-ни, по-хорошему прошу!

— Зачем он мне? Не брала я чужого, тем более твоих вещей.

Но она не унималась, продолжала кричать. Тогда отец, обняв, заслонил меня от неё.

— Анька! Прекрати обвинять Раду. Уйди, не доводи до греха.

Чтобы прекратить перебранку, я сорвала со своей шеи шнурок, на котором болтался крестик, и кинула его на стол со словами:

— Не знаю, кто взял твой. Всё равно не веришь мне, тогда возьми на замену. От золота одно зло и раздор.

Она явно не ожидала такого поворота и растеряно смотрела на лежавший крест. Затем опомнилась, протянула руку со словами:

— Зачем ведьме крест, она же в Бога не верит, — ухмыльнулась она и взяла его.

На пороге появился Митя, таща за собой упирающуюся и ревущую в три ручья Алёнку.

— Вот, смотрите, что я у неё нашёл.

В протянутой ладони брата лежал крестик Анны. Увидев свою вещь, она накинулась на и без того плачущую сестрёнку.

— Ах ты, поганка мелкая! Вы только посмотрите на неё! Украла и ещё ревёт! Ну, я тебе сейчас задам, чтобы в следующий раз знала, как чужое брать! — и, сказав это, она кину-лась к прячущейся за Митей виновнице.

Но брат не дал ей ударить Алёнку, перехватил руку и удержал.

— Коль сама виновата, незачем на других пенять. Убирать надо свои побрякушки, чтобы потом на невинных людей в следующий раз напраслину не наводить, — сказал он и отпу-стил её.

Вся бледная от злости, сестра круто развернулась и опрометью выскочила с комнаты, напоследок хлопнув со всей силы дверью.

Все безмолвно застыли, не решаясь что-либо сказать. А вот потом нас ждал сюрприз, даже два.

Сначала отец молча прошёл в их мамой спальню и вышел оттуда с коробочкой, а затем обратился ко мне со словами:

— Рада, раз ты отдала ей без сожаления свой оберег... — Он взглядом показал в сторону ушедшей Анны. — Я давно хотел тебе подарить одну вещь, которую мне оставила род-ственница с тем условием, что когда-нибудь я отдам её своей дочке.

И протянул мне открытую коробочку, в которой лежал серебряный перстень в виде ба-бочки с усыпанным зелёными камешками крылом, которая в своих ажурных лапках дер-жала такой же камешек, только большего размера.

— Это кольцо принадлежало моей прабабушке, она его никогда не снимала с пальца. Лишь когда умирала, подозвала меня к себе и отдала. А золото действительно приносит одно зло.

Я, как зачарованная смотрела на него и, казалось, оно само звало надеть его на палец. Протянув руку и взяв на удивление лёгкое кольцо, я примерила его. К моему огорчению, оно оказалось велико. Но отец взял разорванный шнурок от крестика, продел сквозь пер-стень и повесил его вместо кулона мне на шею со словами:

— Носи его, дочка, оно старинное и принесёт тебе счастье. Не обращай внимания на все сплетни и слухи, они просто завидуют. Ты у меня вырастешь красавицей, — сказал он и впервые по-отечески обнял и поцеловал в щёку, слегка уколов её колючей щетиной.

А вот мама не разделила радости и восхищения, она, раздражённо хмыкнув, язвительно сказала:

— Надо же... не пропил эту железяку. Я-то думала, что его и в помине нет. Твоя прабабка тоже была ещё той "знахаркой" и Радка, видно, в неё пошла. Кому, как не ей носить эту ведьмину вещицу. Видно судьба у неё такая, пошла в тебя и эту твою... — Тут она осек-лась, всплеснула руками, будто сболтнула лишнего, и тяжело присела на ближайшую табуретку.

Отец нахмурился и сказал:

— Вовсе это не железо, а настоящее серебро и камешки не простые — изумруды. Я ум свой пока ещё не пропил. Так что, Рада, береги перстень, память обо мне будет. А теперь, де-ти, выйдите на улицу, погуляйте, нам с вашей мамкой поговорить надо наедине.

И мы заторопились во двор. Последнее, что я расслышала, была фраза отца:

— Ну, вот, Татьяна, теперь мы одни. Говори, что собиралась. Хватит недомолвками бро-саться, рассказывай...

Наша троица молча уселась на крыльце, и лишь Алёнка порывалась пойти обратно к ро-дителям, но Митя её остановил.

— Не нужно, пускай поговорят.

Сестра побежала играть к подружкам, а мы так и остались на ступеньках.

Митя со вздохом обнял меня, протянул какую-то бумажку и произнёс:

— Час назад приходил почтальон и принес мне повестку. Через два дня я иду в армию. Хотел сказать всем, но сейчас это ни к чему. После сообщу.

Я прижалась к брату... Душу охватила такая беспробудная тоска, хоть вой! Я старалась сдержать слёзы, но они всё равно прорвались сквозь закрытые глаза, и тоненькими ру-чейками стекали по лицу.

— Что ты плачешь? Перестань мокроту разводить, а то вон, смотри, на дворе тоже дождик заплакал. Только светило солнышко и вдруг туча, — полу шуткой сказал он. — Видишь, по-года испортилась, глядя на тебя.

Раздались торопливые шаги, и на крыльцо сначала выскочил отец с диким выражением на лице, а следом за ним выбежала мама со словами:

— Петя, пожалуйста, остановись! Прости меня ради Христа, не знаю, что тогда нашло на меня! Вернись! — крикнула она и попыталась схватить его за локоть.

Но отец был явно не в себе, отдёрнув с брезгливостью руку, он сорвался с места и без оглядки убежал.

Переглянувшись, мы моментально поднялись, быстро подскочили к рыдающей маме. Но она лишь оттолкнула меня и прошептала:

— Это ты во всём виновата, ведьмино отродье!

И в её голосе было столько неприкрытой ненависти ко мне, что показалось, что среди знойного лета повеяло зимней стужей.

— Мама! Рада твоя дочка, как ты можешь такое говорить?! — возмутился Митя.

— Она вовсе и не дочь! Пусть идёт куда хочет, видеть её больше не могу в своём доме! Всё из-за неё и этой ведьмы, сил моих больше нет!

А я застыла, не в силах произнести даже слово, всё смотрела на мать и не понимала, что делать. Было ощущение нереальности происходящего, как в дурном сне. Кажется, вот-вот проснёшься, но, увы, это был не сон.

— Да что же сегодня происходит?! Все сразу с ума сошли?! Мама, опомнись! Куда Рада пойдёт, ей всего девять лет! — выходя из себя, прокричал брат.

— Ничего, найдёт, где жить! Такая, как она, не пропадёт! Анечка права оказалась, давно надо было это сделать, а я-то, глупая, боялась...

Не в силах больше выносить и слушать этот бред, я направилась в дом за одеждой.

— Нет! — Окрик матери остановил меня. — Не входи, сама вынесу вещи.

Мне показалось, что душу окутало безразличие ко всему. Как под наркозом: не чувству-ешь боли, она приходит после, и в двойном размере.

Как назло, в этот самый момент появилась сестра и, поняв ситуацию, решила вмешаться.

— Правильно, мамочка. Выгнать её со двора, нам она не родня. Ещё сглазит или наколду-ет такое, век не отмоешься.

Её слова настолько задели меня, что безразличие как рукой сняло. Повернувшись к ней и пристально глядя ей в глаза, я язвительно ответила:

— Ты везде кричишь, мол, я ведьма. А сама-то не больно боишься меня. Вот возьму и сделаю что-нибудь тебе за это.

Анна резко побледнела от страха и бросилась в дом за матерью с причитаниями:

— Ой, мамочки! Теперь точно сглазит, замуж никто не возьмёт!

Лишь пожав плечами на такую реакцию, я рассмеялась и спросила брата:

— Мить, как ты думаешь: она действительно так думает или прикидывается? — спросила я у брата.

Не успел он ответить, как с моими пожитками появилась родительница и, кинув их на крыльцо, приказала:

— Убирайся со двора немедленно, и не тронь сестру!

Я лишь наклонилась, подобрав одежду, и пошла по направлению к забору. Брат окликнул меня почти у калитки.

— Рада, подожди меня.

Он тоже шёл с охапкой одежды, а мать с порога крикнула:

— Митя, ты куда идёшь, сынок? Ты что делаешь, одумайся! Она же ведьма, во всём вино-вата.

Брат повернул голову и ответил:

— Ухожу я от вас, мама. Рада, пойдём отсюда, а они пускай остаются с миром. Хотя, это надо посмотреть, кто является ведьмой. Уж, скорее вы с Анной.

Он обнял меня и, взяв из рук мои вещи, пошёл прочь из родного дома, не оглядываясь. А я, заглянув в его серьёзное лицо, спросила:

— Куда же мы идём? Где жить будем?

Он ободряюще подмигнул мне и ответил:

— В ведьмин дом пойдём, не выгонит он своих родственников. Много раз пытались его подпалить местные, а он стоит, как заговорённый. Наверное, нас дожидался.

Глава 8.

Мы медленно шли по мокрой дороге, под еле сеющим, похожим больше на туман, летним дождиком. Я подняла лицо вверх, навстречу этим невесомым каплям. И, несмотря на все предыдущие события, в моей душе посели-лись покой и лёгкость. Казалось, ещё совсем чуть-чуть и от дуновения ветерка я, невесомым пёрышком, воспарю к облакам. Кто-то из классиков сказал, что "Детство — это пора, когда все несчастья кажутся проходя-щими и быстро забываются". Не знаю, но на время все беды отошли на второй план и старательно спрятались, чтобы в самый неподходящий мо-мент напомнить о себе.

Но это будет потом, а пока, шагая с братом в промокшей одежде неиз-вестно куда, я была обычным ребёнком, которому хотелось приключений. И от этих эмоций слегка дурманило голову, ещё не совсем осознавая, что возврата к старой жизни не будет.

Случайные прохожие, встречавшиеся нам по дороге, лишь в недоумении смотрели нам вслед и крутили пальцем у виска, узнав цель нашего пути. Мы прошли несколько километров, прежде чем на окраине соседнего села показался, одиноко стоящий, аккуратный кирпичный домик, примыкающий к самому краю тёмного леса.

Низенький, деревянный забор со всех сторон окружал домик, калитка была отворена, будто приглашая нас зайти. Странное чувство вызывал у меня вид ведьминого дома. Наверное, оно бывает у путника, долго идущего к незримой, но очень желанной цели и неожиданно пришедшего к ней.

Ощущение чего-то родного и от этого сердце в груди гулко застучало, радуясь. Чем ближе мы подходили к этому месту, тем больше хотелось бе-жать к нему изо всех сил. Оно притягивало меня словно магнит и, не вы-держав этого, я бросилась бегом к дому.

У самой калитки остановилась и оглянулась на идущего позади брата, не решаясь войти в неё одна.

Он прибавил шаг и подошёл ко мне, немного запыхавшись от быстрой ходь-бы и длительного пути.

— Ну вот, сестрёнка, наконец-то мы пришли сюда. Проходи первая, наде-юсь, нас отсюда не выгонят. — улыбнулся Митя. — После смерти и похорон бабы Веры, все жители бежали сюда с намерением разорить его и спалить. Так их даже к забору не пустило, ветер такой поднялся, что все еле но-ги успели, унесли. Теперь стороной обходят его, и лишний раз смотреть даже боятся в его сторону...

Затаив дыхание, слушала я рассказ брата и мысленно удивлялась, откуда он так много знает. Ведь он всё время находился со мной в больнице... Внимательно рассматривая дворик, с изумлением отметила про себя, что двор, да и сам дом, оставшийся без хозяйки, не выглядел заброшенно. Складывалось впечатление, замершего во сне и ждущего пробуждения, за-стывшего времени.

— Мить, а ты откуда столько знаешь об этом? — спросила я брата. — Ведь в больнице со мною был всё время.

Он подмигнул мне.

— Сначала нет, дня четыре с тобой мама была. Помнишь, Санька? Он живёт через два дома от нас.

В памяти всплыл образ высокого, неуклюжего, с вечно торчащей в разные стороны огненно— рыжей шевелюрой, паренька. Круглое, как луна, густо усеянное конопушками, лицо, с неизменно наглым выражением. Бегающие, светло-серые глаза, с азартом высматривающие, что бы стащить.

Я кивнула.

— Так вот, он был здесь со всеми. Думал, что-нибудь стащить. Но когда понял, чем дело оборачивается, первым удрал. Сам мне рассказывал, при-чём в красках и лицах. Но тогда я не особо вслушивался в его болтовню. Санёк тот ещё врун, и приврать любит. Ладно, пошли уже. Вроде бы ура-ганов и потопов не наблюдается, значит, нас ждут. Вон, и калитка при-открыта, словно приглашают. — пошутил брат и легонько подтолкнул меня в спину.