Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Следовательно, это письмо не первое, — не обращая на меня внимания, продолжил Диз. — Не хочешь рассказать всю историю?
— Все началось первого января...
Отличное начало нового года, между прочим. Мало мне было китайского печенья с предсказанием "Ценой выбора становится выбор, который ты уже не сможешь сделать" (спасибо, но благодаря выученной в прошлом семестре экономике я уже знала определение альтернативных издержек). А потом добавилось еще и это...
— Можешь показать?
— Я его сразу удалила. Решила, что кто-то так остроумно пошутил.
Второе письмо пришло в феврале. За ним — еще два. Не только темп ускорился, остальные сотрудники редакции тоже стали получать послания от незнакомца.
— Текст всегда один и тот же?
— Нет. Не помню первых, не обратила тогда внимания, но различия были. Везде, правда, говорилось про смерть. А в предыдущем письме мне написали...
Я покрепче обхватила чашку, вспоминая послание, состоявшее из одного слова. "Готовься".
— Еще что-нибудь? Какие-то закономерности, что-то?
Я уже думала об этом, но ничего не нашла. Никакого расписания (я даже с лунным календарем сверилась), письма приходили с разным интервалом и в разное время суток, никакой зависимости от дат, погодных условий и что там еще имело значение в магии...
— И ты не представляешь от кого они, — это уже было утверждением, а не вопросом. — И никаких новых врагов за это время ты завести не успела?
Я оскорбленно посмотрела на айтишника. Да после Самайна я сидела тихо, никуда не высовывалась, прилежно училась и была тут вообще ни при чем.
— Ладно, а твои коллеги? Ты сказала, они тоже получали такие письма, как они отреагировали?
Я тяжело вздохнула.
— Знаешь, сколько психов пишет в редакцию студгазеты? — судя по выражению лица Диза, он никогда не задумывался над этим вопросом. — Много. После каждого номера находится кто-то, кто угрожает нам казнями египетскими. Все решили, что это очередной такой случай. Ким только заинтересовался, но всего лишь потому, что его привлек шрифт.
И интерес у нашего штатного фотошопера закончился сразу, стоило ему нарисовать похожий.
— А мессир Джонатан? Ты рассказывала ему?
Да. Я недовольно скривилась:
— Велел не обращать внимания на такие мелочи. И я понимаю, что, возможно, он прав, а я все преувеличиваю, как всегда... Но я не могу отделаться от мысли: а что, если нет? Что, если это не розыгрыш? Это продолжается третий месяц, если считать нас всех, то писем уже было за двадцать, и до сих пор никто из тех, кто нам писал, не пытался скрыть свой адрес. Ладно, я, — по крайней мере, я серьезно воспринимала неизвестного отправителя. Кто предупрежден, тот, как говорится, вооружен, — но я боюсь, что, пока ребята будут ржать над этими анонимками, с ними что-то случится.
Диз отвлекся от монитора и недоуменно на меня посмотрел.
— Ты ведь осознаешь, что делишь кабинет с полубогом, двумя магами, доккаэби и Эл, у которой явно среди предков затесались демоны? Если о ком и надо здесь беспокоиться, то о тебе, а не наоборот.
— Да хоть с богами! Кому угодно можно причинить вред, особенно если противника никто не воспринимает всерьез. А они относятся к этому легкомысленно, как дети. Так ты поможешь?
Он задумчиво потер переносицу под оправой очков.
— Последний вопрос: что сказал тебе на все это твой Охотник?
Я насупилась и с большим интересом уставилась в чашку. Обязательно было Макса сюда приплетать?
— Он не знает, — по-своему понял мое молчание Диз.
Макс знал, я ему говорила. Просто не все...
— Дай догадаюсь: ты дала ему слово не влезать в неприятности, а теперь его нарушаешь.
— Нет! — поспешила я ответить.
За полгода, проведенные среди магов, я поняла, почему они с таким пиететом относились к клятвам и обещаниям. Когда они призывали мир в свидетели, это были не просто красивые слова: мир действительно слушал их клятвы, даже когда его не просили. И был очень недоволен, если кто-то их нарушал. Поэтому я не стала бы обещать то, что не смогла бы выполнить.
А что касалось Макса: мы с ним обсуждали эти анонимки однажды, после того, как я получила второе письмо. Даже поссорились... Ну, как, "поссорились": он мне посоветовал, если я ощущаю для себя какую-то угрозу, просто уволиться; я ему сообщила, что этот вариант мне мало подходил. После этого о новых анонимках я предпочитала ему не рассказывать.
— Это так важно, что сказал Макс? — жалобно спросила я.
Диз не стал отвечать. Пожал плечами, переслал письмо себе и встал из-за стола. Я задрала голову вверх, глядя на него. И каков будет вердикт?
— Я посмотрю, что можно сделать.
Я скосила глаза на будильник. Шесть сорок восемь. Еще двенадцать минут до звонка, а сна опять ни в одном глазу. Еле слышно вздохнув, я вылезла из-под одеяла и собрала одежду. Так же тихо, чтобы не разбудить Софию, прокралась в ванную, а потом закрыла за собой дверь.
Разумеется, снаружи в такой час почти никого не было. Стоя на крыльце и распутывая провода наушников, я успела увидеть всего одного студента: худой рыжий парень, с которым мы уже сталкивались на пробежках, тоже узнал меня и кивнул в знак приветствия. Я улыбнулась ему и вдела "капельки" в уши.
Прохладный после ночи воздух, музыка и монотонность бега помогали прийти в себя после ночных кошмаров, но не спасали от мыслей, приходивших им на смену. О письмах. О ГООУ. Или, что хуже, о жизни.
Знаете, что такое кривая перемен? В шестидесятых Элизабет Кюблер-Росс создала модель принятия смерти. С тех та претерпела изменения и стала применяться для разъяснения эмоциональной реакции на глобальные изменения в жизни человека. Семь стадий, семь шагов. Я прошла их все.
Шок. Удивление, страх неизвестности. Как это могло случиться? Почему именно я? Что со мной будет?
Отрицание. Все еще можно вернуть обратно. Все станет как было, стоит только себя в этом убедить. Построить вокруг себя стену — которая постоянно будет идти трещинами.
Фрустрация. Когда реальность пробивает стену, так легко почувствовать себя жертвой. Снять с себя ответственность за происходящее, выплеснуть скопившиеся гнев и страх на другого, пока на их месте не останется лишь пустота.
Депрессия. Отрицать случившееся уже бесполезно: все правда, ты оказалась в мире, полном магии, неизвестном и опасном; но это осознание лишает последних сил. Потому ты и движешься по инерции, не принимая перемены, но и не пытаясь что-то изменить самой.
Включенный на случайный выбор плеер начал играть следующий трек, про монстров, которые вечно голодны, и страх, который никогда не уходит. Чуть не подвернув ногу, я выругалась сквозь зубы и переключила его на другую песню.
Пятый шаг — эксперимент. Постепенно ко всему привыкаешь. Пробуешь воду. Пытаешься обнаружить в себе магию, найти место в новом мире. Ошибаешься, разбиваешь коленки в кровь, возвращаешься на шаг назад. И повторяешь, пока не придешь к следующей стадии: решению. После бесплодных попыток ты понимаешь, что у нового мира нет пробной версии, а старый с каждым днем истончается, становится зыбким, как воспоминание, сон. И единственный выбор — исчезнуть вместе с ним или принять произошедшее. Понять, что пути назад нет; вернуть себе контроль над ситуацией. Чтобы дойти до этой стадии, мне понадобилось два месяца, и я до сих пор не знала, много это или мало. И наконец...
Интеграция. Последний шаг. И самый сложный — потому что длиться будет всю новую жизнь, построенную взамен предыдущей. Прошлого уже нет, а его место заполняет новая рутина. Прежняя Наташа ни за что бы не согласилась вставать по утрам на час раньше ради физкультуры. Новая не могла спать и с радостью отгораживалась от остального мира наушниками; она находила пробежку успокаивающей, как и запах хвойного леса и пружинящий ковер сосновых иголок под ногами. Прежняя Наташа по выходным часами болтала с родителями, нынешняя замкнулась в себе и заполняла образовавшуюся пустоту учебой. Прежняя Наташа... наверное, она была добрее. Нынешняя с каждым днем все больше походила на окружавших ее существ. Становилась осторожнее. Осмотрительнее. Не впускала в свое сердце кого попало ("поздно", — шептал вредный внутренний голос). Все меньше спешила верить другим. Было ли это правильно, хорошо? Я не знала. Едва ли. Но каждый выживает как может.
Сегодня я проследовала по своему обычному маршруту: по "главной улице" до амфитеатра, там налево, мимо башни астрономов и стеклянного куба киноведческого факультета. Оттуда вдоль длинной галереи изобразительных искусств, похожей на старое трамвайное депо, и к лесу. Перед ним я остановилась и подошла ко входу в одно из общежитий. Рядом никого не было. Странно. Проверив часы, я нахмурилась и решила подняться на второй этаж: обычно Макс не запаздывал.
— Привет, — дверь в комнату распахнулась еще до того, как я постучала. Увидев меня, сосед Макса, колдун из восточной Европы и обладатель сложно произносимого имени, резко затормозил. — А Макс?..
Гргур пропустил меня внутрь и исчез, сбежав куда-то по своим делам. Ладно... Закрыв за собой дверь, я приблизилась к Максу, разговаривавшему с кем-то по Скайпу.
— Можешь объяснить, о чем ты вообще думал? — устало поинтересовался Макс у собеседника; услышав за своей спиной шаги, он обернулся.
"Мне уйти?" — жестом спросила я. Макс в ответ махнул рукой.
"Оставайся".
Послушавшись, я встала за его спиной и помахала экрану.
— Привет, Коннор! Что ты теперь натворил? — спросила я, переходя на английский. Заклинание-переводчик, накрывавшее территорию ГООУ и позволявшее каждому студенту не только говорить на своем родном языке, но и понимать остальных, увы, не действовало при беседе с кем-то, кто находился за пределами университета.
Сидевший по ту сторону монитора подросток, всем своим видом говоривший "трудный" — украшенная шипами косуха, выбритая с левой стороны голова и несколько пирсингов в брови — встрепенулся и перестал игнорировать экран.
— А, русская! Я тебе уже говорил, что у тебя смешной акцент?
— Не устаешь об этом напоминать.
К сожалению, когда встречаешься с кем-то, в большинстве случаев получаешь не только одного конкретного человека, но и его родственников. У Макса это был Коннор, его младший брат. Так получилось, что их отец погиб, мать была больна, а о других родичах, если они и существовали, Макс никогда не упоминал. В итоге воспитание Коннора легло на его плечи. Задача сама по себе нелегкая (попробуйте объяснить подростку, почему вы являетесь неоспоримым авторитетом, когда вы всего на два года старше), а теперь, когда Макс начал учебу в ГООУ и лишился практически всех рычагов воздействия, и вовсе невыполнимая.
— Он принес в школу бутылку водки, — ответил за брата Макс. Голос его за ладонями, которыми он закрыл лицо, прозвучал глухо. — Теперь его отстранили от занятий на две недели. Опять. Предупредили, что еще пара таких выходок, и исключат. Что ты тогда собираешься делать? — обратился он опять к Коннору.
Я было спросила, зачем, но промолчала. И так ведь понятно: чтобы эпатировать. А заодно насолить брату.
— А еще отвел глаза продавцу в магазине. Так? — Макс отнял руки от лица и строго посмотрел на Уолша-младшего; тому хватило совести по крайней мере принять устыдившийся вид. — Мы уже говорили, почему обычных трогать запрещено?
— Раз двадцать, — буркнул Коннор. — И что такого? Вон, скажи ему, русская, — ткнул он в мою сторону пальцем, — у вас ведь в России водку все пьют!
— Вообще-то нет, — сообщила я. — Я тебе говорила, это стереотип. Мы не начинаем пить водку еще в младенчестве. Мы вообще не все пьем водку. И даже у нас продажа алкоголя несовершеннолетним запрещена.
Почему-то развенчать этот миф оказалось сложнее всего. "В России всегда холодно и лежит снег" можно было опровергнуть при помощи интернета и прогноза погоды, но вера в то, что русские и водка неделимы, не искоренялась. Удивительно. Россия же была не единственной родиной крепких напитков (вон, Соединенное Королевство никто за виски не упрекал), но по какой-то неизвестной мне причине оказалась страной с самой стойкой ассоциацией.
Коннор неверяще уставился на меня.
— В каком отстойном месте ты живешь!
— Да меня как-то устраивает... И вообще, лучше скажи, как ты умудрился попасться? Ты ее прямо из горла пил, что ли? Неужели нельзя было додуматься перелить в бутылку из-под минералки, тогда никто не заметил бы...
За последнюю реплику я получила заинтересованный взгляд от Коннора и хмурый от Макса. "Не учи детей плохому". Поняла.
— В смысле, я хотела сказать, зачем тебе вообще водка? Алкоголь — это зло. Сначала все хорошо, а потом понимаешь, что совершил непоправимую ошибку...
Результат не изменился. Макс все еще недовольно смотрел на меня, запрокинув голову, а Коннор, глядя на нас, откровенно ухмылялся.
— Все, сдаюсь! — подняла я руки, признавая поражение. — Вас оставить вдвоем?
У меня совершенно отсутствовал опыт воспитания детей. В семье, несмотря на большое количество двоюродных братьев и сестер, я была младшей, поэтому нянчились обычно со мной и Риткой, а не наоборот. Племянников у меня еще не было, только Влад этой осенью женился, но о детях разговора еще не было, я своих в ближайшие десять лет не планировала заводить, а потому о том, как правильно разговаривать с детьми, ничего не знала. Тем более, с подростками, которые из разряда "он такой же, как я, только чуть младше" внезапно перешли в категорию "ты для него вроде как выполняешь роль родительской фигуры".
— Не надо, мы уже заканчиваем, — Макс снова повернулся к монитору. — Это был последний раз, понял?
— А то что? — с вызовом спросил Коннор.
— Отправишься в штаб-квартиру до совершеннолетия. Там уже всем надоело вытаскивать тебя из очередных неприятностей, будут только рады... Насколько Охотники тебе вообще могут быть рады.
Кажется, угроза возымела действие.
— Плевать! — Коннор все-таки нашел в себе силы сделать вид, что ему все нипочем. — Хуже, чем здесь, все равно не будет.
— Уверен? — от тона Макса, мрачного и многообещающего, Уолша-младшего все-таки проняло. Но не сильно. — Проклятие, Конн, когда ты наконец возьмешься за мозги?
Подросток опять насупился.
— Не учи, — огрызнулся он. — Ты мне не мать, чтобы воспитывать!
А вот это уже был удар ниже пояса. Потому что мать их находилась в больнице святой Елизаветы для душевнобольных — я не знала, почему, и не спрашивала, не та это была тема, чтобы совать в нее любопытный нос, — и в воспитательном процессе принимать участие не могла. А Макс, как ни старался ее заменить... Да, он не был ею.
Изображение на экране поменялось, и вместо слабо освещенной комнаты с серыми обоями Скайп показал черный прямоугольник: Коннор предпочел отключиться, чем выслушивать ненужные, как он считал, сентенции. Зараза. Макс тихо выругался и снова спрятал лицо в ладонях. Немного замешкавшись, я положила руку ему на плечо в попытке хоть как-то поддержать. Наверное, все-таки не стоило: только я дотронулась, как Макс вздрогнул и повернулся ко мне.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |