| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-При случае оцените мои жертвы.
-Непременно. Самые сильные и крепкие люди способны напрягаться только до известного предела, а там — силы их покидают и они изнемогают. — заметил генерал. — Про Сократа рассказывали, что он двадцать четыре часа стоял неподвижно на одном месте, размышляя о чем — то. И это уже граничит с фактическим, с чудесным. А на сорок восемь часов и Сократа не хватило бы!
-Православным все нипочем, был бы ерофеич с калачом! Впрочем, я не Сократ, но в двадцать четыре часа не верю. Мне за глаза хватало моих восемнадцати часов.
-С чего начнете?
-Вот, гляньте — ка.... — Молев небрежно вытащил из внутреннего кармана два скомканных листочка, с четвертушку бумаги, и протянул их генералу.
Тот бегло просмотрел листочки. Это были короткие служебные донесения.
"Москва, Департамент Государственной Охраны.
Нами разрабатывается житель Москвы Кациус Людвиг Фридрихович, 1892 — го года рождения, уроженец Двинска. Учился в гимназии в Риге, затем в Киевском университете. Эллинист. Интересовался телепатией. В 1913 — м году отчислен из университета и уехал в Витебск. Там познакомился с известным русским художником, Малевичем. Затем, по состоянию здоровья переехал на юг. Год жил в Крыму, служил в акционерном обществе, кем — то вроде юридического консультанта. Поэт, литератор, эсперантист. Состоял в организации "объединенных максималистов", был связан с неким Жук — Жуковским, радикалом, поклонником трудов Лаврова и Михайловского. Подозревался в переправке статей для еженедельника русских политических эмигрантов. Укрывал беглого приятеля. Переехал в Москву. Основал литературный кружок и журнал. Печатал злободневное, в основном пасквили и желчные фельетоны. Был связан с умеренными оппозиционными группами и сам называет себя "умеренным элементом". Имеет широкий круг знакомств в Москве, среди "сливок" здешнего общества, артистических и писательских кругах, балетных трупп"...
-Господи, еще и среди балетных трупп?— Дрозд — Бонячевский покачал головой, не то осуждающе, не то восхищенно.
-Балерины пользуются успехом у политической элиты, многие министры и чиновники покровительствуют им. К тому же пристальное внимание балету уделяют иностранные, главным образом, немецкие, дипломаты. Ну, читайте далее...
-Эге..."В 1925 — м году приговорен к каторжным работам. Каторгу отбывал в Хибинах. Так, а что во второй бумаженции? "Москва, Департамент Государственной Охраны. 18 — го мая с. г. в Москве зафиксирован контакт Кациуса с английской подданной Кристиной Уинэм — Рич. Кациус планирует осуществить бегство за границу летом или осенью этого года. Установлено, что он поддерживает на конспиративной основе отношения с иностранцами. В целях выявления возможных контактов объекта с работниками посольств иностранных держав и подозрительными связями из российских подданных просим взять его под негласное наблюдение".
-Как вам? — спросил Молев
-Служебные бумаги выносите?
-Пришлось. Исключительно для дела.
-Ну, ежели для дела... — генерал развел руками.
-С них я и предлагаю начать комбинацию. Прежде чем потенциальный "утеклец" Кациус упорхнет из родных пределов за границу, он узнает о существовании нашей мнимой организации. И сообщит о ней заинтересованным сторонам, в данном случае — англичанам, через посольскую резидентуру в Москве, и доморощенной эмиграции.
-Этот момент стоит продумать.
-Разумеется. — сказал Молев. — Представьте себе, Дмитрий Филиппович, такую картину...В Варшаве обосновалась небольшая русская эмигрантская группа во главе с неким Агаянцем. Кто такой? Армянин, неприятный, мутный тип. Но с хорошо подвешенным языком. Бойкое перо. В своих статейках не щадит ни социалистов, ни монархистов, с едким сарказмом высмеивает и тех, и других. Этим он оттолкнул от себя многих. Агаянца и его группу возненавидели. Создалось положение, когда от группы осталось всего несколько человек, которые и самих себя едва ли могли назвать друзьями. Толчком к выходу группы из изоляции стал, в июне этого года, выстрел бывшего воспитателя Смоленской мужской гимназии Вельмина в русского вице — консула Ливеровского, поляка, между прочим, уроженца Минска. Черт его знает, чего он стрелял, может попросту озверел от отчаяния эмигрантской жизни. Действующий в Польше закон об ускоренном судопроизводстве предусматривает за политическое покушение только два вида наказания — смертную казнь или пожизненное тюремное заключение. Русскую политическую эмиграцию, это, конечно, взволновало. Она захотела помочь Вельмину подготовкой его защиты. В Варшаву приехал антверпенский адвокат Вандервельде, из Вильны приехали два юриста — Эттингер и Шульц, в Варшаве защитником вызвался быть еще один адвокат — Мариан Недзельский, член Национально — Демократической партии и шапочный знакомец Агаянца.
-Пока не могу уловить, каким образом вы намереваетесь использовать дело Вельмина?
-Почин с вызовом адвокатов для защиты Вельмина был сделан из Лондона. — сказал Молев. — Русским Политическим Комитетом. Это довольно известная эмигрантская организация, желающая стать серьезной. Почин сделан ее лидером, неким Коноваловым. По моим сведениям Коновалов выложил и свои личные средства для найма Вандервельде.
-С чего такая щедрость?
-Этому предшествовала личная встреча Агаянца с одним из доверенных лиц Коновалова в Варшаве, профессором Радкевичем. Агаянц, уж не знаю из каких побуждений, но, полагаю, исключительно из желания набить себе цену, или, может быть, удачно продаться, наговорил Радкевичу сорок бочек арестантов...
-То есть?
-Будто бы Вельмин — сочувствующий Агаянцу. Будто бы в России у Агаянца есть законспирированная чрезвычайно, группа боевиков, только и ждущая указаний и денег для исполнения террористического акта. Наплел, конечно, но тут случай...Совпало, как говорится...Вы слышали про "горелое дело"?
-Что — то такое было, мелькало... — сказал Дрозд — Бонячевский
-В прошлом году горстка людей, молодежи, пыталась примитивнейшими средствами поджечь сначала несколько почтовых ящиков в Москве, затем справочное бюро, несколько кинотеатров и, наконец, — какое — нибудь присутственное место. Причиненный вред был ничтожен. Сумятицы эти действия не вызвали почти никакой, но во время последней акции случайно вспыхнул заряд в кармане одного из поджигателей. Его схватили, за ним всех остальных — всего было арестовано одиннадцать человек. В ходе следствия двое арестованных покончили с собой. И Агаянц бахнул Радкевичу — мои, мол, орлы... Радкевич и ухватился, телеграфировал в Лондон. Для пущей убедительности Агаянц сослался на своего знакомого, Буланова. Буланов — коренной москвич, человек набожный, из купеческой семьи, умеренный демократ. Четыре года назад приехал в Стокгольм по торговым делам, да так там и остался. Вкусил прелестей свободы.
-Ну, ясно. У них там, в Швеции, сплошь сауны и свободная любовь...
-Буланов сделался строительным подрядчиком и в Варшаве оказался по своим подрядным делам. Так этот Буланов много и часто переписывается со своей московской родней и со знакомыми, ну а те, по старомосковской привычке, делясь слухами и будоражищими сплетнями, раза в четыре их преувеличивают. Буланов и брякнул про "горелое дело", и довольно удачно вышло.
-Стало быть, Русский Политический Комитет сильнейшим образом, через дело Вельмина, сблизившись с Агаянцем и его варшавской группой, желает получить выход на "боевку" в России? Зачем?
-Зачем — это понятно. — сказал Молев. — Серьезной организации нужен громкий политический акт террора.
-А — а, хотят заявить о себе?
-Похоже, окончательно обанкротившаяся эмиграция решила пойти хоженым путём, сделав ставку на террор. Думаю, это блеф, но возможны варианты.
-Главное, что подобное — оправдание теракта в устах претендующего на респектабельность политического оппозиционера и эмигранта — вообще стало возможно. — задумчиво сказал Дрозд — Бонячевский. — Это действительно новая страница. Ну, хорошо, допустим. Однако очень скоро выяснится, что Агаянц эмигрантов из Лондона водит за нос. И что тогда?
-Этого пока не произойдет.
-Хм — м, я вас не понимаю...Погодите — ка! Не хотите ли вы сейчас мне сказать, что армянин — это ваш человек? Агент?
-Да нет, что вы?! — Молев заволновался. — Просто господин Агаянц, как бы это сказать?, — он слишком темпераментный человек, и сам немножко верит в свои фантазии. В темпераменте как свойстве личности отражаются динамические особенности психической деятельности человека, которые проявляются и в его поведении. Например, Агаянц — человек холерического темперамента. Для него характерны наличие неуравновешенной нервной системы, а глубокие эмоциональные переживания энергичны. Такие люди обычно бурно реагируют на любое событие. Наверное, поэтому, он был столь убедителен в беседе с профессором Радкевичем.
-Агаянц верит в подполье, которого нет? — спросил генерал.
-Верит. И мы должны укрепить, во — первых, его веру в подполье, и во — вторых, веру в подполье эмигрантов из Лондона.
-Каким образом?
-Создав для этого "боевку" в России. Знаете, передо мною на столе лежат сейчас груды дел разгромленных и находящихся под департаментским контролем противоправительственных организаций. Из этих папок я по крупицам выбираю типичные примеры революционной деятельности, фамилии, служебные и домашние адреса участников подполья. Я готовлю комбинацию, ее схема обрастает жизненными подробностями деятельности, задуманное наполняется людьми, которые в будущих разговорах и действиях будут как бы оживать, действовать, укрепляя достоверность легенды. Я корплю над схемой без малого месяц, и труд этот еще не окончен. Придет время и он будет придирчиво обсужден, уточнен и дополнен, и, наконец, утвержден вами, полагаю. Скажу как на духу: я хочу встретить ускользающий сдающийся взгляд, чтобы там, за границей, признались вдруг — "мы проиграли, конечно"!
-Всякая ложь однажды разоблачается.
-Это уже проблема организации. Мы же тонко, ненавязчиво подтолкнем к ней. Для этого нужно время. И терпение...
-Мне кажется, вы затеяли что — то сложное...
-Я рассчитываю свою игру на много ходов вперед.
-Эдак и морду разбить недолго.
-Разбить себе морду может любой дурак. Более приятно, мне кажется, разбивать морды другим, — ответил Молев, извиняясь доброй улыбкой за грубость своих слов.
===============================================
сновали в Электрогородок и к электрорынку* — В конце 1911 года к северу от Владимирского тракта, на краю Артиллерийской рощи, между Всехсвятским заштатным девичьим монастырем при Новоблагословенном кладбище и артиллерийской лабораторией, возник обширный комплекс сооружений Российского Электротехнического Общества (РЭО), спроектированный молодыми архитекторами братьями Владимиром и Георгием Мовчанами. В 1914 году в Дангауэровской слободе отстроили, для получения дефицитной в ту пору рафинированной меди, электролитический завод "Акционерного общества Московских электролитических заводов И.К. Николаева" и кабельный завод "Товарищества для эксплуатации электричества М. М. Подобедова и Ко". От Рогожской заставы к Дангауэровке, вдоль монастырских стен и Владимирского тракта протянули трамвайную линию с кольцевым разворотом. Тотчас под Горбатым мостом, построенном через железнодорожные пути Московско — Курской и Нижегородской железной дороги, возникла стихийная "толкучка", как грибы после дождя повыскакивали ларьки, в которых продавались радио — и электрические товары, материалы для конструирования электротехнических радиоприборов и всякая прочая сопутствующая дребедень. "Толкучка" превратилась вскоре в известный рынок по продаже электротоваров — в 1924 году правительство ввело новые правила контроля за торговлей в стихийных ларьках и это вынудило продавцов переместиться в магазины, воздвигнутые возле железной дороги. В зданиях электрорынка, под Горбатым мостом, расположились небольшие торговые секции, отдаленно напоминающие о старых ларьках. Вокруг и около конечной трамвайной станции, у разворота, разместились типичные торговые заведения — большие магазины бытовых электроприборов, беспошлинные магазины и прочие секции розничной торговли.
В середине 20 — х, напротив комплекса РЭО выросли две поставленные в виде буквы "Т" призмы здания Московского военного электротехнического училища. Неподалеку появились Высоковольтная лаборатория Розинга, административные корпуса РЭО и здания учебных электротехнических мастерских. Весь район от Проломной заставы до Дангауэровки, и к югу от Артиллерийской рощи, с легкой руки кого-то из московских бытописателей, был назван Электрогородком.
Пятница. В лето 7436 — го года*, месяца сентября в 24 — й день (24 — е сентября 1927 — го года). Седмица 17 — я по Пятидесятнице, Глас седьмый.
Москва. Большой Черкасский переулок. Здание Министерства Внутренних Дел.
Неслышно прикрыв за собой дверь в кабинет министра внутренних дел князя Бориса Викторовича Ромодановского вошел Георгий Васильевич фон Эккервальде, глава Департамента Государственной Охраны, с тоненькой служебной папкой под мышкой.
Ромодановский машинально взглянул на часы. Шел уже третий час ночи. По всем нормам, служебным и человеческим, полагалось кончить рабочий день. Но у князя Ромодановского, человека, несомненно, высокой культуры, был своеобразный стиль работы. Работал он в основном ночью, а вместе с ним был вынужден работать весь аппарат министерства. Он мог позвонить по прямому проводу в четыре часа утра, чтобы получить какую — нибудь понадобившуюся ему справку, которую вполне можно было получить на несколько часов позже. Многих в министерстве это раздражало.
...Ромодановский работал. Бумаги он прочитывал медленно, вдумчиво, всем своим видом демонстрируя посконно — домотканную неторопливость. Бумаги, с которыми знакомился министр, не имели обычных в полицейско — охранном делопроизводстве входящих — исходящих бумаг по важности их содержания краплений специальными грифами по возрастающей: "Секретно", "Доверительно", "Совершенно секретно", "Совершенно доверительно". Не были они снабжены и крапами самых — самых секретно — доверительных, но являлись исключительно наисекретнейшими. Такие бумаги исполнялись в строго определенном количестве с персональным указанием должностного лица, кому предназначались сведения или сообщения. По ознакомлении и принятии мер, подобные документы возвращались к первоисточнику или уничтожались в установленном порядке. Подобная документация крапилась буквосочетанием "Св.Св.", что в расшифровке означало "святая святых".
-Решили — таки помешать самоотверженному труду, Георгий Васильевич? — чуть сварливо спросил князь Ромодановский. — Садитесь пожалуйста.
-И в мыслях не имел намерения вам мешать, Борис Викторович. — с улыбкой ответил фон Эккервальде, усаживаясь возле министерского стола.
-Просто так заглянули? Не юлите, не юлите, Георгий Васильевич. Я рад, что зашли. Думаю, мне настала пора сделать небольшую паузу в рутинных служебных делах.
Фон Эккервальде снова улыбнулся.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
