Практическая психология. Герцог

— Кирена Василия, вы завтракали?

— Мое имя Дашка! — с вызовом ответила девочка. — И никакая я тебе не кирена! И есть твой хлеб не буду!

Громко ахнула Светика, зажав рот ладошкой.

— Сколько тебе лет? — спокойно глядя на девочку спросил Алан.

— Девять, — буркнула Дашка.

Ну вообще! Это, в каком возрасте реципиент начал девок портить? Не удивительно, что Дарен и Дашка практически ровесники. Видать, юношеский пыл в штанах удержать не мог, вот и детей настругал больше, чем надо. Сексуальный маньяк!

— Садись и жди, пока я закончу дела, затем поговорим. — Конт, не обращая больше внимания на дочь, погрузился в записи.

Нынешние цены на рабов были значительно выше, чем при их покупке. Но так как Виктория не собиралась их продавать, то никакой выгоды это ей не сулило. Она поманила к себе Санику, и они еще полрыски обсуждали, кому и до какого предела можно снизить выкупы. Наконец и этот вопрос был решен.

— Объяви рабам мое решение. — Алан откинулся на стуле. Давали о себе знать раны и усталость после дороги. Больше всего сейчас хотелось завалиться в постель.

— Хозяин, можно вопрос? — тихо спросил раб, когда они закончили, и Светика ушла, чтобы спрятать в сундук книги. Конт кивнул. — У меня будет шанс выкупиться?

— Я подумаю, — Алан внимательно посмотрел на Санику. — А что ты будешь делать, когда получишь свободу?

— Женюсь на друиде, если она согласится, — не задумываясь ответил мужчина. Видно, давно для себя это решив. — Она меня спасла, да и женщина хорошая.

Виктория улыбнулась.

— Думаю, у тебя будет такой шанс. Как продвигается строительство деревни за стенами?

— Три сруба уже поставили. Название надо бы, — чуть улыбнулся одними губами раб.

— А что тут думать? Свобода. Веска Свобода.

Когда раб ушел, конт повернулся к дочери.

— И что мне с тобой делать?

— Я все равно сбегу. Не буду жить в этом доме! — выпалила девочка.

— Ты ведь знаешь, что, выйдя замуж за барона, ты стала баронессой. Ты знаешь, кто это такие? — Виктория пыталась говорить спокойно, но в груди потихоньку начинало расти раздражение.

Девочка неуверенно кивнула.

— Мне ксен рассказывал. Тот, что обряд проводил.

— Твой муж умер и теперь ты вдова. Подумай, ты будешь жить в замке, тебе не придется работать в поле и по дому. У тебя будут слуги, учителя, а когда вырастешь, сможешь найти себе достойного богатого жениха. Разве тебе не хочется иметь украшения, красивые платья, собственного коня, брата?

— У меня есть брат! — выкрикнула девочка. — И мама, и папа! Они меня любят и ждут! А тебя я ненавижу! — Она вдруг опустилась на колени и заплакала. — Отпусти меня, хозяин, Вадием умоляю!

Виктория смотрела на рыдающую девочку и понимала, что не сможет ее удержать в замке. Да и не хочет.

— Светика, пригласи ксена. И принеси золотой для моей дочери.

Брат Турид пришел быстро, выслушал проблему и, подумав несколько минут, выдал решение. На один год Василия возвращается к матери. Весь этот год она будет обучаться у местного ксена грамоте, а на праздники обязательно приезжать в Кровь, можно в сопровождении матери. А через год они решат, как девочке жить дальше. Еще полчаса потребовалось на составление письма Слушающему, и через рыску счастливую Дашку с мешком, в котором лежали нарядные платья и обувь, под осуждающие и непонимающие взгляды слуг двое воинов повезли домой. Виктория вздохнула с облегчением и зареклась разыскивать дочерей реципиента.

— Через день назад привезут, побоятся, что через год вы ее не захотите забрать, — буркнул Рэй, догрызая морковку. Они стояли на замковой стене и смотрели вслед всадникам. — Ее мать как узнала, что вы девчонку признали, от счастья три свечи Ирию поставила.

— Откуда знаешь? — поинтересовался конт.

— Слушающий в донесении написал. Они теперь через день доклады шлют о делах в весках. Пишут нашему ксену, а он уже мне дает читать.

— Это хорошо, — кивнул конт, задумчиво глядя вдаль. — Но будем надеяться, что золото, которое я ей дал, примирит ее мать с действительностью.

Иверт и Рэй скептически переглянулись.

— Бешеный Алан, помнится, хотел женить Тура на своей дочери, — усмехнулся Иверт, весело косясь на секретаря.

Дарен и Тур, перегнувшись через парапет, пытались что-то высмотреть внизу.

— Вот еще! Тура женить на этой плаксе! — возмутился Дарен, поворачиваясь к игушу. — И вообще, Тур обещал, что он женится на дочке папы и Зиры!

Сначала Виктория не поняла, отчего все замолчали и уставились на конта с различной степенью заинтересованности. Дарен с надеждой, Тур чуть испуганно, Рэй напряженно, а Иверт весело.

— Что?

— Папа, брат Искореняющий сказал мне, что Зира носит твоего ребенка, — тоном "папа, ты тупой" сообщил Дарен, бросая на землю камешек и не замечая, что все смотрят на него. — А Тур сказал, что если это будет девочка, то он на ней женится! — пояснил он. — Ты ведь разрешишь?

Все дружно перевели взгляд на конта. А Виктория вдруг поняла, что ноги ее не держат. Она медленно села на камень. Зира беременна. Но как такое может быть? Они ведь всего один раз. И почему она ничего не сказала? Даже не намекнула? Пришла, просидела с Аланом всю ночь и даже не сказала! Почему? Не хочет, чтобы конт знал? Боится, что он заберет ребенка? Не уверена, что он обрадуется? Но разве он давал повод так о себе думать? Или просто не хочет навязываться? И Алан ей не нужен, а нужен лишь его ребенок? Почему-то последняя мысль вызвала горькую обиду.

— Кир Алан? — Рэй смотрел с тревогой.

— Иверт, это правда? — требовательно спросил конт, пристально глядя в глаза игуша. В такие же зеленые глаза, как и у его сестры. Горец кивнул. — Но почему она мне не сказала? — Голос конта прозвучал слегка обижено.

Иверт присел напротив и, протянув руку, вытащил у него из-за пазухи серебряную ласку.

— Бешеный Алан, сестра дала тебе свой знак. А это означает, что она тебя назвала отцом своего ребенка. Она все тебе сказала, но ты не понял.

— А у тебя три всяких зверушки, — наябедничал Дарен. — Я видел, когда ты пришел в веску.

— Эй, их уже нет, — пожал плечами горец, поднимаясь и отходя в сторону. — Я вернул их женщинам, когда они решили взять себе мужей. Теперь мои дети других называют папой.

— А тебя это не задевает? — с любопытством поинтересовался Рэй, вытаскивая из-за пазухи очередную морковь.

— Я не готов заводить семью, — весело оскалился горец. — Я вольный ветер. Но в трех племенах я посеял свое семя, — гордо добавил он.

Сеятель, елки-моталки! Виктория прислушалась к себе. Слова Иверта не вызвали в ее души ревности. А вот известие о беременности Зиры шокировало. В голове никак не укладывалось, что она будет папой. Папой! У нее будет ребенок, но этого ребенка выносит не она, а другая женщина. Бред какой-то!

— Оставьте меня.

Черт! Папа! Она повторила слово вслух, покатала его на языке. Вспомнила, как муж радостно подхватил ее на руки, когда узнал о первой беременности. Нахлынули остальные воспоминания. Утренний токсикоз, сентиментальность, плаксивость и первый удар ребенка. Живот, мешающий наклониться, муж, нежно целующий выпирающие в самых неожиданных местах пятки, локти, коленки малыша. Усталость и счастье, когда на грудь положили маленький розовый комочек...

...И горький стыд за свое поведение во время последней встречи с Зирой. Что она подумала о конте? Захочет ли такого отца их ребенку? Им нужно поговорить. Обязательно поговорить. Как она видит их будущее? Сможет ли жить здесь, в Крови, вдали от своего племени? И нужно разобраться в своих чувствах. Сейчас Виктория испытывала растерянность, но, когда она представляла маленького зеленоглазого малыша, похожего на Иверта, у нее теплело сердце и в душе разливалась нежность. Она видела этого ребенка в своих мыслях, держала его на руках и уже любила. Возможно, конт Алан сумеет полюбить и женщину с такими знакомыми и родными зелеными глазами? А если не сумеет, то все равно попытается быть ей другом или мужем, как она решит. Ради их малыша.

— Бешеный Алан, — горец подошел неслышно. — Здесь холодный ветер. Друида велела тебе идти в дом. Рана может воспалиться.

Алан повернулся к игушу и широко улыбнулся.

— Иверт, знаешь, я счастлив.

Горец подошел к конту и крепко его обнял, прижимая к себе.

— Я знаю, — тихо сказал он. — Я рад за тебя, Бешеный Алан. Твое сердце кровоточит, но ребенок сможет его вылечить, — он отстранился, не убирая с плеч конта рук, и грустно добавил: — А я нет.

Она все поняла и словно услышала, как с громким звоном разлетаются осколки нелепых, ненужных, наивных мечтаний. Та малость, что еще оставалась в ее душе, поддерживая крохи надежды на счастье.

Спускались со стены они в полном молчании. Внизу их ждал брат Турид, возле которого маячила долговязая фигура в сером балахоне. Ксен сделал решительный шаг к конту, но Иверт загородил ему дорогу, выставив вперед руку.

— Эй, стой! Кир Алан плохо себя чувствует. Все вопросы будут решаться завтра.

Виктория была ему за это благодарна. Она никого не хотела видеть. Никого.

Придя в комнату, не раздеваясь, бросилась ничком на кровать и, зажав зубами угол подушки, беззвучно разрыдалась. Она еще не знала, что это были последние слезы печали, пролитые Викторией Викторовной Вавиловой, больше никогда глаза конта Алана Валлид не наполнятся горестными слезами.

Проснулся конт через несколько часов от тихого шума, доносящегося с улицы. Небо было по-ночному темным и чистым. Слышались вскрики, топот ног, зычный голос Райки, раздающей указания. Алан выглянул за дверь.

— Что происходит?

— Смена патруля и рабыня рожает, — отрапортовал воин, несший вахту в коридоре.

Спать не хотелось, в голове роились непрошеные воспоминания. Теперь ей была понятна сдержанность и отстраненность Иверта, его безликость и молчаливость. Игуш знал, знал и давал Алану шанс перебороть свою пагубную страсть. Находиться наедине со своей памятью было невыносимо, и она решила прогуляться. Тренироваться еще было нельзя, но просто пройтись по улице, подышать воздухом, упорядочить мысли, показалось неплохой идеей.

Когда к ней присоединился Иверт, она даже не заметил. Горец, широко зевая, просто возник за спиной и все.

— Ты что, собираешься постоянно тягаться за мной? — недовольно пробурчал Алан.

— Я твой телохранитель, — просто ответил Иверт и опять зевнул.

"Идиот", — беззлобно подумала Виктория, направляясь в сторону кухни. Райка громыхала ведрами, вокруг нее суетились несколько женщин. Они рвали на полосы ткань, наливали теплую воду в ведра, которую тут же уносили двое подростков в рабской одежде.

— Что у вас здесь за суматоха? — поинтересовался Алан от порога, вызвав своим появлением изрядный переполох.

Райка откинула со лба прядь волос.

— Рабыня никак разродиться не может. Ребенок боком идет, — вздохнула она. — Друида уже несколько рысок возится с нею. Видать, помрет девка.

— А где они?

Что-то в душе щелкнуло и заболело. Виктория живо представила боль, усталость и безнадежную обреченность молодой женщины. Слишком хорошо помнила ее женская суть эти ощущения.

Друиду они нашли в бараке в закутке, отгороженном одеялами. Она склонилась над стонущей женщиной и не сразу увидела вошедшего конта.

— Что скажешь? — тихо спросил Алан, бросая быстрый взгляд на окровавленное полотенце, валяющееся в углу.

— На все воля Ирия, — устало произнесла ворожея. — Я пробовала развернуть ребенка, но ничего не вышло. Беда.

— А если подрезать?

— Не пройдет. Плохо лежит.

Рабыня застонала, по ее щекам текли слезы. Совсем молоденькая.Измученная, с прокушенными до крови, покрытыми коркой губами, горящими щеками, и безнадежным взглядом. Алан представил на ее месте Зиру и понял, что если ничего сейчас не предпримет, то никогда себе этого не простит.

— Больше света. Много воды. Чистые тряпки. Одеяла, — холодная решимость заполнила разум. Как же это страшно, бояться за того кто тебе дорог. — Иверт, мне нужен острый нож. Очень острый нож. Прокали его в огне. Ворожея, приготовь иглы накладывать швы, но вместо нитей вставь жилы. Я видел, у тебя есть такие. Только вымочи их в кипящей воде или в крепком вине. И дай девчонке что-нибудь дурманящие.

— Я помогу, — раздался спокойный голос Иверта за спиной.

Друида внимательно посмотрела на конта, но ничего не сказала, и через минуту ее уверенный голос раздавал указания. Алан присел возле несчастной роженицы.

— Я не уверен, что вы с ребенком останетесь живы, но мы попробуем спасти тебя, — глядя в заплаканные глаза, твердо и честно произнес он. — Я разрежу живот и достану младенца. Потом мы зашьем разрез, и через десятницу ты сможешь ходить. Но рожать больше не сможешь. Ты меня понимаешь? — Женщина кивнула. — Так у тебя есть шанс, если мы этого не сделаем, шанса не будет.

-Не бойся, красавица. В наших селениях так часто делают, и почти всегда получается, — весело произнес Иверт, и в глазах рабыни мелькнула надежда.

Они вышли на улицу, чтобы вымыть руки и повязать на головы косынки. Не хватало еще оставить в животе у женщины свои волосы. Их встретил хмурый Саника с полотенцем в руках.

— Хозяин, если что-то понадобится, крикните. Мы все здесь.

Конт кивнул и повернулся к горцу.

— У вас делают такие операции женщинам? — поинтересовался он.

— Лошадям, — улыбнулся игуш. — Но какая разница?

Действительно, какая разница. Честно говоря, Виктория не верила в успешный исход этой авантюры. Все ее знания о кесаревом сечении были почерпнуты только из статей в толстом медицинском справочнике, которые она изучила, когда ее средний сын вдруг решил обмотать вокруг ножки пуповину и ей предложили операцию. Но не попробовать она не могла. Если был хоть один шанс, то его нужно использовать.

Друида напоила женщину какой-то настойкой, и та находилась словно в полузабытье, но все равно ее крепко привязали к скамье, и Алан взял в руки нож. Ворожея быстро помыла живот роженицы мыльным раствором, затем протерла тряпкой, смоченной в медовой воде. Самое страшное было не поранить ребенка. "Господи помоги!" — конт размашисто перекрестился, провел ножом по натянутому животу и едва испуганно не отскочил, когда кожа разошлась, словно лопнула шкурка у перезревшего плода, открывая брюшные мышцы.

— Сейчас, — пробормотал Иверт и полез руками в живот жертвы их спасения. — Сейчас раздвину.

Он с трудом развел в стороны мышцы, и друида тут же указала пальцем в то место, где, по ее мнению, нужно сделать разрез. Алан осторожно проткнул матку, хлынула мутная жидкость с очень неприятным запахом. Друида чуть отодвинула конта в сторону и, прикрикнув что-то Иверту на языке горцев, расширила пальцами разрез, Алан подхватил его, а ворожея уже доставала ребенка.

— Место достань! — гаркнула она конту, переворачивая младенца вниз головой и оглушительно шлепая его по спине. — Эй, кто-нибудь, перевяжите пуповину!

— Райка! — заорал в ответ конт, с ужасом представляя, что придется засунуть руки внутрь этого. — Забери ребенка! Ворожея, сама доставай! И готовь нити! Иверт, мать твою, что дальше делать надо?