Белый Z на лобовой броне

Уже ближе к вечеру чисто вымытый и немного отдохнувший с дороги Виталий сидел и внимательно разглядывал бутылку со сливянкой. Кравченко заявил, что жена его наливку сию готовит дивно и не попробовать ее смертный грех и великая обида. Хотелось верить, хотя пахла настойка, конечно, заметно приятнее любого импортного коньяка.

Впрочем, бутылка была не слишком большой — как раз такая, чтобы двоим мужчинам хватило душевно посидеть, но при этом не нажраться в зюзю. Именно двоим — и пассажиры Виталия, и дети самого хозяина уже дрыхли, а мадам Кравченко деликатно покинула их, дабы не мешать мужу общаться со старым товарищем. Интеллигентка в лучшем понимании.

Вообще, удивительно даже, как они уживались. Неплохо, судя по всему, но — как? Более непохожую пару стоило еще поискать. Великан Кравченко, в предках бандиты, пираты, бунтари, словом, уважающие себя запорожские казаки. Потом лихая година гражданской войны занесла прадеда в Сибирь, где он и осел в славном городе Иркутске. И оттуда родом сам Анатолий, унаследовавший от предков богатырскую стать, буйный норов и любовь к приключениям, которая его, собственно, в армию когда-то и занесла.

А его жена — с точностью до наоборот. Интеллигентка из Питера, даже вроде бы дворянских корней. Для женщины довольно высокая, но все равно ниже мужа больше чем на голову. Худощавая и подвижная, даже возраст и рождение троих детей не заставили ее фигуру расплыться. Учительница музыки. Была. После развала страны приехала к родственникам, занималась чем придется. А сейчас открыла собственную маленькую частную школу — на первые три класса. Крупных поселков с полноценными школами в округе нет, и местным куда выгоднее отдавать детей в обучение здесь, чем везти неведомо куда. Особенно в последние неспокойные годы. Как с усмешкой, но по-доброму сказал Анатолий, прибыли чуть, но работает не себе в убыток. Да и она при деле.

Чем занимался он сам, Кравченко не распространялся, а Виталий не спрашивал. Захочет — сам расскажет, не захочет — значит, так нужно. Однако же, не бедствовал, это точно. Дом могучий, во дворе средней потрепанности "Крузак". Ну и прочая атрибутика преуспевающего сельского жителя имеется.

— Вздрогнули? — Кравченко аккуратно набулькал сливянку в небольшие, напоминающие, скорее, стопочки-переростки, стаканы. Виталий лишь кивнул. Обжигающая, градусов под шестьдесят крепостью, жидкость лихо скатилась по пищеводу. Следом полетело сало, захрустели на губах огурчики. Кравченко выдохнул: — Хорошо!..

— Это точно. Как тут, на тебя еще наезжать не пытались?

— Да приходили тут какие-то. Говорили, что из "Азова", но я им не поверил — уж больно вид мелкотравчатый.

— И что?

— Да ничего. Автоматы в хозяйстве сгодятся, особенно по нынешним временам. А они там, у оврага. Отдают земле свою органику и прочее железо с цинком.

Виталий понятливо кивнул — значит, убил и закопал подальше. Зная товарища, можно предположить, что вначале по-хорошему попросил убираться, а когда его с первого раза не послушали, решил вопрос кардинально. Учитывая, что в полку Кравченко был лучшим рукопашником, да и стрелком не из последних, плюс в "горячих точках" приобрел ценную привычку не бояться крови, вряд ли для него гости представляли реальную угрозу.

— Ну, тогда за упокой.

Выпили, закусили. Потом Кравченко побарабанил кончиками пальцев по краю стола и спросил:

— Вот ты мне скажи: чем все закончится?

— Да хрен его знает, слишком много факторов. Одно знаю точно — останавливаться наши не будут, пойдут до конца. До любого. Нельзя нам уже останавливаться.

— А людям что?

— Да ничего. На ком крови нет — тех никто и пинать не будет... сверх меры. Хотя, думаю, любителей в сетях гадости писать под шумок отловят. И не удивлюсь, если втихую удавят — на них уж больно многие злы, а кто писал да откуда известно сразу. Ты вон, хоть у старшего своего поинтересуйся — он подтвердит, что дело это достаточно простое.

— Да я и сам знаю.

— Тем более. И отлично знаешь, что с точки зрения государства люди — ценный ресурс. Конечно, многие территории кое-кто предпочел бы видеть без фауны. Их можно понять, но большинство оценивают расклады куда более трезво.

— Да уж...

— Ладно, не кипишуй. У тебя-то паспорт наш.

— Угу. Если местные узнают...

— Тут же настучат, — ухмыльнулся, закончив за него фразу, Виталий. — И после этого ты пополнишь свою коллекцию еще парой-тройкой стволов.

— Ну, в принципе, да, — вернул усмешку товарищ и тут же посерьезнел. — А ты сам-то здесь по каким делам?

— По работе. Спецзадание.

— Значит, ты опять в рядах?

— А я, считай, и не уходил. Разве что вывеска другая.

— И какая же?

Виталий сказал. Кравченко впечатлился. Покрутил головой:

— Высоко взлетел, большим человеком стал.

— Если бы. По сути, обычный чиновник, разве что полномочия запредельные. И то не всегда. Хотя иной раз приходится тряхнуть стариной. И работы, чувствую, скоро будет еще больше.

— Ну, ты замученным жизнью не выглядишь.

— Годы берут свое, но на покой нам еще рано, — Третьяков улыбнулся. — Ну, за молодость?

— Давай.

Выпили, закусили. Чувствуя, что немного захмелел — усталость все же сказывалась — Виталий несколько раз глубоко вздохнул и поинтересовался:

— Сам-то что дальше планируешь?

— Не знаю. Сейчас ничего — война плохое время для бизнеса, надо переждать. Эх, не успел я себе унитаз золотой купить...

— И зачем тебе золотой унитаз?

— От серебра задница чернеет. Ну да ладно. Пережду. А потом — по ситуации. А у тебя что, есть идеи?

— Откуда ты взял?

— Да уж больно у тебя рожа хитрая стала.

— Знаток, блин... Ладно, идея есть. Точнее, вполне сформировавшееся предложение. Сам, — Виталий многозначительно ткнул пальцем вверх, — предложил вновь собрать нашу группу. Тех, кто его в Чечне прикрывал. Ну, кто согласится, конечно. Грядут крутые времена, работы будет много. А людей, на которых можно положиться, всегда нехватка. Нас же он помнит хорошо, причем всех.

— Серьезно, — после короткой паузы ответил Кравченко. — Но зачем ему пенсионеры?

— Поверь, Сам никогда не делает предложений, не подумав. Если предложил — значит, есть для нас работа. Впрочем, это все потом. Сейчас же у меня есть задание, которое необходимо выполнить. Когда решу вопрос — заеду за тобой, поговорим более предметно. Если останусь жив, конечно.

— Останешься. Мы с тобой не раз уходили — и всегда возвращались. Ну, за успех!

Когда утром Виталий уезжал, на душе было удивительно тепло. Все же есть на свете что-то незыблемое. Как друзья, которых достаточно попросить о помощи — и они придут, не требуя ничего взамен и не спрашивая, насколько это опасно. Просто потому, что так надо.

А еще, он вновь был один. Найденыши остались у Кравченко, тот пообещал, что прикроет их до конца смуты. Даже с родителями удалось связаться — мобильные хоть и с перебоями, но работали. Что же, за них можно быть спокойными. А вот за самого себя — нет. Те, кто охотится за ним, просто обязаны были за время, что Виталий им дал, вычислить его маршрут. Можно не сомневаться, они сделали это, иначе грош им цена. А этих людей можно обвинить в чем угодно, только не в том, что они напрасно получают свое жалование.

Село, в котором жил Кравченко, располагалось в чем-то даже удобно. Полчаса езды — и первая "реперная" точка. Еще одно село, а в нем в неприметном доме живет такой же неприметный человек. Встретиться, передать кое-что маловажное, получить столь же ненужную информацию и свалить куда подальше. Смысл встречи совсем в другом. Впрочем, этой встречей задание не ограничивалось. Поэтому Виталий продолжал наматывать километры, надеясь уехать сегодня как можно дальше.

Сегодня веселье началось почти сразу же, и полусотни километров отъехать не успел. Но, что характерно, к заданию Виталия оно не имело никакого отношения. И, уже в который раз, началось все с рева двигателей, идущего с небес. На сей раз, вертолетных.

Вертолет шел в гордом одиночестве. Старый добрый Ми-24, надежная и неприхотливая машина, вполне способная превратить любую цель в море огня. Почему один? Да хрен его знает. То ли со вторым что-то случилось, то ли вертолетчики обнаглели вконец. Если так, то зря. Одиночный вертолет слишком уязвим, это азбука.

Но красиво шел, Виталий аж залюбовался. Такие вертолеты вблизи похожи на таран, способный проломить любую стену. В воздухе от него словно бы исходит аура стремительной мощи. Не зря же их прозвали крокодилами. Это вам не похожие на стрекоз "Апачи", это добротный летающий БМП старой советской школы вертолетостроения. Но при этом издали он все равно кажется изящным и стройным, как балерина. И тоже напоминал стрекозу, правда, изрядно отъевшуюся.

Вот в эту красоту кто-то и пальнул стингерами. Откуда пошли ракеты, Виталий не увидел, зато вертолетчики не оплошали, совершив грамотный противоракетный маневр. Более современные Ми-28 или "Аллигатор" наверняка уцелели бы, но старая машина выполнять пируэты столь лихо не могла. Да и тепловой след у Ми-24, несмотря на все модернизации, солидный. В общем, зенитчики попали. Раз или два, Третьяков не понял, все же дистанция была великовата. И тут же выяснилось, что "попали" обе стороны.

Вертолет, отчаянно рубя винтами стылый утренний воздух, разворачивался. Дым валил, словно кто-то плеснул в костер соляра, однако пламени видно не было. Управление машина тоже не потеряла и, хотя медленно снижалась, явно не собиралась брякаться оземь, разбрасывая вокруг обломки.

Вместо этого пилот развернулся в направлении, откуда прилетела ракета, и вернул подарок сторицей. Виталию не раз приходилось наблюдать за работой боевых вертолетов, и он неплохо представлял, что может нести на своих пилонах издали такая изящная и хрупкая с виду стрекоза. Тем, кто не успел разбежаться, оставалось только посочувствовать.

Ракетный залп превратил если не ровное, то хотя бы пристойно выглядящее поле в изрытый кратерами лунный пейзаж. Вряд ли там могло хоть что-то выжить, и уж тем более не осталось ничего, способного стрелять. Вертолетчики это, видимо, тоже понимали, и двинулись вперед, быстро разгоняясь. Вполне понятный маневр — если не хватает мощности двигателя, набери скорость, и встречный поток воздуха подхватит машину и поможет ей уйти вверх. И у них бы все получилось, но как раз в этот момент откуда-то сбоку ударил еще один стингер, и уклониться от атаки шансов у поврежденной машины уже не было.

Это страшно видеть, как полыхает и клубком огня падает вниз еще недавно могучая стальная птица. Еще страшнее понимать, что внутри — экипаж. Как минимум двое в кабинах и еще, может статься, кто-то в десантном отсеке. Третьякову приходилось уже видеть, что остается на месте падения. Но на сей раз получилось иначе.

Несмотря на быстро разгорающийся пожар, тот, кто сидел за штурвалом, не потерял головы и не бросил управление. С техникой авторотации у него тоже был порядок, а набранной высоты вполне хватало. Вместо неуправляемого падения было снижение, очень быстрое, но все же не столь гибельное.

— Ах ты ж!.. — непроизвольно вырвалось у Третьякова, когда вертолет ударился о землю. Посадка вышла жесткая, но машина выдержала, только стойки шасси вырвало, но это на общем фоне было наименьшей из возможных неприятностей. В бинокль было хорошо видно, как из раскрывшихся кабин выбираются пилоты. А затем распахнулся десантный отсек, и из него кубарем, сбивая пламя с одежды, выкатились еще двое.

Дальнейшее запомнилось Виталию фрагментарно, в основном потому, что он отчаянно гнал машину по бездорожью, на кочках подлетая едва не до потолка. Это было нарушением всех и всяческих инструкций, но давным-давно, еще в Чечне, он понял: иногда лучше нарушить правила, но остаться в собственных глазах человеком, чем поступиться совестью. И будет она грызть ой как долго и болезненно. Особенно в случае, когда нельзя выбить ей зубы, чтоб нежно посасывала.

Сейчас был именно такой случай. С точки, откуда он вел наблюдение, хорошо было видно, как вылезают из кустов украинские сепаратисты. К нацбату они относятся или еще к какой структуре — хрен их маму знает. И не видно, и неважно. В любом случае, если летчики попадут к ним в лапы, то позавидуют мертвым. Но "хероям" было добираться не меньше километра, а Виталию от силы метров пятьсот.

Он успел. Выкатился к вертолету как раз в тот момент, когда его экипаж закончил тушить своих пострадавших товарищей. Хорошо, затормозил вовремя, а то изрешетили бы — вертолетчики буквально ощетинились стволами. Конечно, АКСУ — слабейшая из версий "Калашникова", но с такой дистанции попавший под огонь вряд ли заметит разницу.

— В машину, быстро! — Виталий распахнул дверь и высунулся, показывая пустые руки. — Скорее, болваны!

— У нас...

— Мне плевать, что у вас. Через пять минут здесь будут хохлы, не отобьетесь.

Ему поверили. Главным образом, потому, что хорошо понимали — в покое их не оставят, и помощь с неба вряд ли успеет. Народ был опытный и тертый — от Виталия не укрылось, что, забираясь в машину, они постоянно держали его на мушке одного-двух стволов. Правда, двое обожженных залезали с трудом, но тут уж он им ничем помочь не мог. На ногах стоят — и ладно.

Двое на заднее сиденье, один на правое, и еще один, не долго думая, запрыгнул в багажник. Там, правда, был запас продуктов и канистры, ну да ничего, поместится как-нибудь. Виталий оглянулся вокруг, прыгнул за руль и скомандовал:

— Если что, стреляйте во все, что движется.

— Не учи...

— Заткнись, ученый. Там сзади оружие, можете использовать. А сейчас держитесь!

Нива далеко не спортивный болид, а вот прыгать козлом с кочки на кочку у нее получается знатно. Как они не перевернулись, знал только ангел-хранитель Виталия, потому что пару раз машина отчетливо зависала на двух колесах. Но обошлось — отчаянно выкручивая руль, Третьяков вывел машину к проселку, успел даже немного отъехать, когда увидел выбирающийся на дорогу тентованый КамАЗ характерной армейской окраски. И дистанция до него была ой как невелика.

Фраза, которую выдал Виталий, была короткой и абсолютно нецензурной. Круто вывернув, он загнал машину за остов какого-то обгоревшего до полной неузнаваемости грузовика, благо их тут хватало, рявкнул на пассажиров "Сидеть!" и выпрыгнул наружу. Распахнул дверь багажника, увидел очумелые глаза вертолетчика и, не обращая более на него внимания, выудил снайперскую винтовку. Мысленно вознес молитву всем богам разом за то, чтобы не сбился прицел, и в два прыжка очутился возле изувеченной кабины служившего им сейчас укрытием агрегата. Осмотрелся, бегом пробежал с полсотни метров, лихо взлетел на пригорок, открывающий, неплохой обзор, и убедился, что успел вовремя. Плюхнулся на пузо, скрываясь за только-только начавшим зеленеть кустом. Поудобнее устроил на весьма удобном бугорке оружие, ловя цель, глубоко вдохнул и задержал дыхание.

СВД — оружие не новое, однако надежное, да и в качестве неприхотливой снайперской винтовки все еще вполне актуальное. Старый, да что там, древний патрон, использовавшийся еще в винтовке Мосина, обладает хорошей поражающей способностью и прекрасной баллистикой. Кустарно забронированная кабина, может, и выдержала бы касательный удар, но не в этом случае. Бронебойная пуля аккуратно проткнула железный лист, чуть изменив траекторию и потеряв большую часть энергии. Однако и оставшегося хватило. Водитель, заливая кабину брызжущей из разорванной артерии кровью, повалился вбок. На пассажира. Тот сориентировался мгновенно и попытался перехватить управление, и через секунду получил свою пулю в левое плечо. Не смертельно, но очень больно, кость вдребезги... Грузовик, вильнув, выскочил из неглубокой колеи и тут же угодил в кювет, где благополучно завалился на бок.