Джон Найтингейл. Истории о потустороннем. Общий файл

— Да что, собственно, докучаю Вам своими проблемами. Скажите лучше, как поживает Ваша племянница?

Вопрос был совершенно праздным и заданным скорее из вежливости, чем из искреннего интереса, но именно он, а точнее ответ на него, подтолкнул меня к неожиданной догадке.

— О, мистер Джон, хорошо, что Вы сами заговорили об этом! Дело в том, что Софи хочет успеть на сеанс месье Поля Бенара, известного французского гипнотизера, который помогает увидеть прошлые жизни. Вы не против, если она остановится здесь? Всего на пару дней?

В дверном проеме на мгновение мелькнуло милое девичье личико и исчезло. Но мысли мои витали далеко отсюда, в лабиринте воспоминаний, среди заблудившихся в нем обрывистых фраз.

— ... мистер Джон? Вы меня слышите?

— Конечно, мадам. Я не против. Где мне его найти?

— Кого? — удивилась мадам Деларош.

— Гипнотизера, кого же еще?

— О, Мадонна! Неужели и Вы...

— Простите, я знаю адрес.

Я обернулся и увидел ту самую девушку, по всей видимости, Софи. И точно.

— Софи! Я велела тебе не выходить из комнаты!

— Простите, тетушка. Но я могу помочь доктору.

От близости разгадки все чувства мои обострились, и я был готов расцеловать милую девушку.

— Говорите же! Я запоминаю.

Где-то через час с четвертью я стоил перед дверью в кабинет месье Бенара. Им оказался высокий приятной наружности мужчина средних лет, с характерным французским профилем.

— С кем имею честь? — обратился он ко мне с заметным акцентом, — У меня не назначено на это время клиентов.

— Я не клиент, я доктор, — я представился, — Ответьте мне на один вопрос, честно. Вы знаете девушку по имени Элис Браун? Она была у Вас ровно пять дней тому назад.

Месье Бенар странно дернулся:

— Нет. Я не запоминаю имен посетителей, их слишком много.

Поспешный ответ и легкая дрожь в пальцах, которыми он затеребил воротник щегольской рубашки говорили мне об обратном.

— Вы лжете. Зачем?

— Вы полицейский? Нет! Поэтому я настоятельно прошу Вас покинуть мой кабинет!

Сквозь маску загорелого привлекательного мужчины проступили уродливые черты. Гнев и страх преобразили его. Пальцы сильнее, чем нужно, дернули воротник, и я увидел маленький хрустальный шарик на золотой цепочке. Месье Бенар тоже это заметил:

— Вон! Убирайтесь прочь, я четный человек!

Мне действительно нечего больше было здесь делать. А уж Софи я точно сюда не отпущу.

Мы договорились с Чарльзом встретиться на обед в пабе "Янтарная капля". Пока я ожидал товарища, в голове оформился более или менее четкий план, и я не преминул поделиться им.

— Ну что же, тебе повезло. У меня кузен служит в полиции, думаю, он сможет нам помочь и уже к вечеру нужная информация будет у тебя на столе.

Так и случилось. Я получил телеграмму, содержание которой подтверждало все мои догадки и опасения. Наступило время, когда следовало действовать быстро и наверняка. Я, безусловно, мог ошибаться в мелочах, но не в главном. "Вампир", о котором на каждом углу кричала пресса — это французский гипнотизер. Единственное, что пока ускользало от моего понимания — это то, каким образом и для чего он заставлял своих жертв творить ужасные вещи, нападать на близких людей и совершать над собой насилие. Но, по сути, все подробности он расскажет полиции, когда мы с Чарльзом выведем его на чистую воду.

— Это записка для Чарльза Сеттона, вот его адрес, — крикнул я экономке, сбегая по лестнице и на ходу завязывая шарф, — Попросите кого-нибудь отнесли ее.

— Куда вы направляетесь?

— К пациентке!

Мадам Деларош проводила меня сочувствующим взглядом. Как умная и понимающая женщина, она подозревала, что с этим делом все не так просто.

Она не знала, что, кроме чемоданчика с лекарствами, я прихватил с собой еще кое-что, а если бы знала, ни за что бы не выпустила из дома. Еще будучи молодым врачом в дальних южных колониях, я приобрел одну крайне полезную и опасную вещь. Этим вечером, я, сжимая вспотевшей рукой гладкую рукоятку револьвера, постучал в дверь гостиничного номера, где проживал Поль Бенар. Портье пропустил меня, так я мой чемоданчик служил пропуском в любые места.

— Что Вы тут...

Я не дал Бенару договорить, впихнув того обратно в комнату. Жестокость была мне чужда, но порой и она необходима, особенно для спасения невинной жизни.

— Месье Бенар, вынужден просить Вас поехать со мной. Кэб ожидает нас у выхода.

Лицо француза побагровело:

— Как Вы смеете врываться ко мне?! Я обращусь в Посольство!

— Позже непременно обратитесь, — мне не осталось ничего, как показать ему револьвер, — Простите, но я настаиваю на своей просьбе.

— Мне нужно одеться.

Дураком я точно не был, и пусть военной стезе я предпочел мирную, прекрасно понимал, что опасно давать ему шанс выкрутиться.

— Нет, идемте.

Никогда я не чувствовал в себе такой прилив адреналина. Мы проходили мимо портье, и мне показалось, что сейчас Бенар закричит, и все пропало. Но, видимо, дуло револьвера, приставленное к его боку, умерило горячий французский темперамент.

Очень скоро мы, к счастью, без приключений добрались до дома Браунов. И началась самая непредсказуемая фаза моего плана.

Бенар молчал, но я ощущал волны ненависти, исходящие от него. Дверь была не заперта, однако, по пути к спальне Элис, я не встретил ни одной живой души. Это пугало.

— Я не понимаю, что мы здесь делаем.

— Заткнитесь!

Гипнотизер снова замолчал. Ко мне же подступала паника. Я позвал Чарльза, он не отозвался.

Вот и комната Элис Браун.

Сначала в нос ударил тяжелый запах, который я не перепутаю ни с чем. Потом я услышал звук, самый ужасный звук, который мне доводилось слышать.

— Боже, Элис! Элис!

Я распахнул дверь и увидел девушку, склонившуюся над лежащим на полу Сеттоном. Он чуть слышно стонал.

— Seigneur, ayez pitié de nous...* — выдохнул Бенар, не делая попытки убежать. Я не знаю, что он сказал, но, как и он, я был в шоке. Красавица Элис, бедняжка Элис, еще вчера утром не способная даже передвигаться самостоятельно, смотрела на меня безумным взглядом, и лицо ее было перепачкано в чужой крови. Господи, что же она натворила!

Я хотел подойти к ней, но девушка уже заметила нас, и внезапно с воем отпрыгнула к стене.

— Элис, не бойся меня, — мягко заговорил я с ней, протягивая руку, — Я твой доктор.

Я сделал еще один шаг и понял, что она смотри совсем не на меня. Бенар попятился.

— Стойте, Бенар! Не смейте уходить!

Элис заплакала, размазывая по щекам слезы и кровь. Все происходящее напоминало дурной сон, бред сумасшедшего, но именно поэтому я вдруг почувствовал себя как рыба в воде. Мне стало легче от того, что моя гипотеза насчет причастности гипнотизера подтвердилась, пусть даже и при таких обстоятельствах.

— Вы псих! — взвизгнул француз, — Вы все тут сумасшедшие! — и вцепился в свой воротник, как утопающий в соломинку. Мой мозг заработал с бешеной скоростью. Вот Элис говорит мне о "волшебном шаре", в котором живет "страшный зверь", он требует крови, ему все время мало. Не более чем бред больного человека? А если нет?

— Стойте, Бенар, — повторил я, приближаясь к нему, — Я еще не закончил.

И не успел он ничего понять, как я дернул за золотую цепочку, и маленький хрустальный шарик оказался у меня в руках.

— Нет! Отдайте!

Элис перестала плакать и пронзительно закричала:

— Разбей! Разбей! Разбей!

Хрусталь переливался всеми цветами радуги. Что такого волшебного увидела в нем Элис и почему он так дорог Бенару?

— Я дам Вам денег. Много-много денег, столько, сколько захотите. Только верните кулон мне.

Я перевел взгляд на француза. Тот был бледен, только на скулах багровели гневные пятна. И в этот момент нечеловеческая сила отбросил меня в сторону и вырвала кулон из рук.

— Разбей! Разбей! Разбей!

Я увидел Элис, сжимающую хрустальный камень преткновения. Громко закричал Бенар, и шар ударился о пол, разлетевшись тысячью мелких осколков.

— Тварь, что ты наделала!

Слегка оглушенный падением, я, тем не менее, четко видел облако черного дыма, отделившегося от пола и медленно приобретшего весьма расплывчатую, человекообразную фигуру. Меньше, чем через пару секунд видение исчезло, но мне хватило и этого, чтобы понять — это то самое существо, которое описывала Элис. Зверь, требующий от нее крови.

До прихода полиции оставалось совсем немного времени. Я стоял посреди кровавой комнаты, у ног моих лежали два тела, Чарльза и Элис, но волновало меня иное.

— Кто это был?

— Я Вас не понимаю.

Месье Бенар сидел на полу с совершенно потерянным видом.

— Нет, понимаете. Кто жил внутри хрустального шара? Откуда Вы его взяли и зачем натравляли на людей?

— Вы не поймете...

— Пойму.

Мы с минуту смотрели друг на друга, и, наконец, он решился:

— Я привез его из Шотландии. Мне продал кулон один старик. Он утверждал, что в нем сокрыт секрет вечной жизни. Я ему, конечно, не поверил, но кулон купил, он как раз подходил для моей работы. А потом мне явился... явилось это существо, броллахан. Мы заключили сделку. Он обещал подарить мне бессмертие. Понимаете? Вечную жизнь!

— А вы в свою очередь безжалостно распоряжались чужими жизнями?

— Они все равно умрут, а я нет!

Скрипнула дверь. Прибыла полиция.

— Вы безумец, Бенар. Безумец и убийца.

— Вы не докажете!

— Доказывать буду не я. Прощайте.

На меня волной накатила усталость и безразличие. Я не был готов к такому итогу, я не готов к такой жизни, полной сверхъестественного. Я не раз уже рисковал собственной жизнью, но чужой... Чужой никогда. Судьба смилостивилась, и Чарльз и Амалия остались живы. Мое призвание — спасать людей от физических недугов, а не от душевных и уж тем более не от угрозы со стороны призраков, вампиров и иной нечисти. В который раз задумываюсь я, за что заслужил подобное проклятие. И вновь не нахожу ответов.

— Вам бы отдохнуть, — посоветовала мадам Деларош, — Съездили бы к старшей сестре, той, что вышла за датчанина. Говорят, северный воздух полезен для здоровья.

— За шведа, мадам. Крисси вышла за шведа. Спасибо за заботу.

Экономка тихо закрыла за собой дверь, и я остался один на один с дневником, которому доверял все свои тайны. "Поль Бенар был осужден и приговорен к казни через повешение. Приговор был исполнен на рассвете..." Рука у меня дрогнула, и на месте даты расплылось чернильное пятно. На сегодня хватит. Мне действительно стоит отдохнуть.

Но стоило мне потушить свечу, как перед глазами засверкал хрустальный шарик и тихий голос произнес "Засыпайте, Джон, я о Вас позабочусь..."

*Господи, помилуй нас (фр.)

История пятая.

Мечта на Рождество.

В это утро в мой сон прокрался аромат свежей хвои. Я блаженно зажмурился и втянул носом чудный запах, прежде чем решительно откинуть одеяло.

Наступил один из самых волшебных дней в году — Сочельник, последние 24 часа перед Рождеством. Улицы Лондона волшебным образом украсились еловыми лапами, лентами, бумажными гирляндами и свежевыпавшим снегом. Дети играли в снежки, лепили возле заборов нелепые, но смешные фигуры, смеялись и распевали рождественские гимны. Когда я был ребенком, вел себя точно так же, и, если бы мог, и сейчас присоединился бы к веселой кутерьме.

Мадам Деларош не теряла времени даром и уже распорядилась установить в маленькой гостиной пушистую елку и занималась тем, что развешивала на ней игрушки и конфеты.

— Доброе утро, мистер Джон! Не желаете присоединиться?

Я решил, что никогда не поздно вновь ощутить себя мальчишкой, и с радостью принял предложение. Стеклянные шары и шишки сверкали в лучах солнца как драгоценные. Я любовался ими, потеряв счет времени, а меж тем сегодня мне предстояло выполнить много важных дел, если, конечно, я не планировал заниматься ими на Рождество.

Завтракал я в одиночестве — мадам Деларош попросила разрешения отлучиться на рынок, купить подарки для своих многочисленных племянников и племянниц. Мне бы тоже стоило об этом позаботиться. Хоть толпы родственников у меня и не наблюдалось, Рождество на то и Рождество, светлый праздник, когда хочется делать приятное всем людям. После скромной трапезы я облачился в теплое пальто, повязал шарф, надвинул шляпу на лоб, подхватил в одну руку трость, а в другую — медицинский саквояж и отправился навестить нескольких своих пациентов.

На Дауни-стрит толпился народ. Обилие магазинов привлекало людей, еще не успевших приобрести подарки для друзей и родных. Яркие вывески невольно привлекали взгляд.

— Доктор Найтингейл! — полный круглолицый мужчина по ту сторону стеклянной витрины помахал мне рукой. Слова доносились нечетко, из-за преграды, — Доктор, заходите, не стесняйтесь!

Я пригляделся и узнал Шона О"Брайена. Старый ирландец лечился у меня от болезни желудка, причина которой, что не секрет, крылась в любви О"Брайена к жирной вредной пище. Шон держал галантерею, где при желании можно было найти все, что душе угодно. Маленький рай для женщин. Шляпки, зонтики, фурнитура, перья, перчатки, шпильки, недорогая, но элегантная бижутерия, сумочки, кошельки и косметика. Все это великолепие никак не вязалось с одутловатым, лысым О"Брайеном, но дело свое он знал и любил.

— Выбирайте, доктор, для Вас скидка. Двадцать процентов, — он поймал мой взгляд и утробно хохотнул, — Тридцать процентов. Любая девушка душу продаст за эти безделицы.

Подарки для Ханны и Маргарет, моей младшей сестры, я приготовил, как водится, заранее. Шон нахваливал ассортимент, и мне подумалось, что есть еще пара прекрасных дам, для которых мне не жалко никаких денег.

Продавец помог мне красиво упаковать мои покупки, и мы разошлись, довольные друг другом.

До вечера оставалось достаточно времени, я побродил по городу, посмотрел на огромную елку на площади, послушал замерзшего, но улыбающегося скрипача в парке. Одним словом, сделал все, чтобы оттянуть возвращение домой. И тому имелась причина, весьма, на мой взгляд, весомая. Неугомонная Ханна уговорила мужа провести вечер в театре на премьере нового спектакля "Веселая вдова". Генри отличался многими достоинствами и имел массу разнообразных увлечений, но так сложилось, что искусство театра в этот перечень не входило. То ли мужская солидарность, то ли привычка потакать прихотям любимой сестренки, а может, и все вместе, заставили меня принять приглашение, несмотря на то, что, к слову, и сам я не являлся поклонником Мельпомены. Однако сказанного не воротишь, а, давши слово, я не привык его нарушать.

Вечер наступал с пугающей быстротой. Из окна своего кабинета я наблюдал за тем, как сумерки опускаются на узкие улочки и круглые площади белесым туманом, который, я живо себе представлял, пах дымом, затхлым воздухом с Темзы и чем-то еще, что неуловимо напоминает о скором Рождестве.

— Мистер Джон! — звонко крикнула с первого этажа экономка, — Вы просили напомнить, уже девятнадцать часов!

Я вздрогнул. Сумеркам понадобилось всего несколько секунд, чтобы окончательно сгуститься. Но, безусловно, это был лишь обман зрения.