— Мы на даче у Юли, — негромко произнесла подруга.
Я подскочила и вгляделась в ее лицо. Она была совершенно спокойна, но глаза ее двигались под тонкой кожей век. Вправо-влево, вправо-влево... Что за бред сумасшедшего здесь происходит!?
— Проехать третьим троллейбусом до конечной остановки, выйти идти на север. Мимо книжного магазина, мимо трех желтых домов, вдоль речки, перейти Чугунный мост и свернуть налево...
Я треснула себя по лбу. Как же я забыла!? Эта сцена была и в фильме. Только там — по-другому. А вот в книге было именно так. Я тряхнула подругу, потом похлопала по щекам, а потом начала трясти как грушу, но Катя не просыпалась. Пощупала пульс. Ровный и даже чуть-чуть замедленный. Дотрону-лась до двух дырочек на шее — и вздрогнула. Они были горячими и пульсировали. Может быть, это была только иллюзия, ведь они находились на сонной артерии, но факт оставался фактом. Они были теплее остальной кожи и пульсировали сильнее и не в такт крови. Катя замолчала — и я попыталась разбудить ее. Брызгала водой, орала в ухо, хлопала по щекам, жгла перед носом перья, махала нашатырем — все впустую. Потом убедилась в бесполезности затеи, вспомнила кое-что хорошее про вампиров и рвану-лась на второй этаж. Там должно быть то, что мне необходимо. Во-первых, — лейкопластырь в аптечке. Во-вторых, — крепкая веревка. И, в-третьих, — мое единственное оружие на данный момент, не считая банки с маринованным чесноком — подаренная деду сабля. Если эту пакость можно назвать оружием. Длинная дура в жутко роскошных ножнах. Из тех, что держать дома противно, а выкинуть — друга оби-деть. Но наточена она была на совесть. Дедушка, хотя и оставлял ее на даче в надежде на воров, но ино-гда вытаскивал ее из ножен и точил лезвие. Оружие должно быть в рабочем состоянии. Я попробовала вытащить ее из ножен и осталась довольна. Тяжело, но держать можно. А рубить? Я надеялась, что не получу ответа на этот вопрос. Свои способности я знала. Если я попробую кого-то треснуть этой дурой, тем более рубить, дело кончится двумя смертями. Я зарежу сама себя, а мой враг помрет со смеху. Я связала Кате руки, укрыла подругу одеялом и еще привязала к креслу поверх одеяла. Рядом положила пластырь и ножницы. Кое-что я помнила. Вампиры не могут войти в дом, пока их не позовут или не пригласят. Но позвать или пригласить у нас может только Катя. Как этого избежать? Просто! Заклеить ей рот! А пока — внимательно наблюдать за ее состоянием. Или лучше заклеить ей рот сразу? Эй, а я во-обще-то в своем уме? Я что — серьезно готовлюсь к нашествию вампиров? Но лучше быть готовой к са-мому худшему. Вампиры так вампиры. Если это не они — развяжу подругу и извинюсь. Я попробовала еще раз разбудить Катюшу, пошлепала по щекам, побрызгала водой и даже ненадолго зажала нос, но это опять не помогло. Полный ноль. И что мне теперь делать? Можно не верить в вампиров. Хорошо. Я не верю. Но если это они, то я окажусь в большой попе, чтобы не сказать хуже. Если же это не вампиры, то лучше обезопасить себя. Всю ночь я не просижу, а что придет в голову Кате — предсказать невозмож-но. Кстати, о приходе в голову! Я рванулась к дверям. Мой дом — моя крепость. Поэтому дверь у нас стоит такая, чтобы без тарана не высадили. Три замка, две цепочки. Я закрыла их все и по старой при-вычке бросила ключи в ящик комода. И тут же пожалела об этом. Мы же туда складываем на зиму вся-кое барахло! Лампочки, гвоздики, цепочки, игрушки.... Всякий мусор, который стихийно накапливается в доме. Выкинуть жалко, а разобрать — руки не доходят. А, ладно! Утром буду их выкапывать! Все рав-но до утра я ни шага за порог не сделаю. Катька успела меня серьезно напугать, и я ждала самого худ-шего. Может быть не вампиров, но каких-нибудь маньяков! Мало ли шизофреников на планете?! Мне и одного хватит! И пусть меня считают идиоткой и перестраховщицей! Я не в претензии! Не хотелось бы проснуться в компании бабушки и папы. Я не знаю, что нас ждет после смерти, и вовсе не жажду узнать это так скоро. Мне нравится жить и мне нравится моя жизнь. Я не согласна с ней расстаться так рано. Мне и двадцати-то еще нет! Будет в мае!
Я подумала — и заклеила Кате рот. Так, на всякий случай, сложила поудобнее свое оружие и сотовый телефон. И уставилась на нее. И, разумеется, задремала. Не выдержала. А вы попробуйте сами смотреть на что-нибудь одно. Поневоле уснете. Но проснулась очень быстро. От Катиного мычания. Она, по-прежнему с закрытыми глазами, мычала и вертелась на кресле. Но произнести ничего не могла. Пла-стырь не давал. Кажется, она хотела встать, но веревки не пускали. Хорошие такие, крепкие, хрен разо-рвешь! И меня это радовало. Тем более что Катька проделывала все это с закрытыми глазами. Ну, как лунатик! Ладно, мы с ней днем поговорим! Я устроилась в кресле — и тут в дверь громко постучали.
Я подскочила в кресле. Но хоть удавись, а надо идти открывать. Если это милиция или кто-то из со-седей, которые заметили свет и дым, лучше все разрулить сейчас, а не ждать наряда с ментами.
— Кто там? — громко спросила я.
— Андрэ!
Голос мне был определенно незнаком.
— И кто же вы такой, Андрэ? — выясняла я из-за двери.
— Откройте! — в голосе была сила и ярость. Ярость человека, который привык к повиновению. Мне было глубоко плевать на то, к чему он привык, но почему бы не выполнить его приказ — наполовину?
Надо только поднять щеколду и открыть для выяснения обстоятельств маленькое окошко, которое дедушка вырезал в двери, а потом затянул проволочной сеткой, чтобы никто в него лапы не совал. Со-всем не то, что неудобный глазок. Можно осмотреть всю округу, только не надо прижиматься к нему лицом. Но этого я делать и не собиралась. Человека, стоящего в снегу, я никогда не встречала. И даже немного пожалела об этом. Он был очень красив. Его красота просто била в глаза. Если бы я рисовала бога солнца — я бы нарисовала его именно таким. Высоким, стройным, мускулистым, с гривой ярко-золотых волос ниспадающих в беспорядке на широкие плечи, обтянутые черной кожаной курткой, с яр-ко-голубыми глазами, бледным лицом и ярко-алыми губами. Кроваво-алыми губами из-под которых едва заметно виднелись белоснежные кончики клыков. Я подумала, что он может спрятать их полно-стью, но не хочет? Или нарочно выставляет их напоказ? Чтобы дать понять кто он такой? Эй, я что — ве-рю в вампиров?! А закусывать такие новости я не пробовала? И вообще, на основании чего я так реши-ла? На кончиках клыков? С каких пор это для меня аргумент? Если есть силиконовые груди и контакт-ные линзы, кто сказал, что не бывает псевдоклыков? Дракулу же как-то снимали? Интересно, этот тип купил зубки в магазине смешных ужасов, или все-таки Катя угадала насчет дракуленышей? Кому как, а мне проще выучить теорию вероятности со всеми формулами, чем поверить в вампиров. Мои глаза скользнули ниже по его телу. Красив. И прекрасно это понимает. Ярко-голубая рубашка подчеркивала цвет глаз, брюки плотно обтягивали ноги и все остальное, не оставляя места воображению. Короткие сапоги не спасали от снега, но блондин даже не замечал холода. Я опять перевела взгляд на его лицо. Он очаровательно улыбнулся.
— Юля? Так ведь вас зовут?
— А вам какое дело?
У него с самого начала не было шансов. Просто потому, что он мне понравился. Очень понравился. По-настоящему. И это заставило меня ощетиниться во все стороны, как дикобраза. Будь в нем хотя бы на грамм меньше самодовольства, — и я была бы мягче. Сейчас сработал "Синдром Катрин". Дедушка прозвал так мое обращение с более красивыми людьми. Все детство рядом со мной была Катя, очарова-тельная в любую погоду, как нос картошкой мисс Фриды Бок. Я всегда оказывалась в ее тени. Сперва я страдала, потом старалась не обращать на это внимания, а потом начала задираться со всеми, кто был также красив, как она. Естественно, Андрэ, или как там его, вызвал у меня обострение комплексов — и, соответственно, я начала хамить ему прямо с порога.
— Мы будем говорить об этом в снегу?
— Лично я нахожусь в доме, и меня это вполне устраивает, — справедливо заметила я.
— И вы не хотите пригласить меня?
Голос его стал невероятно мягким, бархатным, ласковым и зовущим. Таким голосом только пригла-шать на свидания. Я едва устояла. И решила сказать гадость.
— А мы стриптиз на дом не вызывали!
Сперва на его лице появилось удивление. Даже челюсть слегка отвисла. Не слишком эстетично. Зато я убедилась, что клыки настоящие. Или все-таки нет? Я слышала, что сейчас можно нарастить испор-ченные зубы. Можно ли нарастить клыки? Спросить, что ли?
— Да как ты смеешь, девчонка!?
По коже у меня пробежали мурашки. Шипящий голос хлестнул по нервам. Приятный контраст по-сле сахарного сиропа. Наверное, по его сценарию я должна была упасть на колени и молить о проще-нии, но в моем-то листке ничего такого не значилось. Режиссер попался не тот. Я из любой драмы ко-медию вылеплю! Вместо испуга я разозлилась еще сильнее.
— Представьте себе — смею. Особенно учитывая то, что стою в доме. За прочной дверью. Они на-стоящие или это металлокерамика?
Кажется, мне удалось его ошарашить еще раз. Ну, бог любит троицу. Интересно, каким манером у них это происходит? С отцом, сыном, да еще и святым духом?
— Они?
— Клыки, — наивно пояснила я. И даже похлопала глазами. Получилось?
Человек опять очаровательно улыбнулся. Решил сменить манеру общения? Клыки показались во всей красе. Сантиметра под два с половиной. Ну и ну! Улыбка добавила еще пару сотен градусов к ок-ружающей среде. Как под ним только снег не расплавился?
— Хотите потрогать?
— Ага. Ломиком. Или кирпичом. Вам что больше нравится? Мне для вас ничего не жалко!
Моей искренности мог позавидовать сам Станиславский.
Улыбка мгновенно исчезла. В голубых глазах блеснул гнев.
— Не дерзи мне, девчонка!
— Что хочу то и ворочу! Это вообще-то мой дом и мой участок. Какого дьявола вам здесь надо!?
Я разозлено уставилась на него. Лицо в лицо, глаза в глаза. Наши взгляды встретились. И в следую-щий миг что-то произошло. Что-то странное. И очень страшное. Попробую описать это так, как почув-ствовала. Словно громадный водопад пронесся по моему сознанию. Водопад ночи. Из голубых глаз хлынула тьма. Она обволакивала меня, успокаивала, обнимала мягкими теплыми руками. Все было так хорошо! Жизнь была прекрасна, все были счастливы и все любили меня. И всё будет еще прекраснее, как только я открою дверь. Нужно только открыть ее и пригласить Господина войти внутрь. Совсем чуть-чуть. Разве это сложно? И я буду так счастлива, как никогда в жизни. Тьма пронизывалась синими всполохами, и это было так красиво! Чужая воля гнула и ломала меня как соломинку, но это было не-выразимо приятное ощущение. Мои руки сами по себе откинули одну цепочку с двери, потом вторую. Теперь ключ. Где же он? Изнутри замок тоже запирается на ключ! И его надо найти! Как можно скорее! Сейчас же!!!
Руки лихорадочно шарили по комоду, сбивая на пол какие-то вещи. Ну да! Я положила ключи в ящик! Я дернула его, едва не вывалив себе на ногу вместе с содержимым, и запустила внутрь обе руки в судорожных поисках! Ай! Моя рука с размаха наткнулась на подушечку для иголок. Она уже давно сломалась, и теперь иглы торчали из нее во все стороны, как из ежа. Острия впились мне в ладонь, и я взвизгнула. Боль отрезвила меня. Куда-то исчезло страстное желание служить и подчиняться! А оно во-обще было? Было. И что со мной только что было!? Что я делаю!? Ищу ключ!? И собираюсь пригласить в дом этого... это... существо!? Да я в своем уме!? Что за бред!? Никаких компромиссов! Никаких при-глашений! НИ-ЧЕ-ГО! Я медленно осела на пол. Ноги как-то плохо слушались. Наверное, испугались!
— Юля, — позвал голос за дверью.
Но теперь он уже не был ни добрым, ни ласковым. Только повелительным. И омерзительно самодо-вольным. Как у меня после очередного зачета — сдано! Поставить галочку и забыть о досадной мелочи. Тьма в моем разуме рассеялась. Я схватила маленькие ножницы из набора — и, что было сил, ткнула се-бя в ногу. Куда-то в бедро. Стало ужасно больно, но мне полегчало. Лучше уж боль, чем эти синие всполохи. Ни глаза мне попалась связка ключей. Она лежала как раз пол подушечкой для иголок. Я схватила ее и что было сил, швырнула куда-то в коридор. Она тоненько звякнула и исчезла в темноте. Вот так! Фиг я теперь разыщу ключи, ни на что не наткнувшись. И днем-то я чую все обматерить при-дется. А ночью, с единственной свечкой вместо лампы!? Часа три провожусь.
— Поторопись, — приказал голос за дверью.
Только не смотреть ему в лицо! В глаза! Это же гипноз! Я читала о таком! Читала! Но не думала, что попадусь сама! Я готова была расцеловать подушечку для иголок даже с риском исцарапаться. Но надо ответить. И достойно ответить! Чтобы знал, вражина!
— Пусть тебе северный олень дверь открывает! Проваливай, не то я возьму дробовик и сделаю из те-бя симпатичное решето!
Молчание за дверью могло быть только заинтересованным и никак иначе. Я ткнула ножницами в ранку от иголок и по руке побежала кровь, грозя запачкать одежду и пол. Я слизнула ее, нарочно рас-травляя царапину языком. Больно. Но это лучше чем попасть под вампирское — или чье оно там — очаро-вание. Жизнь дороже.
— Ты свободна от моей воли?
Вообще-то я не материлась, но сейчас был тот самый случай. Я прислонилась спиной к двери и кратко, буквально в трех красочных фразах, объяснила, где я видела этого типа вместе с его волей, от-куда он появился и кто были его предки. В ответ на мою прочувствованную речь из-за двери раздался тихий смех. Я почувствовала его как воду — всей кожей. Волоски у меня на руках встали дыбом.
— Ты не впустишь меня?
— Пока я жива, ты сюда не войдешь!
Опять молчание. Мне казалось, что оно длится вечность. Слегка кружилась голова. Я сосредоточи-лась и попыталась подумать о чем-то еще. Например, о Шерлоке Холмсе. Или о Джероме К. Джероме и его приятелях в одной лодке. Мне вдруг стало смешно и спокойно. Я почувствовала себя терьером, ко-торый решился сражаться с кипящим чайником. Ну да, нос я уже обварила, но победа еще может ос-таться за мной! Надо только быть немного поумнее. И вовсе незачем хватать чайник зубами. Или смот-реть вампиру в глаза, когда разговариваешь с ним. Хамить можно и не видя оппонента! Я совсем забыла о человеке за дверью, пока, совсем неожиданно, не раздались те же слова.
— Открой мне дверь. Повинуйся!
Интересно, он опять что-то применил? Или я просто этого не заметила? Во всяком случае, у меня хватило сил на короткий смешок.
— Перебьешься!
И вновь несколько секунд молчания. Пока он не произнес совсем другое.
— Ты хочешь сказать, что можешь ослушаться меня?
— Тебе процитировать закон о частной собственности?
Черт его знает, был ли такой закон, но я действительно могла делать все что хочу. И не открывать дверь — тоже.
— На тебя ничего не действует? Ты неподвластна моему гипнозу?
— А должна была? — Никогда не упускай случая получить информацию о враге! Но враг тоже оказал-ся не промах. Фиг мне, а не информация!
