Ракетчики. Глава 9

— Если она такая дикая, как ты говоришь, то, как это она с тобой разоткровенничалась?

— А она мне не так рассказывала. Это я тебе перевела с её языка на русский. Есть у неё одно слабое место: нигилизм. Попробую её зацепить. Но быстро не будет. Неделя, а то и две.

— Лады. Давай последний разок, а то времени совсем мало осталось, моя Лапка.

==== Жизнь Терминатора.

Родился Джон Черни в Калифорнии. Он был потомком русских поселенцев. В их роду была причуда: учить детей из поколения в поколение русскому языку. Не современному, а старому, двухсотлетней давности. Семья богатой не была, и Джон решил отслужить по контракту пять лет в армии. Тогда ему государство оплатило бы высшее образование.

Джон был крепким парнем, выросшим на ферме. В восемнадцать лет он отправился из дому покорять мир. Поработал два года в Лос-Анджелесе: портовым грузчиком, рыбаком на сейнере, вышибалой в баре. Познал женщин. Многих. Специально его морали никто дома не воспитывал. Но он большую часть своей жизни впитывал совершенно другой уклад жизни. Поэтому свободу нравов большого города он принял телом, но оттолкнул душой. К сексу стал относиться, как к техническому вопросу: сбросить нервное напряжение, улучшить гормональный баланс, использовать вместо снотворного — вот типичные внутренние обоснования. Старательно берёгся от болезней. Ни с одной из городских партнерш он не мыслил завести семью. На соседних фермах были достойные девушки, но Джону было только двадцать лет. Куда спешить? Жизнь большого города бурлила, завораживала.

Когда он работал вышибалой, в самом конце он нарвался на клиента, который его побил, причём играючи. Это сильно ударило по самолюбию парня. Вот он и решил убить двух зайцев: стать крутым мэном и заработать билет в институт. Четыре года Джон оттрубил в корпусе морской пехоты. Был уже капралом. И тут, в один прекрасный день... Хотя, если б Джон знал будущее, то не признал бы этот день прекрасным. Появился в части бесцветный майор.

— Капрал Черни? А можно я буду звать вас просто: Джонни? Слушай парень, у меня и правительства США есть к тебе отличное предложение! Мы набираем команду хороших парней, чтобы они надрали задницу русскому медведю. Ты как, не против?

— Готов выполнить приказ, господин.

— Да брось, Джонни! Приказ... Нам нужны лучшие. Ты писал в анкете, что знаешь русский язык...

После двух минут общения на полузабытом устаревшем языке майор перестал мучить Джона.

— Окэй, Джонни, ты нам подходишь. Говоришь сносно, имеешь боевой опыт в Колумбии и Африке. Здоров, как бык, дерёшься, как Геракл, стреляешь, как Робин Гуд. Что скажешь?

— А нельзя ли узнать подробности об операции, господин?

Дураком Джон не был. Он насмотрелся таких типов в Лос-Анджлелесе: мягко стелют, да жёстко спать, так говорила бабушка.

— Одна командировка на месяц — и ты в шоколаде. Что скажешь?

— А конкретнее, господин?

— Экий ты упрямый. Секретную часть я рассказывать не имею право, но если говорить аллегориями: мы должны проникнуть в логово медведя, сунуть голову в самую пасть, вырвать ему сердце и надрать задницу. Не молчи! Экий ты... Окэй. Скажу больше. Помнишь, шорох недавно был в Румынии.

— Где это, господин?

— Неважно. Это сделали русские. Точнее: армяне, но всё равно — русские. Мы хотим ответить ударом на удар. Что скажешь? Больше рассказать не могу — секретность.

— Что я буду иметь за это, господин?

— Окэй, ты мне нравишься, Джонни! С тобой приятно иметь дело! Пятьдесят тысяч баксов бонусом и тройной оклад во время командировки.

— Как это будет оформлено формально, господин?

— Экий ты... Дотошный. Ты убываешь в официальный отпуск из части, заключаешь временный контракт с "Гэлакси Сёвис", они тебе и платят. По возвращении в часть — останавливаешь отпуск. Что-то ещё?

— Да. Нет. Это ответ, господин. — 'Если бы прозвучало "Блэквотэр" — отличный контракт, никому не известная ЧВК — типичная подстава. На один раз. Деньги-то нужно ещё потратить!', — оценил ситуацию Джон.

— Почему?! Джонни! Это же такой шанс! Не всем так везёт! Мы берём лучших! Знаешь, сколько парней на коленях меня упрашивали их взять?!

— Нет, господин, не знаю. Сто тысяч, причём шестьдесят — авансом.

— Джонни, ну ты... Уважаю, настоящий американец. Взял быка за рога, да? Но — не могу. Столько бюджет не позволяет.

— Тогда сожалею, господин, но мы не договоримся.

— Ты нам не веришь?!

— Я верю, что мы засунем голову в самую медвежью пасть. И мне хотелось бы, хотя бы частично, отблагодарить родителей, за подаренную мне жизнь, господин.

— Но ты же патриот, настоящий американец, Джонни!

— Да, господин. Я и не отказываюсь. Шестьдесят тысяч — аванс, сто — бонус, и тройной оклад, разумеется.

— Чёрт! Джонни, ты раздеваешь правительство Соединенных Штатов!

— У них ещё много одежды, господин.

Джон задницей чуял всю гниль майора, его операции. В глубине души рассчитывал, что его условия не примут, и он спокойно дослужит свой год, поступит, выучится, найдёт себе жену из глубинки. Не тут-то было. Скрипя зубами, майор через неделю принёс в клювике счёт на шестьдесят тысяч и договор. Видимо, мало оказалось подходящих кандидатов. Джону дали четыре дня отпуска. Он слетал домой, вручил родителям деньги наличкой: мало ли — счёт в банке потеряется, если Джона "сотрут". "Будь сильным, но оставайся человеком, мой мальчик", — это напутствие отца. "Береги себя, сыночек", — глотала слёзы мама.

Самолёт привез Джона в учебный лагерь "Гэлакси Сёвис", где их отряд целый месяц готовили к заданию. Преимущественно, учили язык и особенности жизни в СССР. Согласовали связь, явки, варианты выхода на задание и отхода. Джон и его группа въезжали в СССР легально, как торговая делегация частной фирмы ЮАР, торгующей урановым концентратом. Из семи членов делегации, шесть — морпехи. Только женщина средних лет реально представляла африканцев. Но это — к слову. Тёмной ночью Джон с коллегами выскользнул из гостиницы. По меркам США — дерьмовой. Вроде бы, незамеченными. Им предстояло проделать путь в девяносто километров из центра Киева в пригород, в так называемое "Большое Гнездо", логово Диктатора. Угнали "Жигули", сиротевшее во дворе многоэтажного дома. Ну и что, что ржавенькое? Нам с ним не жить. Доедем до места, сделаем дело, отойдём, потом бросим. Ребята слегка нервничали. Попросили купить чего-нибудь промочить горло. Джон не стал возражать по пустякам, времени было достаточно. Хотя, если б его воля — не искал бы дополнительных приключений на задницу. Идти решил сам: хоть старшему группы и не положено, но у остальных — сильный акцент, ещё "спалятся". Машину припарковали грамотно, чуть протянув за магазин. Метров семьдесят. Джон сходил в магазин, купил минеральной воды. Она была упакована в неудобную дорогую стеклянную! тару. И пакетов не было. Сложив "дровами" бутылки на локоть Джон вышел из магазина.

Возле магазина, прямо на остановке, подростки приставали к девушке. У себя дома, в США, он мог бы поступить по-разному: уйти, отбуцкать малолеток, вызвать полицию. А что делать тут? Такую ситуацию не отрабатывали. Дело — превыше всего. Джон спокойно пошёл дальше. Но ему в рукав вцепилась толстая тётка: "Молодой человек, заступитесь, вы такой крепкий! Прогоните гопников". Эта небольшая задержка и сыграла важную роль в судьбе Джона Черни. Он не послал тётку сразу, остановился, оценивая ситуацию, вырывать рукав силой не хотелось: явная грубость будет подозрительна. И надо ж такому случиться!?! Из-за угла вырулил "Бобик", милицейский "Уазик". Чёрт!! Джон с неприятной тяжестью в животе подал знак группе: "Срочно уходите". Что они и выполнили: газанули и уехали, оставив Джона на волю судьбы. Парадокс, но судьба была благосклонна именно к Джону, но об этом он узнал позже. "Уазик", прямо через разделительную клумбу, подъехал к остановке. Милиция выскочила из машины в количестве двух человек, подростки пытались скрыться. Предупредительные выстрелы в воздух, стрельба по ногам, визг тётки, крики раненых подростков — дурной сон. Скрыться никому не дали. По рации старший группы вызвал подмогу и минут через двадцать все давали показания в РОВД.

Джон вёл себя спокойно. Ему клялись, что документы прикрытия сделаны качественно, выдержат почти любую проверку. Да-да, им выдали комплект местных документов. На время острой фазы операции. Основным вариантом отхода был обычный выезд, как и въезд, под личиной юаровцев. Ладно, на операцию он уже не успевает. Но на отход — должен успеть. В крайнем случае, есть ещё два запасных варианта. Немного раздражали дурацкие бутылки, которые занимали руки. Но Джон решил привлечь этот атрибут, как вспомогательное доказательство. Наконец следователь вызвал его в кабинет.

— Иван Васильевич Чёрный, 1966-го года рождения?

— Да, верно.

— Что ж вы так? Не помогли девушке, не остановили хулиганов?

— Не мог. Руки были заняты. Вот.

Джон убедительно позвякал бутылками.

— То есть вы признаёте, что не планировали вмешиваться в драку?

Никакого подвоха в вопросе следователя Джон не нашёл. Он — простой законопослушный гражданин, не хулиган, в драках не участвует. Точка.

— Может быть, вы собирались стукнуть пьяных дебоширов вашей бутылкой по голове?

— Нет-нет, что вы, товарищ следователь, не собирался.

Во взгляде следователя промелькнуло неуместное сочувствие. Или презрение. Или показалось?

— Подпишите свои показания. Прочтите и подпишите. Точно не хотите ничего добавить?

Джон внимательно прочел. Всё было записано точно. Казёнными фразами, но точно. Он подписал документ.

— Я могу идти?

— Нет. Эту ночь вы проведёте в КПЗ, неуважаемый Иван Васильевич. Такие замечательные имя-отчество вам достались, такие мышцы, а вы... Мадросов, уводи задержанного.

— Почему вы меня задерживаете? В чём моя вина?

— Иван Васильевич, вы что, с Луны свалились? Сами ж сознались, подписали? Или "обратку крутить" будете? Напрасно. Теперь — поздно. Только испортите себе чистосердечное признание.

Джон ничего не понимал. Что-то он явно сделал не так. Но что? Ему бы прямо тогда: вырубить милиционеров, рвануть из отделения — был хороший шанс уйти. Но он недооценил тяжесть своего положения. Решил, что его ждут утром какие-то формальности. "Явно подготовка к выживанию в СССР поставлена у наших слабенько", — подумал Джон. Джона освободили, наконец, от дурацких бутылок, а также от ремня и шнурков. Ночь он провёл в одной клетке с хулиганами, поэтому не спал. Кто знает: что придёт в голову этим малолеткам? Выживание в русской тюрьме им не преподавали.

Наутро их повезли в суд. Джона, хулиганов, дедка и толстую тётку закрыли в клетке, где сидят обвиняемые. Почему?? Судьи быстро опросили всех участников инцидента, удалились, вернулись, огласили приговоры. Тётку полностью оправдали, выпустили из клетки. Выпустили из клетки и дедка. "Учитывая преклонный возраст и слабое физическое развитие, прочие сопутствующие факторы, суд постановляет гражданина Неплюева Степана Дармидонтовича, 1930-го года рождения, приговорить к сотне очков штрафного рейтинга условно, к штрафу в размере ста рублей, понижению рейтинга лояльности на 38 единиц и постановляет освободить из зала суда". Тут бы Ивану, ой простите, Джону, и рвануть. Шансы были. Хуже, чем ночью, но его подготовка позволяла уйти и из суда. Но он ничего не понимал в происходящем. Зачитали приговор хулиганам: тысяча штрафных очков каждому, денежные штрафы по тысяче рублей. "Учитывая все обстоятельства дела, в том числе хорошую физическую форму обвиняемого, наличие предметов, кои могли бы служить подручным оружием, а также его чистосердечное признание, суд приговаривает Чёрного Ивана Васильевича по статье 152 УК СССР, пункт "б", к шестиста штрафным очкам". Джон был настолько шокирован, что позволил милиционерам защёлкнуть на руках наручники и конвоировать его к автозаку. А дальше у него не было шансов сбежать.

Вот так глупо он и попал в зону. Как потом выяснил: за невмешательство при совершении преступления с отягчающими. Не как американский шпион. Даже, не как обычный бандит. Он сидел, но штрафные очки не уменьшались. Призовые начислялись регулярно: он работал дисциплинированно, хорошо, ничего не нарушал. Но посадили его за общественную пассивность и эгоизм. А в этом направлении ничего не изменилось! Ему психолог сжалился, объяснил, хоть и не положено. Но не в коня корм — никаких выводов Иван Чёрный не сделал. Жил рядом, но отдельно от других зэков. На него разок в шахте "наехали". Всё по уму сделали: выдолбили новый карман, в котором никак не может найтись камеры наблюдения, заманили наивного Ваню. И получили по полной. Не помогли заточки, куски камня и крепкие слова: готовили морпехов тщательно, бой в ограниченном пространстве у Джона Черни был коронным курсом. Зэки из 8-й бригады зализали раны и больше его не трогали.

В общении с женщинами Иван следовал лос-анджелесской механической методике: получил своё и отвалил. Его не удивляло, что дамы за свой счёт не выбирают красавца-Ваню, хотя часто выбирают более неказистых зэков. Иван ни с кем не сближался и к нему в душу никто не лез. Кроме психологов. Но тех он терпел. Стоит отметить ещё один любопытный момент: попав в зону, Иван узнал судьбу его отряда и группы — их всех уничтожили. Газеты описывали покушение на Диктатора обтекаемыми выражениями, но назвали точное количество убитых нападающих: 107 человек. Живым остался только он.

Три года он жил по инерции. Выучил рейтинговую систему, три раза смотрел своё дело. Несколько раз за последние два месяца пытался специально вмешаться в чужие дела, проявив те качества, которых от него ждут, исправиться, так сказать. Но опытные психологи и детектор лжи опровергли его жалкие попытки. Только призовых очков сняли немного за попытку обмана РС — вот и весь результат. Как сказал психолог: "Иван, вы должны искренне помочь, реально осознать порочность невмешательства во зло". Постепенно злость вытравила из характера поздние наносы: служебные и городские привычки. Парень стал прежним фермером. Тоже малообщительным, но не равнодушным. Ему не рассказывали секрет: давно уже была написана и успешно работала программа, анализирующая мимику. В тот момент, когда он заступился за Тютю, он был совершенно искренен. Он защищал слабого, как сделал бы это на своей ферме, где был хозяином. Зачем вмешался? Противно стало. Явного слабака кинулись бить всей бригадой. Могли, теоретически, забить насмерть. Вспомнил Ваня, за что он тут сидит, взяло зло: что ему стоило тогда тех хулиганов раскидать и защитить девушку? Ну и что, что русскую? С него бы не убыло. Стало стыдно, противно. Можно сказать, что он выместил зло на своей бригаде. Но это ему зачлось. Ему сняли половину штрафных очков, хотя и не сообщили.

Иван перестал быть равнодушным. Это заставило его совершить дикий поступок: пойти в оперчасть и сознаться.

— Ну, ты даёшь, Ваня! За всю службу так не смеялся. Американский диверсант, говоришь? Чего только люди не придумают, чтоб из шахты "сдрыснуть". Ну и что, что английский хороший? У нас в школах хорошо учат. Этим ты меня не "купишь". Где закопал оружие, взрывчатку? Нету? Жаль. Было бы забавно тебя на следственный эксперимент свозить. Ой, горе мне с тобой, иди к себе пока. Я подумаю: что можно сделать. Кстати, чтоб уменьшить твоё желание использовать для освобождения негодные способы, сообщу тебе радость: за защиту Тюрина с тебя списали триста очков. Так что, кончай дурковать, и без этого имеешь хорошие перспективы выйти на волю. Всё, иди, и считай, что этого разговора не было!