| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"
"То и другое" расшифровке поддаётся легко: "то" — это то, что "возвращается", то есть то, что было, а "другое" — это сегодняшнее. Но вот что возвращается? Что вот это?
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
" — ...Все снится ей родной Египет" ... — вероятны также ассоциации с образом египетской царицы Клеопатры (в трактовке, предложенной Пушкиным в "Египетских ночах"). См.: Минц З.Г. Блок и Пушкин // Тр. по русск. и слав. филологии. XXI. Литературоведение. Тарту, 1973. С. 213 (УЗ ТГУ. Вып. 306). Развитие этой темы— в стих. "Клеопатра" (декабрь 1907), "Ушла. Но гиацинты ждали... ". ...Другой круг ассоциаций соотносит "Снежную Деву" с героиней поэмы Вл. Соловьева "Три свидания" (1898): третье свидание с "Подругой вечной" состоялось в египетской пустыне; переживания, с этим связанные, имели для Соловьева непосредственную автобиографическую основу (см.: Соловьев Вл. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974. С. 11, 128-131 (Б-ка поэта, большая серия))."
Напомню, что "Три свидания" — это описание трех встреч Соловьева с Sophie - той , которую он считал воплощением Вечной Женственности. В поэме, лишенной какой бы то ни было экзальтации рассказано, как первый раз он, мальчиком, увидел Её в церкви, потом доцентом — в лондонской библиотеке — только её лицо и третий раз — всю в Египте.
Мне девять лет...
Алтарь открыт... Но где ж священник, дьякон?
И где толпа молящихся людей?
Страстей поток, — бесследно вдруг иссяк он.
Лазурь кругом, лазурь в душе моей.
Пронизана лазурью золотистой,
В руке держа цветок нездешних стран,
Стояла ты с улыбкою лучистой,
Кивнула мне и скрылася в туман.
...Прошли года. Доцентом и магистром...
...Всё ж больше я один в читальном зале;
И верьте иль не верьте - видит Бог,
Что тайные мне силы выбирали
Всё, что о ней читать я только мог.
...И вот однажды — к осени то было -
Я ей сказал: "О Божества расцвет
Ты здесь, я чую, - что же не явила
Себя глазам моим ты с детских лет?"
И только я помыслил это слово -
Вдруг золотой лазурью все полно,
И предо мной она сияет снова -
Одно ее лицо оно одно.
... Я ей сказал: "Твоё лицо явилось,
Но всю тебя хочу я увидать.
Чем для ребенка ты не поскупилась,
В том — юноше нельзя же отказать!"
"В Египте будь!" — внутри раздался голос.
... Идти пешком (из Лондона в Сахару
Не возят даром молодых людей...)
Бог весть куда, без денег, без припасов,
И я в один прекрасный день пошёл...
...Смеялась, верно, ты, как средь пустыни
В цилиндре высочайшем и в пальто,
За чёрта принятый, в здоровом бедуине
Я дрожь испуга вызвал и за то
Чуть не убит, - как шумно, по-арабски
Совет держали шейхи двух родов,
Что делать им со мной, как после рабски
Скрутили руки и без лишних слов
Подальше отвели, преблагородно
Мне руки развязали - и ушли.
Смеюсь с тобой: богам и людям сродно
Смеяться бедам, раз они прошли.
Тем временем немая ночь на землю
Спустилась прямо, без обиняков.
Кругом лишь тишину одну я внемлю
Да вижу мрак средь звёздных огоньков.
Прилегши наземь, я глядел и слушал...
Довольно гнусно вдруг завыл шакал;
В своих мечтах меня он, верно, кушал,
А на него и палки я не взял.
Шакал-то что! Вот холодно ужасно...
Должно быть, нуль, - а жарко было днём...
Сверкают звезды беспощадно ясно;
И блеск, и холод - во вражде со сном.
И долго я лежал в дремоте жуткой,
И вот повеяло: "Усни, мой бедный друг!"
И я уснул; когда ж проснулся чутко -
Дышали розами земля и неба круг.
И в пурпуре небесного блистанья
Очами, полными лазурного огня,
Глядела ты, как первое сиянье
Всемирного и творческого дня.
Что есть, что было, что грядет вовеки -
Всё обнял тут один недвижный взор...
Синеют подо мной моря и реки,
И дальний лес, и выси снежных гор.
Всё видел я, и всё одно лишь было -
Один лишь образ женской красоты..."
Но действие данного стихотворения в контраст, в дополнение, в путаницу (что внизу — то и наверху) с предыдущим "В те ночи светлые, пустые..." происходит не в земном Питере. В этом "в моем железно-сером городе" Нева — "исполинская", и сам город равен "царству". (Ранее, в книге "Город" Блок определял его как "всемирный"):
Она, как царство, приняла.
Ей стали нравиться громады,
Уснувшие в ночной глуши,
И в окнах тихие лампады
Слились с мечтой ее души.
Она узнала зыбь и дымы,
Огни, и мраки, и дома -
Весь город мой непостижимый -
Непостижимая сама.
Сравните описание того же Города Даниилом Андреевым. "Роза Мира". Книга X. Глава 5. "Падение вестника":
"...Сперва — двумя-тремя стихотворениями, скорее описательными, а потом всё настойчивее и полновластней, от цикла к циклу, вторгается в его творчество великий город. Это город Медного Всадника и Растреллиевых колонн, портовых окраин с пахнущими морем переулками, белых ночей над зеркалами исполинской реки, — но это уже не просто Петербург, не только Петербург. Это — тот трансфизический слой под великим городом Энрофа, где в простёртой руке Петра может плясать по ночам факельное пламя; где сам Пётр или какой-то его двойник может властвовать в некие минуты над перекрёстками лунных улиц, скликая тысячи безликих и безымянных к соитию и наслаждению; где сфинкс "с выщербленным ликом" — уже не каменное изваяние из далёкого Египта, а царственная химера, сотканная из эфирной мглы... Ещё немного — цепи фонарей станут мутно-синими, и не громада Исаакия, а громада в виде тёмной усечённой пирамиды — жертвенник-дворец-капище — выступит из мутной лунной тьмы. Это — Петербург нездешний, невидимый телесными очами, но увиденный и исхоженный им: не в поэтических вдохновениях и не в ночных путешествиях по островам и набережным вместе с женщиной, в которую сегодня влюблен, — но в те ночи, когда он спал глубочайшим сном, а кто-то водил его по урочищам, пустырям, расщелинам и вьюжным мостам инфра-Петербурга."
И в этом Городе он — не тот который даже "не умел... любить", а:
...плащ мой полон звезд,
За то, что я в стальной кольчуге,
И на кольчуге - строгий крест.
И в этом стихотворении впервые осознано и сформулировано, что все эти снежные девы — они из "враждебной рати". Их цель — противостоять ему, отвлечь его, запутать его ложными ассоциациями, не позволить ему победить, не дать выполнить свою боевую задачу — задачу кармическую. Что они — посланцы чужих, неизвестных богов. Ср. в стихотворении, которое будет через одно: про такую же, если не про ту же:
"...С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем бога
На холодных и сжатых губах...
24 октября 1907"
А "неразгаданное" это имя потому, что к перечню имен христианского Бога оно явно не относится. И "какому богу служишь ты?" — так до конца трёхкнижия он и не скажет.
ЗАКЛЯТИЕ ОГНЕМ И МРАКОМ
За всё, за всё тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне.
Лермонтов
А.А. Блок. "Полное собрании сочинений и писем в двадцати томах. ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ":
"
Заглавие Заклятие огнем и мраком и пляской метелей.
Одиннадцать стихотворений.
Посвящение И вновь посвящаю я
Эти стихи — Тебе.
Заглавие Заклятие огнем и мраком и пляской метелей.
Посвящение И вновь посвящаю эти стихи — (Т)тебе.
"
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
Высылая Брюсову 14 ноября 1907 г. рукопись "Заклятия огнем и мраком и пляской метелей", Блок указывал в сопроводительном письме: "Вот — новый цикл стихов, или поэма, непосредственно примыкающая к "Снежной Маске". Заглавия составляют вместе одну заклинательную фразу..."
Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" и III1[III1 — [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
"(1) Принимаю — (2) В огне — (3) И во мраке — (4) Под пыткой — (5) В снегах — (6) И в дальних залах — (7) И у края бездны — (8) Безумием заклинаю — (9) В дикой пляске — (10) И вновь покорный — (11) Тебе предаюсь".
Метод конструирования связного поэтического текста ("заклинательной фразы", по авторскому определению) из заглавий одиннадцати стихотворений, составляющих цикл, восходит у Блока, видимо, к Ф. Ницше. В "Песни опьянения", входящей в философскую поэму "Так говорил Заратустра" (1883-1885), заключительные фразы составляющих ее фрагментов образуют в финале о д и н н а д ц а т и с т р о ч н у ю "песнь Заратустры"; в тексте "песни"— образные и смысловые параллели с блоковским циклом:
О, друг, вникай!
Что nолночь говорит? Внимай!
"Был долог сон,-
Глубокий сон, развеян он: -
Мир - глубина,
Глубь эта дню едва видна.
Скорбь мира эта глубина,-
Но радость глубже, чем она:
Жизнь гонит скорби тень!
А радость рвется в вечный день, -
В желанный вековечный день!
(Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого. Пер. Ю.М. Антоновского. СПб., 1911. С. 281-289)
В другом месте поэмы эта "песнь" воспроизводится построчно: каждый из одиннадцати стихов сопровождается соответствующим ему количественным числительным ("Раз!", "Два!", "Три!", "Четыре!" и т.д. — Там же. С. 201-202). Ницше пишет, что "имя" песни — "Еще раз!", а смысл ее — "во веки веков!" (Там же. С. 289). Внутреннее задание блоковского цикла — "еще раз" претворить в поэтическую форму переживания, уже воплощенные в "Снежной Маске"; ср. посвящение цикла в автографах и первых публикациях ("И вновь посвящаю я эти стихи — Тебе"), соотносимое с посвящением "Снежной Маски" ("Посвящаю эти стихи Тебе, высокая женщина в черном", и т.д.).
Подробнее см.: Лавров А.В. Маргиналии к блоковским текстам. 2. Мотивы "Заратустры" в цикле "Заклятие огнем и мраком" // Александр Блок. Исследования и материалы. Л., 1991. С. 172-177.
Составившие цикл стихотворения написаны во второй половине октября — первой половине ноября 1907 г., в период возобновления частых встреч с Н.Н. Волоховой.
Документальных свидетельств об этой поре их взаимоотношений почти не сохранилось, однако, известно, что Блок осенью 1907 г. переживает новый всплеск бурного увлечения героиней "Снежной Маски"...
"
— О, весна без конца и без краю...
О, весна без конца и без краю -
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!
Принимаю тебя, неудача,
И удача, тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха - позорного нет!
Принимаю бессонные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздражала, пьянила весна!
Принимаю пустынные веси!
И колодцы земных городов!
Осветленный простор поднебесий
И томления рабьих трудов!
И встречаю тебя у порога -
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем бога
На холодных и сжатых губах...
Перед этой враждующей встречей
Никогда я не брошу щита...
Никогда не откроешь ты плечи...
Но над нами - хмельная мечта!
И смотрю, и вражду измеряю,
Ненавидя, кляня и любя:
За мученья, за гибель - я знаю -
Всё равно: принимаю тебя!
24 октября 1907
Из Примечаний к данному стихотворению в "Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах" А.А. Блока:
"
Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале "Весы"] и III1[III1 — [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
