Стихи

Оставляя кровавый след на эльфийской коже.

2.08.2021

СЕРЕБРЯНЫЙ ЭТЮД

Чёрно-белые линии в серебряной тусклой раме.

Тесная комната, душная темнота.

Город исходит пламенем и снегами,

За новогодними песенками пуста

Суть вещей, как пуст белый лист на коже.

Глумясь, я одну картину сменю другой.

Снегом заносит ступени храма.

(Осторожно —

Не поскользнуться, ломая кости).

Снегом заносит старое слово в груди людской.

И на обломках — новое слово, под толщей снега,

В линиях, чёртовых линиях серебра.

В холоде хрупко бьётся маршрут побега —

Старый, как стоны ветра, привычный, как немота

Скованной льдом земли под серым усталым небом.

Вот и другая картина: идёт процесс.

Линии, линии — локоть, бедро, ключица; заносит снегом

Мягкие сумерки, сковавшие томным светом

Это начало, этот смешной конец.

Линии, линии; чертит устало похоть

Пепельный выгиб спины, лунную наготу,

Скрипковый переход —

Музыка, стон, молчание.

Слово упрямо нащупывает тропу,

Бьётся надсадным пульсом в виски и рёбра,

Мёртвые смыслы топчет, призрачно хохоча.

Радуга, Ева, Мадонна — отбито, стёрто.

Перевернуть страницу —

Новые репетиции,

Новые партитуры нотами палача.

Смычком палача, пером палача — и скрипкой.

Финал в серебре привычен, как эта боль.

Простая, как секс, алхимия — расплавленное сознание;

Кипят серебром монеты и алкоголь.

Лёгкие лунные линии лихорадки,

Знакомый горячий бред на скомканных простынях.

Пальцы, колени, губы, язык, лопатки.

Тело, всего лишь тело — подлунный прах;

Но красота, не имея смысла, лишает смысла

Всё остальное, едва снизойдя в игру, поглощая страх.

Любая, любая — любые маски, любые роли.

Если Мадонна уходит — другая роль.

Если радуга гаснет — серебряное свеченье

Северных сонных сумерек — на столе.

Впиться, кусать, глодать — неутолимый голод,

Неумолимо гаснет радуга вдалеке.

Но — впору любая, любая, любая маска,

И перед этой маской не устоять

Проклятому чудовищу.

Так завершает сказку

Не автор, не Магдалина — а просто блядь,

Как блядью Мари Старт назвал почти нежно Бродский.

Зачем подбирать слова, если в этом соль?

Линии, линии; пепел, эскиз, наброски.

Меняю финалы, задуманные тобой.

Ты думал, что видишь замысел, —

Но нет смысла в звериной жажде.

Нет никакого смысла в твоих словах.

Ты думал, что начнёшь заново, но однажды —

Однажды лишь ветер в серебряных облаках

Ответит на жаркий шёпот и злые слёзы,

Летящие к снегу, низверженные с листа.

"Абонент недоступен, оставайтесь на линии".

Линии, тусклые линии серебра.

5.12.2021

ПОСТУМУ С КРОМКИ БЕРЕГА

КОНЕЦ ВРЕМЁН

"И увидел я новое небо и новую землю, ибо

прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет".

Апокалипсис (откровение св. Иоанна Богослова)

И увидел я новое небо, новую землю, другой исход.

Пламя плавило желтоокие города,

Истерический смех, високосный год,

И со вкусом виски была вода.

И увидел я тихие улицы, мёртвые гаджеты, чёрных птиц.

Пустотой белели газеты: конец войне.

И безумные боги с усталых лиц

Обдирали улыбки. Возможно, мне

Показалось это: ты знаешь, бывает, в мозгу туман —

Забываю даты, реплики, имена.

Хоть внизу размытое "Иоанн",

Написать могли и другие. Пусть мысль мрачна,

Не бери эти ужасы в голову — Антихриста, горы тел,

Трубы ангелов, алые небеса...

Не смешно ли? Наверное, поглупел,

Потому что давно тебе не писал.

Ты подумаешь: сбрендил, бедняга, в своих лесах.

Стиль оброс колючками, будто ёж,

И откуда смерти нелепый страх? —

И посмотришь в сторону, и вздохнёшь.

Я отчасти не спорю: ни к чёрту нервы, нарушен сон

И виденья всё чаще похожи на скучный бред.

Собираю горькие травы, кормлю ворон,

А когда помолюсь — насмешливый жду ответ.

Он язвителен и запутан — на твой манер.

Странно вьётся и рвётся виденья нить.

Ты же помнишь: тени, призраков и химер

Никогда не мог я письменно объяснить.

Никогда не мог — а главное, не хотел.

И теперь не хочу ни видеть, ни вспоминать.

Хватит боли. Видимо, постарел

И тебя прекращаю в кошмарах звать.

Слишком серьёзный, — скажешь, — без изменений, да?

Я не знаю, мне всё равно, уходи и тай —

Пламенем, дымом, тёрном, кусочком льда.

В окна стучись к другим и других кусай.

И увидел я новое небо, новую землю — краёв края.

Это безумца блажь или боль, стариковский страх?

Может, смешно и глупо, но только я

Вижу конец времён всегда у тебя в глазах.

РЫБЬЯ ТЕНЬ

"И не спрашивай, если скрипнет дверь,

"Кто там?" — и никогда не верь

отвечающим, кто там"

(Иосиф Бродский. Колыбельная Трескового мыса)

Не открывай мне дверь — я просто рыбья тень.

Я молча проплыву, волну не беспокоя.

Не открывай, прошу: пусть новый мутный день

Закончится в тиши под гладью голубою.

Не открывай мне дверь. Закройся на засов.

Я просто рыбья тень, и это — просто крючья.

Не отвечай на гул. Морской утробный зов

Останется вдали, в пучине злополучья.

Не открывай совсем. Мне больно здесь дышать.

Путь тени — в темноте и за людским порогом,

Под вязкий ил, на дно. От тяжести не встать.

Не будет человек ни рыбаком, ни Богом.

Не открывай мне дверь. Не слушай стук воды.

Пусть воздух жабры жжёт, чернится плёнкой нефти.

Я просто рыбья тень. В сиянии звезды

Немые рыбаки сворачивают сети.

Не открывай и спи. Пусть соль и синь зовут,

Пусть пеной кружев прочь прозрачно увлекают —

Не открывай мне дверь. Ведь люди так живут —

От теней и морей засовы задвигают.

Не открывай мне дверь. Я просто рыбья тень,

Ты просто видишь сон с холодной рыбьей кровью.

Но знаем оба мы — в штормах настанет день,

Когда услышу я ужасное "Открою".

11.01.2018

Одиночество есть человек в квадрате...

"Одиночество есть человек в квадрате".

В энной степени — голос и в кубе — боль.

Лес дорог в холодной туманной вате,

Шёпот ветра в шею и алкоголь.

Одиночество есть осмысленье веры:

Без него строки лживы, любовь — слепа.

Так философ, толпе приводя примеры,

Замечает, что разбрелась толпа.

Одиночество есть темнота и жадность,

Когда память о храмах — уже не храм,

Когда мраморно-синяя необъятность

Не разделит душу напополам

С тем метельным городом, пульсом, кровью

Волчьих песен и толстых тоскливых книг,

Где к обитому бархатом изголовью

Под венками пахучими ты приник

В первый раз, а свечи рыдали белым.

Здесь нелепо деление a metЮ.

Одиночество есть становленье смелым,

Обретенье правды и пустота.

Одиночество есть простота и честность —

Человечий voce среди колонн,

В чей суровый рай — тишину и вечность —

Будет Данте вернее, чем ты, влюблён,

Ибо не уйти от греха — от жажды

Опорочить мрамор тесьмой чернил.

Одиночество есть — услыхать однажды

От Иуды в зеркале: "славно жил".

Одиночество есть безответность "scusa",

Красота до стона, сад чёрных роз.

Одиночество есть. Так сказала муза

В ночь, когда на алтарь ей себя принёс

И — лаская тени, кусая губы,

Забывая имя своё у ног —

До костей и заживо.

Пели трубы.

Одиноким был на распятье Бог.

28.12.2017

С КРОМКИ БЕРЕГА

Я пишу тебе с кромки берега, пена лижет босые ноги.

Никогда не любила воду, теряясь в твоих лесах.

Но теперь между морем и берегом я всегда выбираю море —

Такой боли бурливо-валистой не найдётся на берегах.

Мне ломает волнами кости, раны жжёт пустота солёная,

Сверху давит пластами жуткая, злобно-хищная синева.

Можно падать всё глубже, глубже — жертва шторма непокорённая,

Несмешная ошибка выжившего.

Никогда не достигнешь дна.

Берег манит хлебом и золотом, заклинает любовью преданной,

Говорит, что жестоко море: уйдёшь навсегда — умрёшь.

Только мне от покоя больно в моей пустоте подветренной.

Для кого-то покой есть в бурях.

Для кого-то покой есть ложь.

И ночных фонарей объятия неприкаянным морем тянутся,

И пульсирует в свете призрачном бесприютная темнота.

Ухожу я всё дальше, дальше — скоро лишь горизонт останется,

Скоро жилкой порвётся жалобно бесполезная доброта

Тех несчастных, кто морем скручен, —

Светлых тех порождений берега,

Что приманены к моей кромке тягучим огнём чернил.

Когда день до конца изучен — изучен или измучен, —

Остаётся только в ночи вытягивать из прохожих остатки сил

И скитаться по этой кромке, и просить у морей отчаянно

Больше боли и выше што?рма — жадный голод не утолить.

Иногда к берегам, измаявшись в лабиринте зеркал, причаливать —

А потом вспоминать о море, задыхаться и уходить.

Уходить, вытирая губы от живого и тёпло-красного,

Уходить, вожделея моря с твоей чащей на самом дне,

Отдирая себя от берега — ненужного и прекрасного.

Отдаваясь навек великой твоей и моей вине.

12.08.2021

ВРАГУ

Под августовским небом тускло хмурятся

Больные, как молчанье, фонари.

Ты говоришь, что чёрт живёт на улице,

Но я-то знаю: он живёт внутри.

Он тикает в часах, звенит посудою,

На полке грустно мыслями шуршит,

В окно глядит на улицу безлюдную

И пальцами фиалки ерошит.

А вечером — выходит, плача песнями

В наушниках под остротой рогов,

И давят на него дома облезлые.

Вдыхает чёрт зловоние дворов

И, отдаваясь томной меланхолии,

Плывёт в бурлящей золотой реке,

Подслушивая новые истории

На берегах каналов, и в тоске

У входа в бар, в сияющих отелях,

Что наполняют блёклые дворцы,

И в переулках — там, где еле-еле

У супермаркетов способны говорить

Бомжи с остекленевшими глазами,

И в ресторанах, где клубится дым,

В неоне клубов — музыка клубится,

Вместе с ним

Биеньем частым пульса наслаждаясь

(Всё чаще, чаще — вот бы прокусить;

Нет, ухожу).

Чернила бьются, отвечая пульсу

И лихорадке в чьей-то голове.

Кареты с лимузинами несутся,

И фонари ехидно улыбнутся,

Вдруг высветив тень чёрта на стене.

Он безобиден, даже мил, я знаю.

Из тех, с кем нужно просто поболтать,

Сыграть в игру, где точно проиграешь, —

Ведь иногда так тянет проиграть

В чернильном мире города и боли,

Где выигрывают овцы, не пастух.

Процеженный дурман моих агоний

Сквозь сито ускользает; режет слух

Далёкий зов — а может, шёпот чёрта.

И кто-то смотрит в спину в темноте.

И, отражаясь в зеркале потёртом,

Чёрт выбирает, в чём прийти ко мне.

Я чувствую, что выхожу из моды,

Но, если тянет выйти из игры —

Вхожу опять, ведь чёртовой породы

Не превозмочь; "верши, душа, миры"

И прочие высокие словеса —

Ты знаешь, всё пустая мишура.

Растает ночь, и в воздухе белесом

Растёт, как рана, новая игра.

Её жжёт соль морей — всё глубже, глубже;

Тону я — или, может быть, лечу?

А чёрт с людьми порою даже дружит —

Вон, тащит кружку пива палачу,

Кому-то — жар вина и корку хлеба,

Кому-то только тени на стене.

Растает вздох непознанного неба,

Оставив эхо на солёном дне.

Ведь днём важна душа, а ночью — нервы,

Жжёт каждый нерв мне пульсом твоих слов.

("Чужих слов" — трусость, вычеркнуть).

Зачем в игре есть тело — впрочем, тело

Пусть тоже будет. Видя тень рогов

Привычную, я просыпаюсь. Боже,

Разряжен телефон, и всё не так.

Сегодня накажи меня построже,

Последний и единственный мой враг.

16.08.2021

Мгновенья лета, полного раздумий...

Мгновенья лета, полного раздумий,

Бездумно оставляю за спиной,

Как снежно-белый бархат полнолуний

С твоей водой, с твоей пустой водой.

Ты говоришь, что пламя режет сосны;

Я говорю, что пламя — это крест.

Всё это так серьёзно — несерьёзно;

Жива душа, пока её не съест

Зловонье плесени и прелой лесной гнили;

А может, нет? А может, и тогда?..

Ведь тело — это всё же только тело.

Кому чернила, а кому — вода,

Кому-то — кровь и лунный бархат боли.

Прохожий, без ответа уходи.

Немые стоны из моих историй

Растут, как сосны, у тебя в груди.

24.08.2021

ОСЕННЕ-ШАХМАТНЫЙ ЭТЮД

Настало время красоты и кубков,

И терпкого багрового вина.

Я с пафосом усталым классицизма

Пишу про осень — броские софизмы

Шипят и пенятся, не достигая дна.

Но Пушкин пил вино — а нам пить гвозди.

Ты чувствуешь экспромтом эту осень —

Она печальной честности полна.

Итоги жизни и итоги смерти

Подводятся под плётками дождей;

Я пью до дна — иначе не умею,

И даже если летом захмелею —

Мне станет радостью осенняя вина.

Я не умею прятаться от боли

В мелодии тумана и ручья;

Ты не умеешь эпосом тяжёлым

Вдаль волочить чугунные чернила,

И монотонной лихорадки сила

Всегда была — наверное — моя.

Но нет победы в этой битве болей,

И я под листопадом поневоле

Оставлю твою лёгкость бытия.

Мой друг, ломать счастливые финалы —

Извечная прозаика стезя,

А музыкой звучать — удел поэта.

И не вместит изящество сонета

Такую тьму; в красивое нельзя

Вместить чудовищное. Хор моих чудовищ

Ломает чёрным белого ферзя.

Я ставлю шах под шёпот листопада.

Смеётся дождь, и городу не надо

Нам объяснять, зачем нужна игра,

Которую ничем нельзя закончить —

Ни кровью, ни вином, ни шорохом песка,

Что тихо убегает через сито.

Рубцами и разрывами прошита

Моя гортань; глотая горечь Кьянти —

А может, шляпки острые гвоздей, —

Я кубком чествую далёкое распятье,

С восторгом ожидая страшных дней.

И снова ямб. Смешно и тривиально.

Клён золотой и вишня под луной

Молчат, пока беснуется поэт;

Поэту подобает бесноваться —

В его кровавой смене муз и граций

Нет выигрыша и проигрыша нет.

2.09.2021

ВТОРАЯ ПИТЕРСКАЯ ЭЛЕГИЯ

Шрам перестанет жечь —

Но дождь не перестанет.

В прохладные объятья сентября

Я тихо падаю, и ночь изнемогает,

Ползёт от фонаря до фонаря,

И жидким светом волны заливает,

Напоминая, чем являюсь я.

Аптека, мост и завитки лепнины,

И ветер, рвущий рёбра на куски.

Так ноет шов, так лепится из глины

Лицо прекрасной памяти-тоски.

Я в правильных чертах её теряюсь,

Скучая по неправильности черт.

Горят фасады, томно развлекаясь