Падающий

Прыгнула ещё одна падальщица, вгрызлась где-то близко к шее псины. Тёплая струйка крови брызнула на мой рукав. бездумно вынул даггер и ударил. Крыса, всего лишь раненная в плечо, с визгом метнулась куда-то в сторону. Остальные насторожились, внимательно уставившись, наконец, на меня. Я замахнулся — падальщики прыснули от ножа. Но на меня не собирались бросаться: мертвечины и в самом деле полно и без пса.

Далее я действовал машинально. Всё ещё с оглядкой на крыс — приподнял пса под мышки и потащил из тяжёлой кучи. Начавшийся стон, едва я прикоснулся к псу, оборвался сразу, едва пришлось буквально выдирать его из переплетённых тел. И поднять его я не смог: он и правда оказался огромным, а выдержать его вес полусогнувшись... Так что я оттащил его подальше от кучи и быстро обследовал. Слово это, "обследовал", конечно, слишком профессионально звучит, ведь я всего лишь оглядел зверя. Вывод по осмотру напрашивался один: псина скоро сдохнет... Пистолет бы — снова подумалось тоскливо. Ну не мог я его ударить ножом. Не мог... Он оказался в одной куче с людьми. Возможно, кто-то из этих нынешних трупов был его хозяином. Возможно, пёс защищал его. Не отошёл, когда начали стрелять. Поэтому — на фиг! Пусть сочтут меня психом! — я не мог относиться к нему как к вёрткой крысе, на которую рука поднималась инстинктивно.

Я провёл ладонью по мокрой, слипшейся до жёсткого шерсти. Морда псины вдруг шевельнулась. Я наклонил зажигалку. Чёрная морда больше не дрогнула. Слезящихся глаз пёс не мог поднять на меня. Но он смотрел. И пелена смерти не собиралась заволакивать его смертельно усталые глаза. Или он не позволял заволакивать. В общем, психанувший, я понял только одно: мне нужен врач для этого зверя — и я найду человека, который окажется таковым, или... Или я взорву весь город!.. Все уровни!!

Всё ещё держа зверя под мышки, я подтащил его к сумке, распяленной на дряхлом асфальте. Он хрипел от боли, но по-другому его нельзя было тащить. Мне вдруг причудилась странная мысль: внутренний вопль о взрыве не выпендрёж... Мне ведь известно, что где-то здесь, на супернижнем уровне, имеется штуковина, которая... Чёрт... Смутная мысль никак не хотела оформляться в чёткую. Как слово, которое вертится на языке, но вспомниться наотрез отказывается.

Весь пёс в сумку, естественно, не уместился. Лапы вяло свисали с обеих сторон, разодранных по краям. Главное — нести его стало более-менее удобно. Я вделся в длинные крепкие ручки и только хотел поднять кровоточащий груз, как вдруг вспомнил и оглянулся. Они сказали — мусорщики. Они сказали — совместить приятное с полезным. Да, приятно: была груда людей — стала жратвой. И полезно: никаких следов... Чего? Пока не знаю. Но тот я, который тигр на мягких лапах, решил выяснить, насколько это возможно, что здесь происходит. Но и это потом. Сейчас мне хотелось только одного: взять бы некую литую штуку, которая так удобно ложится в ладонь, и, выдернув чеку из гранённого по-черепашьи корпуса, швырнуть её в кучу того, что недавно дышало, думало и чувствовало!.. Вместе с мусорщиками... Зажигалкой не возьмёшь. Топлива не сыскать столько.

Мышцы живота сжало и неохотно отпустило.

Я поднялся и, почти не чувствуя груза из-за налитых адреналином ног, пошёл прочь от кладбищенского места. На волне приглушённой ярости я прошагал длинный коридор, закончившийся дверью с львиной ручкой, и влетел во тьму первого пустого дома, куда выпал из подвального окна. На той же волне даже думать не стал, как выбраться на нижний уровень. Чиркнул зажигалкой (машинально напомнив себе, что в следующий раз неплохо бы захватить фонарик) и поднял руку с огнём. На высоте моих плеч начиналась металлическая лестница, исчезающая в густом мраке наверху. Не останавливаясь ни на секунду, сунул зажигалку в карман и с трудом подпрыгнул ухватиться за вторую перекладину. Пёс молчал. Да если бы и вякнул что-нибудь, я бы ничего сделать не мог. Вот доберёмся доверху... Я услышал рычание, прежде чем понял — это рычу я. Мне всё сильнее хотелось что-нибудь разбить или убить кого-то — и лучше всего человека, допустившего бойню (в чём теперь не сомневался) на уровне, о котором я и не подозревал ранее... Руки так дрожали, что я вынужден был остановиться — успокоиться.

Теперь уже осознанно я прорычал, выпятив нижнюю губу: свет из лифта бил мне в глаза, я не видел этих семерых, но я запомнил голоса пяти из них. Очень хорошо запомнил. Так, что мявкни кто из них, сразу скажу — вот этот был в лифте.

Вдвоём с псом мы не пролезем в окошко — понял я через двести с лишним перекладин, когда башкой стукнулся о потолок и увидел перед собой плохо освещённый квадрат. Ничтоже сумняшеся, я прикрутил ручки сумки к последней перекладине собственным ремнём, а сам ногами вперёд скользнул на улицу. Спиной по кирпичам окошка и съехал задницей на дорогу — и затаился, прислушиваясь. Тихо. Дождя сегодня нет. Переулок прослушивается хорошо. Глянул влево. Ага, тот самый памятный мне мусорный контейнер, из которого я позаимствовал чьё-то пончо и "приличную" обувку. Вопрос, где найти врача, отпал сразу. Есть люди, которые отведут меня к врачу. Надеюсь, эти люди имеют обыкновение встречаться на одном и том же месте каждый вечер. Правда, сегодня поздновато, но ведь кто-то из них должен оказаться там...

Я, снова сунувшись в подвал, вцепился в ремень и быстро раскрутил его. Сумка снова на моём плече. Мягко, сам чувствуя себя со стороны довольно опасным типом, я зашагал из переулка к лестнице к межуровневому метро. Странно, но по тяжести сумки я почему-то не сомневался, что пёс ещё дышит. Мне всё думалось: сдохни он, я это узнаю сразу. По той же, например, в чём-то изменившейся тяжести.

Я оказался прав. У лестницы сидела та же стража, не желавшая пропустить меня вчерашней ночью. Впрочем, не совсем та же. Половина запомнившихся лиц исчезла. Точнее — десятеро ребятишек. Их равноценно — так, видимо, считалось — заменили четыре взрослых человека.

И снова началось медленное, угрожающее вставание. Вот чёрт... Их надо учить всякий раз, как я здесь появляюсь?.. Или они думают, что четверо могут что-то значить?

Сумка съехала с плеча по руке на землю. Поставил чуть в сторону. Ребятишки, помня вчерашнее, предусмотрительно остались позади взрослых. Но не просто попрятались. В руке одного коротко блеснул нож. Я ухмыльнулся: ха, кажется, на нижнем уровне можно собрать неплохую коллекцию оружия для уличного боя!.. Расстегнул пуговицы плаща и позволил ему тоже съехать на сумку. Ножны даггера спустил на кисть, так что клинок стал продолжением пальцев, складной нож — в правой руке, всё напоказ, — и пошёл здороваться с новыми знакомцами. Шёл спокойно, чуть раскачиваясь и снова вспоминая тигра. Хороший зверь. Хор-роший... Когтистый, клыкастый... Руки-ноги на этот раз действовали согласованно со мной. И рот — тоже. Он улыбался. Сегодняшняя улыбка была предвкушающая. Мне очень жаль, но лестничная стража не подозревала, что мне просто необходимо израсходовать поднакопленный адреналин, сжигающий меня в напряжённо пережатых мышцах.

Четверо неспешно пошли на меня. Если бы я уже не стал тигром, я бы сравнил их с одичавшими псами, идущими схватиться с волком.

Словно нечаянно один, другой показали мне ножи и кастеты. Третий машинально коснулся бедра — там подрагивала цепь. Я замедлил шаг: детишки за ними не пошли — значит, не стоит их провоцировать близостью предстоящей драки на свежие синяки.

Эти четверо наверняка довольно спетая компания! У них оказалась целая стратегия, как объяснить человеку, что по этой территории ходят лишь с их разрешения. Самый маленький резко упал мне под ноги. Второй вильнул в сторону, чтобы в зоне досягаемости оказались мои почки. Третий раскрутил цепь, собираясь обездвижить меня. Четвёртый, кажется, решил изобразить каменный таран — так неистово помчался он на меня, сжимая кулачища, сплошь окованные кастетами.

Я взлетел! Мгновенная оценка происходящего — и Малыш зафутболен в объятия Кастеточника, а Цепевик удачно поймал типа, которого интересовали мои почки. Вторая секунда — я сцапал за шиворот Кастеточника и Цепевика, заставил полукругом пробежаться несколько шагов и столкнул их... Нет, я правда взлетел! Ощущение полёта было абсолютным. Я видел, оценивал, действовал — точно танцуя. Не фиг всяким вставать на пути тигра. Мягкая звериная лапа подобрала Малыша за шкирку и встряхнула.

— Живой? — негромко озаботился я, повернув его так, что свет от лестницы оказался за его спиной, и помахал перед его лицом левой рукой, словно прогоняя туман от глаз. — Живой... Пока... Ты мне вот что, Пока Живой, скажи: где тут, на нижнем уровне, врач обретается? Есть ли вообще в ваших краях такая особь человеческая?

— Ну, всё, мужик, ты попал... — прохрипел Малыш. Шкирку я слегка перетянул и сдавил горло, вот он и хрипел, бедолага.

— В смысле — попал? — участливо осведомился я, с интересом наблюдая, как ползают хныкающие типы под ногами. — Уж не хочешь ли ты, любезный, сообщить мне, что ты та самая, искомая мной человеческая особь?

Больше я от него слова живого не услышал. Но по тому, как он отчаянно рвался обернуться к лестнице, я всё-таки понял: именно так, ненавязчиво, он мне предлагает познакомиться с ещё одним представителем лестничной стражи. Тигриные когти разжались — и Малыш, или Пока Живой, рухнул: я забыл его предупредить, что отпускаю, а он в этот момент развлекался, лягая воздух. Надеюсь, копчик он себе всё же не слишком основательно подбил.

Поредевшая толпа детишек расступилась перед лестницей. Оказывается, там сидел ещё один. И он медленно встал (да что с ними? Геморрой у всех, что ли!) и направился ко мне. Я оглянулся на сумку со зверем. Возможно, для пса счёт жизни идёт на минуты, если не на секунды. Снова глянул на нового противника. Растратил адреналин, называется... Ну, всё. Сейчас я этого типа доведу до определённой степени дружелюбия, чтобы он смог меня любезно отвести к врачу. И лучше бы остальным не становиться на моём пути в поисках помощи для псины... А пока я зашагал навстречу противнику, полный решимости побыстрее покончить с церемонией знакомства.

5.

В руках у него была дубинка. В отличие от предыдущих стражников, он явно владел ею гораздо талантливее. Потому как покручивал ею не напоказ, а машинально. Расправив плечи, я шёл ему навстречу — мягко, уже привычной, как я называл, тигриной походкой. Мне нравится так ходить. Впрочем, я уже говорил об этом.

Мы сошлись, не дойдя друг до друга метров трёх. Высокий, широкоплечий страж лестницы остановился первым. Наклонил светловолосую голову, недовольно, лениво разглядывая меня. И, наконец, у меня впервые здесь спросили:

— И чего тебе здесь надо?

— Мне нужен врач, — с готовностью ответил я.

— А что с тобой?

— Со мной всё в порядке. Мне нужен врач для животного. Вон сумка.

— А что с животным?

— Пёс в передрягу попал. Точнее сказать сможет только врач.

— Ты уверен?

— Я уверен, что если врача не найду, мне придётся делать нехорошие вещи, которые мне точно делать не хочется, — изысканно ответил я.

Слово "хочется" я проглотил, чуть не подавившись им: парень бросился на меня. Дубинка свистнула возле правого виска — страж оказался левшой. Почти одновременно он ударил в лицо правым кулаком — в металлической перчатке с шипами. Кулак ударил в пустоту — я упал боком, с упором на руку, перевернулся на лопатки — и мой ботинок врезался ему в подбородок. Секунда — и я вскочил. Светловолосый страж качался, приплясывая на месте, махая руками и закатывая глаза: э-э, кажется, я перестарался... Только хотел подойти поддержать, как он рухнул. Интересно, в следующий раз смогу повторить приёмчик? Я готов был визжать от восторга: блин, такое умею! Мне нравится!! Если бы не псина...

Я забрал дубинку, ещё подумал, брать — не брать шипастую перчатку, но возиться не хотелось, снимая с кисти сваленного. Так что вернулся к сумке, вновь вделся в ручки — и снова к вольготно разлёгшемуся на асфальте светловолосому стражу. Остальные, потихоньку увильнувшие к лестнице или вообще исчезнувшие, меня не интересовали. Я попинал светловолосого в бок.

— Эй, живой ли? Где у вас тут медкабинет или что-либо подобное? Тебя там тоже на всякий случай посмотрят, — с усмешкой добавил я.

Он вставал задницей кверху, неловко и со стонами.

— Гад ты... — пробурчал страж и неуклюже перевалился на колени. — Как был... Так гадом и остался...

О, что-то новенькое. Но это подождёт. Главное сейчас — пёс. Поэтому я не стал дожидаться, пока светловолосый поднимется, — подхватил его под мышку и поставил на ноги. Разбитый в кровь подбородок не вызвал во мне никаких сожалений... Его несколько несфокусированный взгляд поблуждал немного и вперился в меня.

— Пошли... Дубинку отдай...

— Дойдём — отдам, — наверное, логично сказал я. А тигр в душе лениво зевнул: ежели оружие понравится — фиг он его получит обратно. Кажется, начинаю собирать увлекательную коллекцию.

Страж повёл плечом, высвобождаясь из моего захвата, принюхался и сморщился.

— В каком дерьме ты так извозился? На тебя не похоже.

— Трупы, — лаконично ответил я. Начинало надоедать: чего тянет? И я озвучил: — Ты собираешься проводить меня к врачу или как?

— А то сам не знаешь, куда идти, — проворчал он и пытливо заглянул мне в глаза. — Трупы, говоришь? Всё как всегда? Как только появляешься, сразу трупы?

— Хочешь честное скаутское, что сейчас одним трупом будет больше?

Он пожал плечами и пошёл чуть впереди меня. Язвит ещё... Интересно, с кем он меня путает?.. Я раскачал дубинку и опробовал её на вес и движение. Хм, неплохо. Но не моё. Придётся отдать.

Светловолосый страж шёл передо мной спокойно, с прямой спиной... Нисколько не опасаясь... А у меня аж руки вспотели от бешеного желания ударить дубинкой по отчётливо видимому затылку. Пришлось себе напомнить, что парень только проводник. Что доведёт меня до нужного места — и мы больше не столкнёмся... Нет, столкнёмся. Надо узнать, отчего он говорит со мной как со знакомым.

Моя рука с зажатой в кулаке дубинкой вздрогнула. Теперь вспотело моё лицо.

— Слышь, парень... Забери свою игрушку.

— С чего бы это такой добрый?

— С того, что злой.

Не оборачиваясь, он протянул руку назад. Но, видимо, он что-то почувствовал, когда дубинка шлёпнула его по пальцам, не сразу попав в ладонь. Обернулся. Но ничего не сказал. Забрал оружие и пошёл так, чтобы я успевал за ним — с грузом-то.

Между высокими стенами, зажавшими меня со обеих сторон, я впервые почувствовал неуверенность. Мне хотелось убить этого парня. Очень хотелось убить. Он вызывал у меня не самые лучшие ощущения. Ощущение, например, ножа, входящего в его спину. Именно в спину — не напрямую, в грудь или в живот. А ещё в его присутствии я очень сильно чувствовал демофобию. Он — толпа. А мне хотелось одиночества. Или толпу, с которой бы подраться. Но чтобы никого рядом, кто стал бы террой инкогнито для меня в странном, плохо изученном мире. Легче, когда знаешь: вот этот враг. А этот?

Прежде чем я успел подумать, с языка сорвалось: