Эквивалент. Глава первая

Приняв ещё стакан напитка под названием samogon, и отметив, что samogon не такой уж и плохой напиток, оберлейтенант написал в рапорте, что выявлены позиции большевиков в количестве трёхсот...нет, до пяти сотен человек, причём поголовно фанатики; все, как один, морально отпетые личности, беззаветно преданные своему фюреру Сталину. Иначе чем объяснить наши потери личного состава. Подумав, Пфайффер усилил в рапорте геройские действия лейтенанта Зауэра, который лично убил около двадцати большевистских фанатиков. А всего противник бесславно потерял убитыми восемьдесят...нет, сто двадцать человек. Чего большевиков жалеть? Хотя samogon у них получается хороший — туманит мозги и отвлекает от мыслей о будущем, которое, судя по всему, скоро совсем швах. Samogon великий утешитель, он же великий разрушитель и соблазнитель. С русским samogon надо кончать, а то он потихоньку начинает овладевать сознанием и проводит агитацию в свою сторону. Так скоро захочется вступить в их большевистскую партию... Вместо того, чтобы затуманить мозги, русский национальный напиток заставил думать: в первую очередь, о нынешнем скверном положении вермахта под Воронежем. Да что там скверном! В этой дремучей России вермахт только смерть свою найдёт, но никак не победу. Уйма погибших германских солдат за один день — чертовски плохая примета. Приметы — приметами, но рапорт начальству писать надо. Оберлейтенант Пфайффер решил, как всегда, творчески применить метод написания рапортов, присущий вермахту, а именно, всё плохое делить на два, а всё хорошее умножать на десять. Добавить что ли, что мы сожгли пару танков и сбили самолёт? Нет, с самолётом будет перебор, а два сгоревших большевистских танка смотрятся в рапорте красиво.

Когда начало слегка смеркаться, старшина почувствовал себя несколько лучше. Не только голова перестала болеть от таблетки малолетнего алкоголика, но и в руке боль поутихла. Как стемнеет, надо скрытно пробираться в основную траншею, надеясь, что немецкий дежурный пулемётчик прозевает перемещение противника. Дубинин только удивлялся действиям своего собрата по несчастью: тот не сидел на месте, а постоянно, что-то делал. Почистив оружие, пацан аккуратно сложил в трофейный ранец добытое имущество и начал начищать сапоги, снятые с немца. Старшина благосклонно отнёсся к тому, что боец не сидит без дела, а постоянно занят чем-то полезным. Вот только у убитого немца не нашлись свежие портянки, пришлось старшине пожертвовать парню свои запасные чистые портянки, которые он носил в своём ранце. Старшина решил, что хорошего бойца надо как-то поощрить. Кроме того, старшина хотел устроить пацану своеобразный экзамен: проверить, так сказать, сельский он житель, как написано в его бумагах, или городской. Боец с удивлением покрутил портянки перед своим носом. Видно, что он впервые видит этот предмет и не знает, как ими пользоваться. Или...он псих, у которого проблемы с памятью. Старшина чуть усмехнулся в усы: сейчас покажу парнишке, как портянками пользоваться, а потом спрошу, почему он ничего не знает о портянках. Пора разъяснить этого приблудного фрукта. Но, к изумлению старшины, парень ловко и быстро накрутил ткань на ноги и обулся в трофейные сапоги. Значит, всё верно — парнишка сельский житель, типа деревенский дурачок. Однако, о портянках знает.

Вдруг со стороны наших траншей что-то зашуршало. Старшина встрепенулся и выхватил наган, но быстро засунул его обратно в поясную кобуру, когда увидел, что к ним в укрытие скатился ефрейтор Мойша Цак. Молодой напарник на ввалившегося бойца внимания не обратил, а продолжал ковыряться со своими трофеями. Вот, что значит ненормальный: он думает, что если с нашей стороны кто-то появился, то это всегда друг. Старшина не мог и подумать, что Димка давно засёк движение в их направление человека с зелёной аурой. Если это наш воин, то чего, спрашивается, суетиться?

Дубинин обрадовался появлению Цака, хоть, бывало, этот Мойша доставал старшину до печёнок своими вопросами и разглагольствованиями. Всем хорош этот сорокапятилетний солдат, но говорлив до безобразия. Пиздит, как то радио. Ой! Хорошо, что это старшина вслух не сказал, а то можно и под трибунал за такие слова загреметь. Пришьют дискредитацию Советской власти. Мойша любит много поговорить, особенно дуть в новые уши, но сражается хорошо, да и удачлив он в бою: уже полгода воюет, а пока ни разу, тьфу-тьфу, не ранен. Ему присвоили ефрейтора и поставили командовать отделением. В бою Мойша совершенно неразговорчив, а наоборот, сосредоточен и спокоен. Бойцы удивляются его неимоверному спокойствию во время боя, но когда бой оканчивается, этого обормота пробивает на болтологию так, что всем от него тошно.

— Мойша? Живой! — встретил ефрейтора старшина.

— Обгадится жидко всякая политическая проститутка Гитлер Мойшу убивать, — весело произнёс ефрейтор. — Шатал я трубу его дома! Миня так просто не возьмёшь! Не околпачишь! Ну, огородный овощ хрен на этого шлимазла Гитлера. Миня, старшина, на минуточку, волнует, что дальше нашей боевой роте делать?

— Что делать? К морде Гитлера хуй приделать, что же нам ещё делать, — глубокомысленно произнёс старшина. — Воевать будем до нашей победы, а не хлебалом щёлкать.

— Таки я и все наши видели, как ви красиво с этого укрытия воевали, — кивнул Мойша, соглашаясь, что Гитлера надо продолжать мордовать. Вот только как? Как говорил мой мудрый папа: "Если тебя Мойша вдруг укусит какой-нибудь лесной медведь, то ты укуси его в ответ. Возможно, ты умрёшь молодым, зато медведь охуеет".

— Я мало воевал, — скривился старшина. — Почти в самом начале контузило меня знатно, и пуля плечо поцарапала. Еле в себя пришёл. Это вон тот Димка воевал, — кивнул старшина на занимающегося своим делом парнишку. — Руки у него торчат оттуда, откуда надо.

Мойша с интересом пощупал вмятину на шлеме старшины. Да, уж знатно прилетело. Потом он с таким же интересом посмотрел на парнишку, вцепившегося в немецкую винтовку, как голодный кот в мышку:

— Что-то слишком он молодой для бойца, — протянул ефрейтор. — А кто он, на минуточку, такой? И как здесь оказался?

— Тут такое дело, — замялся старшина. — Потом расскажу. Ты, это, давай ефрейтор Мойша доложись, как у нас дела в роте.

Из доклада ефрейтора выяснились печальные подробности. От их роты в строю осталось двадцать человек, считая со старшиной. В результате последней атаки гитлеровцев рота потеряла убитыми ещё семь человек, плюс столько же ранеными, которых отправили в тыл. Из ротного начальства остались только старшина Дубинин и ефрейтор Цак. В остальных двух ротах батальона дела ещё хуже: в левофланговой роте осталось всего 14 человек во главе с младшим сержантом Сказкиным, а за нами окопалась третья рота в количестве 17 человек. Командиром там сейчас сержант Иванов. Вот и весь батальон. Командовать батальоном командование полка прислало младшего лейтенанта Егорова, он обосновался в третьей роте во второй линии траншей. Вот только батальон стал меньше роты. Егоров приказал старшине через Мойшу, чтобы этой ночью Дубинин булки не расслаблял, так как немец может и ночью полезть, ведь он по всему фронту лихорадочно ищет дыры в нашей обороне. Если найдёт, то просочится и пойдёт гулять по нашим тылам — это его любимая тактика. Надо отдать должное Егорову — он организовал доставку боеприпасов в роту и горячий обед, но толком не сказал, что делается справа и слева. Обстановка всё время резко меняется, но Егоров сказал, что надоело отступать.

— Вот только о подмоге командир скромно промолчал, — вздохнул Мойша. — Сказал — людей нет, но вы держитесь.

— Вон она сидит подмога наша, — кивнул в сторону Димки старшина. — В единственном числе, зато стрелять умеет.

— Где ж тебя стрелять научили? — затронул Димку ефрейтор.

— Дык, я же этот, как его, хрущёвский стрелок, — бодро отрапортовал Димка, отвлёкшись от изучения трофеев.

Ефрейтор и старшина переглянулись.

— Может-таки ворошиловский стрелок? — с любопытством уточнил Мойша.

— Ага, точно, — не стал запираться Димка. — Как есть ворошиловский. Белку в глаз могу зафигачить.

— И не страшно тебе было под обстрелом сидеть? — продолжал допытываться Мойша. — А когда немцы попёрли не уссался?

— Ещё как страшно было. Я вообще дураков и психов боюсь, — не стал скрывать Димка.

— Какой-то он у тебя немного странный, — прошептал старшине Мойша, имея в виду пацана. Старшина только вздохнул:

— Потом расскажу, а сейчас пошли к нашим. Вроде уже потемнело. Только ты, Мойша, тащи моё барахло, а то меня ещё штормит не по-детски.

— Придём, старшина домой, там примешь законные наркомовские сто грамм спиртомицина, и полегчает, — весело намекнул ефрейтор. — Мой мудрый папа всегда говорил, что хорошо всё то, благодаря чему мы, несмотря ни на что.

— Тихо ты, — шикнул на Мойшу старшина. — Тут такое дело...можно сказать с душевным оттенком.

Но, было поздно. Димка услышал о спирте и встрял в разговор мужиков. С2Н5ОН, как он знал, очень хороший антисептик. В хозяйстве не помешает.

— Мне тоже нужен спирт, — заявил он.

Мойша непонимающе уставился на старшину, а тот стал уточнять у пацана, зачем ему понадобился спирт.

— Струны надо протереть, — неуклюже пошутил Димка.

— Какие струны?

— Струны души...

Старшина огорчённо промолчал: "Начинается. Надо в расположении всех предупредить, чтобы от пацанёнка прятали спиртное. Вот горе. Нам ещё на переднем крае пьяных разборок недоставало после протирания струн души спиртом". Что за радость себе добровольно водкой мозги набекрень делать?

— Ладно, пошли отсюда бойцы, хватит тут торчать как зайцам на проводах, — скомандовал старшина.

Троица добралась до своих траншей благополучно, не нарвавшись на обстрел немецких пулемётов. Немцам в это время не до беспокойства противника: им надо спокойно заняться эвакуацией подбитой машины и трупов камрадов.

В красноармейской траншее Димку и старшину, прежде всего, накормили остатками от обеда. На свежем воздухе Димка быстро смолотил предложенную ему кашу с куском хлеба и занялся изучением действий противника по карте Системы, а старшина и Мойша уединились в небольшом блиндаже, где при свете масляной лампы, сделанной из гильзы, Мойша просмотрел бумажки, показанные ему старшиной.

— Так он, что — псих? — сообразил Мойша, бегло просмотрев бумажки. — Вот это подкрепление к нам прибыло — прямиком из жёлтого дома. То-то он мине странным показался. Может у него винтовку забрать, а то мало ли что ...

— С одной стороны он, конечно, псих и малолетний алкоголик, — начал старшина. — Но с другой стороны отлично стреляет и жизнь мне спас. Мы пацанёнка завтра-послезавтра обязательно сдадим куда-нибудь в тыл, а сейчас не до него. Тащить его в тыл, это людей уставших отрывать. А вдруг немец заметит и стрелять начнёт? Приставь, на всякий случай, к нему пару надёжных бойцов, чтоб присматривали, да не вздумайте для смеха парнишке спирт предлагать, а то случится у нас концерт без заявок. Ладно, Мойша, некогда мне тут с тобой лясы точить — дел у нас за гланды. Иди на левый фланг, я — на правый. Проверяй бойцов. Половина бойцов пусть спит, а остальные службу несут. Раз командир сказал, что враг вылазку устроит, то пойду готовить пятёрку бойцов для торжественной встречи фрицев.

На этом ефрейтор и старшина разошлись по траншее в разные стороны. Димка с помощью своего особого слуха слышал этот разговор и вычленил ключевые фразы: могут явиться фрицы, и что Димке нельзя давать спирт. Почему нельзя? Он же не пить его собирается, а использовать в качестве антимикробного средства. Надо со старшиной поговорить на эту тему и разобраться с фрицами надо ему помочь. Это Димка видит, что делается в стане врага, а старшина только предполагает. А враг, действительно, не дремлет. Димка чётко видит на системной карте, как пятёрка немцев намылилась на наш правый фланг. Немецкий командир профессионал и опыт имеет: он давно вычислил расположение противника и выслал усиленный разведывательный дозор в самое незащищённое место. Разведчики тихо, на цыпочках, проберутся через линию фронта, хорошо всё разнюхают, может, поймают зазевавшегося бойца-красноармейца, а то и командира захватят. Опыт в этом деле у фрицев большой. Этот разведдозор непременно надо уничтожать. Вот только поверит ли старшина советам Димки? Старшину надо как-то убедить, и Димка, видя на карте, где находится Дубинин, пошёл по траншее навстречу старшине. По пути парень присматривался к оружию красноармейцев. Перебросившись парой фраз с дежурным пулемётчиком, он как бы невзначай дотронулся до пулемёта. Ещё его заинтересовало противотанковое ружьё и ППШ. Система довольно заурчала. Она поощряла такие действия, да и Димка давно понял, что чем больше он узнает об оружии, тем лучше. Хороший у него бонус от Системы — только дотронулся до оружия — уже основные характеристики знаешь и даже кое-какой навык получаешь в обращении с оружием. Да и третий уровень Стрелка, полученный Димкой от Системы, соответствует очень хорошему воину-стрелку, почти снайперу.

— Ты чего это не спишь? — спросил старшина, когда наткнулся на Димку. — Бессонница заела?

— Не, не бессонница, — Димка стал подбирать слова, чтобы популярно донести до старшины мысль об выдвигавшихся немецких разведчиков. — На Луну смотрю и слушаю...

— Голоса слышишь? — уточнил старшина. — Спать мешают? А чего хоть вещают?

Оно и понятно — вздохнул сокрушённо старшина, — в полнолуние, как говорят, у психов обострение. Вот голоса и явились к пацану и принялись его допекать. А тут ещё весь день прошёл на нервах: у нормального-то человека крыша протечёт. Как бы у пацана винтовочку-то отнять без драки. Может всё и обойдётся, ведь Луна сегодня не такая уж и яркая, постоянно скрывается за облаками, наверное, дождь скоро начнётся.

— Да без переводчика и не поймёшь, что говорят, — сообщил парень. — Языкам не обучен. Но и без перевода понятно, что пятеро немцев ползают перед нашим правом флангом.

— Ты, это, — посоветовал старшина. — Пристройся где-нибудь, да отдохни. А мы немца сами прищучим. Отдыхай, давай.

— Не, старшина. Немец не дурак. Он прямо сюда не полезет. Он намылился на неохраняемом фланге просочиться в тылы. Просто я хорошо слышу, особенность у меня такая. Вот сейчас, например, слышу, как ефрейтор Мойша на левом фланге треплется с пулемётчиком. Говорит тому очередное изречение своего мудрого папеньки: "Мойша, запомни. Никогда не суй пальцы в мясорубку и обручальное кольцо". Старшина, точно тебе говорю, что немцы недалеко ползают — метров четыреста до них будет. Ловить их надо, а я помогу. Я не только хорошо слышу, я и вижу в темноте неплохо. Давай я их разведку немножко подстрелю, а наши бойцы фрицев спеленают.

Ночью звуки разносятся далеко, но старшина, разговаривающего Мойшу где-то за двести метров от этого места не слышал. Накрыло парнишку знатно. Вот уже и видеть стал в темноте. И слышит за 500 метров. Как-то надо деликатно его успокоить и заставить поспать.

— Что, старшина, не веришь? — набычился парень.

Старшина не знал, что и сказать.