Рождённая летать

Медленно и величаво, чуть левее от того места где они сидели-стояли проплыла тёмная громадина. Не дирижабль, хотя это явно что-то было искусственное, на днище Шерил смогла смутно рассмотреть части каких-то механизмов, что-то вроде труб и выступающих из общей сложносочинённой массы зубчатых колёс. Странно, неужели эта штука механическая? Не может такого быть. Но и на реактивный способ движения это медленное переплывание по воздуху ничуть не похоже. Шерил даже шею вытянула, пытаясь разглядеть подробней исчезающую в вечернем сумрачном небе странную машину.

— Что ты такое, существо? — Тларг отмер, сдвинувшись с места впервые, с тех пор как ими был замечен тёмный патруль. Шерил обернулась, недоумённо взглянув на своего провожатого — она просто не знала, что ответить на такой вопрос. — Для того чтобы прикрыть и тебя и себя мне пришлось выжечь всю силу дарованную травами.

— Это очень плохо? Ты сильно пострадал? — встревожилась Шерил.

— Нет. Но утром узоры нужно будет восстановить хотя бы частично.

— А сейчас?

— Света нет.

— А если второй такой пролетать будет?

— Значит, нам не повезло.

Пару раз потоптавшись на одном месте, он обернулся вокруг своей оси, опустился на землю и свернулся в такой замысловатый клубок, что у человека, вздумай он повторить любимую ойрскую позу для сна, непременно повредился бы позвоночник.

— Спи давай. До утра всё равно ничего сделать нельзя.

Сомкнул глаза и, если верить моментально выровнявшемуся дыханию, заснул. Даже собственный плащ-накидку не распаковал, чтобы на него улечься, да и место для сна выбрал не самое удачное — хоть и сухое, но находящееся в небольшом понижении, так что если ночью вздумает пойти дождик, просыпаться им придётся в луже.

Проснулась Шерил с первыми лучами солнца. И вовсе не свет её разбудил, а всегдашняя утренняя сырость, пробирающая до костей, даже не смотря на тяжёлую тёплую накидку, которой её снабдила добрая травница. Тларг уже не спал. Аккуратно сложив собственный плащ, которым его с вечера Шерил всё-таки накрыла, он расставил на более-менее ровном участке земли ряд небольших стеклянных флаконов и разложил кисти. Всё это богатство он рассматривал не то с неудовольствием, не то с сомнением.

— Я сейчас начну нательную роспись, — начал он вместо утреннего приветствия, когда заметил, что Шерил уже не спит, — но мне нужна будет помощь. Здесь нет зеркала, и я не до всех участков тела могу нормально дотянуться.

— Ойсеррин меня этому не учила, — предупредила девушка.

— Ничего сложного в этом нет, — он по-прежнему гипнотизировал взглядом свои склянки. — Узоры я тебе покажу. Самые простые, но этого до конца путешествия должно хватить. Но это не сейчас, сначала я сделаю всё, что смогу сам.

В пару движений ладоней он разровнял небольшую площадку, а потом когтем, выдвинувшимся из мягкой подушечки, не прибегая к дополнительным приспособления, схематически начертил ойрскую фигуру — вид со спины и схематическое расположение линий-полос на ней.

— Примерно так. Если поведёшь криво, я почувствую и поправлю.

Нимало не смущаясь, Тлаог скинул свои нехитрые одёжки, удобно устроился на ближайшей кочке и раскупорил склянки. В нос ударил резкий спиртовой запах. Короткие толстые пальцы ловко удерживали кисть, то и дело обмакивая её то в одну, то в другую баночку походного шаманского набора, Тларг привычными, автоматическими движениями наносил боевую раскраску. Боевую в прямом смысле этого слова. Шерил подозревала, что при помощи этой странной магии можно не только "прятаться". Кстати...

— Кстати, не объяснишь, что именно вчера было?

— Летучий патруль Тёмной империи.

— Нет, я не о них, а о том, что такое ты вчера делал. Как так можно спрятаться? Ты же светился, как горящий факел — видно должно было быть издалека.

— А, вот ты о чём, — он закончил линию лихим завитком и вновь потянулся к флакону со снадобьем, — У них в днище обзорных окон нет, они не смотрят. Они рассылают импульсы страха и ловят отклик и вот именно от этого нужно прикрываться.

— Не логично. Зачем делать так сложно, если можно просто. Зачем ловить какие-то там отклики, если можно просто посмотреть.

— Откуда мне знать? Только если мы не защищаемся своей магией, нас ловят, а если — да, то нет.

Шерил нахмурилась, пытаясь переварить это заявление. Пошарив в сумке, она захрустела сочной мякотью прихваченного вчера по дороге водоплода.

— А вот ещё интересно: ты мне сейчас в двух словах объяснил, что происходит и чего нужно опасаться, а когда это делала Ойсеррин, я ничего понять не могла.

— Потому, что я рассказал о внешней стороне дела, — он на мгновение прервал роспись и кинул на неё любопытный взгляд, — а она вникает и передаёт суть.

— Понятно, — ещё один хрустящий кусочек отправился внутрь. — Тогда может быть, так же по простому расскажешь, что за свет и тьма такие?

— Магия, влияющая на чувства. Про Ияннорир, то есть Светлую империю, известно, что носителями этой магии является особая каста магов, Сиятельных, а откуда та же сила взялась в Гегейргон никто не знает. Никто из нас. Светлые-то уже наверное давно выяснили.

И раз уж у провожатого было такое разговорчивое настроение (а то он до сих пор, чуть не двое суток, молчал бука букой) Шерил принялась расспрашивать его о правилах жизни в обеих империях, и о том, как существуют ойрские Роды. Узнала много интересного, а потом пришла очередь и ей браться за кисточки.

Раз — полоска, два — полоска,

Краской я рисую ловко.

Три — полоска, возле ушка

Мы малюем завитушку.

Детская песенка-бормоталка помогала ей сосредоточиться на нанесении нательной росписи. Получалось вроде бы красиво, хотя ей до жути непривычно было не видеть результаты своего творчества — соки горьких трав, не раз упоминавшиеся Ойсеррин, были почти прозрачными и видимых следов на шерсти не оставляли. В песенке было много куплетов, таких же не слишком "умных" и не особенно отличающихся друг от друга по смыслу, зато способствующие твёрдости руки и чёткости линий. Эх, будь она художником, а не менестрелем, эти знаки получили бы ещё и дополнительную силу. Вспомнить хотя бы Эзру Вайо — художника со специализацией по нательной росписи, с которой они пять лет подряд отучились в одном классе. Она создавала такие орнаменты, что даже такая бездарь как Шерил могла заклинать практически наравне с Алишером. Правда, побаловавшись этим пару неделек, она отказалась от использования заёмной силы, несерьёзно это, да и неправильно. Всё равно, что всю жизнь костылями пользоваться вместо того, чтобы ходить на собственных ногах.

— Что за язык? — Тларгу надоело молчать.

— Мой родной, — охотно отозвалась Шерил.

— И в далёких местах на таком говорят? — спросил он с доброжелательным любопытством.

— В далёких, в слишком далёких.

Вот только что, кажется, она была расслаблена и даже спокойна, но этих последних слов оказалось достаточно, чтобы пробить её сдержанность: в груди у Шерил что-то сжалось, горло перехватило, а из глаз хлынули слёзы. Словно рухнула сдерживающая их плотина. В сознании принялись тесниться образы родных и близких, оставленных на далёкой родине, с необычайной скоростью сменяющие один другого, а сердце полоснуло острой болью осознания собственного одиночества.

— Ну что ты? — на плечо опустилась тяжёлая лапа и мягко, почти нежно, сжала его. Она вскочила, вырвалась и, отбежав в сторону на десяток метров, уселась спиной к своему спутнику и ко всему миру. Ей нужно было выплакаться, дав себе волю отреветься, раз уж держать заслон спокойствия нет больше никаких сил, чтобы потом можно было вернуться к дню сегодняшнему и как-то планировать свою дальнейшую жизнь.

Тларг не мешал. Стоял, распушив шерсть на утреннем солнышке, высушивал почти законченные узоры, которые на этот раз вышли на диво удачными. Чутко поводя ушами прислушивался к сдавленным всхлипам Шерил. Полчаса, которые понадобились девушке, чтобы выплакаться и успокоиться, тянулись для него как добрых полдня.

— Я — всё, — голос Шерил был хриплым, нос распухшим, а глаза красными, однако слёзы из них больше не катились. — Давай, дорисую.

Он молча повернулся к ней спиной и вручил кисточку и флакон, остро пахнущий спиртом и вытяжкой из трав. Больше Шерил никакие песенки под нос не мурлыкала, однако привычные к такой работе руки двигались быстро и уверенно, и вскоре работа была закончена.

4

Алишер

Ой дура-ак! И чего стоило оглядеться, сообразить, что не стоит выпускать зов посреди людного места, подождать, отойти в сторонку. Так нет, звучание сорвалось с его губ, как стрела с туго натянутого лука, стоило только Алишеру перенестись на новое место. Но хоть дождался отклика, понял, что Шерил действительно где-то здесь, в этом мире, и всё было не зря.

Здесь-то здесь, однако, чем он ей поможет, если сам сидит в заточении? Он ещё ловил остатки эха, стоя посреди площади небольшого городка откровенно средневекового вида, когда парочка мужчин в одинаковой одежде подхватила его под руки и, не слушая вопросов и объяснений, куда-то поволокла. В темницу как выяснилось. Нет, не в сырое-тёмное-мрачное подземелье, место можно сказать было даже вполне комфортабельным, но тяжёлые запоры и стражники, разносившие скромные пайки ровно по часам, не оставляли сомнений в том, чем оно являлось на самом деле.

Очень долго ничего не происходило, а на исходе первых суток в камере появился ОН. Самый занудный старикан из всех, кого Алишер знал когда-либо в своей жизни. Даже с Райгом Муранге, который вёл родную словесность в их школе пять лет подряд, не шёл ни в какое сравнение. Языков этот человек, наверное, знал пару десятков (на слух они хорошо отличались друг от друга, а слух у молодого менестреля был тренированный) и все их испробовал на Алишере. Да не просто так, по разу задал вопрос на каждом из них, а раз по надцать менял языки и наречия, отвлекал, задавал вопросы в самый неожиданный момент и пытливо заглядывал в глаза, ловя тень понимания. Алишер взгляд не прятал, скрывать ему было особо нечего, а добиться понимания он и сам бы не отказался.

То, что только благодаря этому он был избавлен от посещения подземных этажей, где добивались понимания гораздо более радикальным способом, Алишер узнал намного позднее. В Тёмной империи неповиновения от потенциально ценных кадров не терпели.

Шерил

— Дошли почти. Ияннорир начинается на том берегу.

Тларг остановился у самой воды неширокого — другой берег можно было различить вполне отчётливо, но на удивление длинного озера.

— А дальше как? — Шерил попробовала оценить, как далеко простирается эта водная гладь — и не заметила её окончания ни с той, ни с другой стороны.

— Вплавь, — сказал он как о чём-то само собой разумеющемся, но увидев как вытянулось её лицо, уточнил: — Не умеешь? Вот же ж недоразумение человечье!

— Умею. Немножко, — на самом деле плескаться на мелководье Шерил нравилось, она даже немного умела держаться на воде, однако заплывать на глубину, где ноги уже не могли нащупать дна, не любила, да и не видела особого смысла в этом. — А обойти его нельзя?

— Нельзя. Это же не просто озерцо, это Граница.

— Какая ещё граница? — переспросила она, оттягивая момент погружения в воду.

— Граница между ойрскими и человечьими землями, — и снисходительно добавил: — Она же не сама по себе такая, её такой сделали.

— Как?

— Соединили каналами цепочку из естественных озёр, а потом и их расширили. Тогда, давно, когда у нас было ещё нормальное государство, а вместо болота была равнина с множеством озёр, это было очень удобно.

— И что, никаких мостов или перешейков там нет? — Шерил не особенно взволновали картины былого величия ойров, а вот уточнить ближайшие перспективы было делом насущным.

— Есть, — Тларг ухмыльнулся, — как ни быть. Мосты, правда, разрушены, потому как за ними давно никто не следит, но перешейки никуда не делись, все на месте. И на всех есть если не пост стражи, то какие-нибудь лихие люди счастья поджидают. Рискнём?

— Нет уж, тогда лучше вплавь.

Не то, чтобы у Шерил были какие-то причины избегать встречи с местными органами правопорядка, но и попадаться им на глаза почему-то было боязно. Кто их знает, какие у них там порядки, а у неё ни документов нет, да и языка она не знает. Те несколько слов, наверняка с сильным ойрским акцентом, что ей показал Тларг, не в счёт.

Пришлось раздеваться и лезть в воду. Прохладную и основательно заиленную у самого берега и пронзительно-ледяную на глубине. Но всё оказалось не так уж страшно: одежду и сумку с вещами нагрузили на несколько коряг, которые нашёл и сцепил между собой Тларг, и за них же цеплялась сама Шерил, пока её спутник и проводник толкал всю эту конструкцию вперёд. Кстати, стиль плаванья у них был примерно одинаков и в простонародье назывался "собачка", но почему-то у Тларг передвигаться таким способом получалось и шустрее и увереннее.

— А я-то думала, что кошки не любят воду, — отдыхиваясь и отплёвываясь проговорила Шерил, когда они через неопределённый отрезок времени пристали к другому берегу.

— Что именно навело тебя на такую мысль? — Тларг счастливо оскалился. Вот уж для кого заплыв через озеро не представлял особых затруднений.

— Да вот, — ну не говорить же ему, что воду не жаловали домашние любимцы из её мира, — вспомнила, как Ойсеррин всегда прыгала с кочки на кочку, когда передвигалась по болоту во время высокой воды.

— Так это чтобы одежду не замочить. Сухая одежда — это тепло, тепло — это здоровье. А обсушиться в нашем климате, сама понимаешь...

— Слушай, — ей вдруг пришла в голову совершенно неожиданная мысль, — А те письмена, что вчера мы с тобой наносили на твою шерсть, они как, не смылись?

— Фр-р, — это фырчание заменяло у ойров смех. — Нет, конечно. Пока я их магией не пережгу, никуда они не денутся. Хоть купайся, хоть с мыльным корнем оттирайся.

Он начал было объяснять что-то ещё, но сам себя поймал на том, что начинает оттягивать момент расставания с девушкой. Когда же такое успело случиться, что он к ней привязался? Когда получал от Великой своё задание, она тогда его только раздражала. Он ни словом тогда не соврал девушке, говоря, что время на обучение весьма ограничено. Да и потом злился на ситуацию в целом и на свою спутницу так, что предпочитал даже лишний раз не заговаривать, чтобы не сорваться, ведь разумом-то понимал, что она-то как раз ни в чём не виновата. Так когда же всё изменилось? Когда она, раскрашивая его, с упоённым видом мурлыкала себе под нос какую-то простенькую песенку? Когда громко всхлипывала, о своей утерянной родине? Когда расспрашивала об ойрских обычаях, всем своим видом демонстрируя доброжелательный интерес? Нет, всё не то. Он ещё раз по крупицам перебрал все свои воспоминания, стремясь прочувствовать каждое из них. Тогда? Нет? И внезапно понял, когда всё изменилось. После ночного боя. А это был именно бой, пусть противник о нём и не подозревал, а самому Тларгу приходилось держать глухую оборону, даже не помышляя о возможности атаки. Именно тогда всю его глухую злость и раздражение, словно громадной приливной волной смыло.