Небо шамана. 2 часть

**— Меня саму эта информация удивила в своё время, ведь Болгария самим фактом своего существования как государства обязана России. В нас исторически вдалбливали почти родственное отношение к братушкам-болгарам. Но по документам, хранящимся в музее обороны Сталинграда, не просто воевали, а даже сбили за время Сталинградской битвы более 200 наших самолётов. Неизвестно сколько из них они себе приписали, но уже это говорит о том, что как минимум летали и стреляли, да ещё и гордились своими победами. Вообще, в нападении на СССР в 1941 году участвовали: финны и шведы — 340 тысяч чел, 2047 орудий и миномётов, 86 танков и 307 самолётов; 6 тысяч датчан; итальянцев — почти 62 тысячи человек, чуть меньше тысячи орудий и миномётов, 61 танк, 83 самолёта; больше двух тысяч хорватов; словаков — 42, 5 тысячи человек, 246 орудий, 35 танков, 51 самолёт; венгров — 44,5 тысячи человек, 200 орудий, 160 танков, 100 самолётов; Румынов — больше 380 тысяч, больше 3 тысяч орудий и миномётов, 60 танков и больше четырёхсот самолётов. Это цифры только на начало войны, а дальше желающих завоевать себе чего-нибудь в СССР европцев меньше не становилось, а география только расширялась: Польша, Франция, Бельгия, Нидерланды, Испания, Чехия, Эстония, Латвия и Литва (последние вдруг осознали свою мнимую государственность) и речь только про полностью укомплектованные подразделения не менее полка или дивизии.

— Меня ещё в детстве удивляло, что у всех наших рек текущих в направлении меридианов, особенно тех, чьё течение неспешное равнинное, западный берег почти всегда высокий и обрывистый или скалистый, а восточный низкий и очень редко имеет высоты. Словно природа сама создала условия для облегчения движения войск на восток и затруднения в западном направлении. Но оказалось, что никакого злого умысла или божеского провидения нет, это всего лишь последствия вращения Земли вокруг своей оси и вода, имеющая высокую инерцию за тысячелетия просто подмыла западные берега и отступила от восточных.

— Реально существующая книга или скорее альбом, если судить по множеству рисунков в ней и минимуму текста. Была рекомендована военным лётчикам, бойцам ПВО и в обучении курсантов ОСОАВИАХИМ. Перечислены и нарисованы почти все самолёты Германии в том числе многие модели так и не ставшие серийными и многие самолёты описаны в той подаче, как их представляли нашим спецам чины Люфтваффе и часто очень тонко передёргивали акценты. Так знаменитый разведчик Фоке-Вульф-189 "Филин", у нас больше известный как "Рама", который выпил столько крови у наших бойцов, в книге позиционируется как невинный учебно-тренировочный самолёт, хотя в примечании отмечено, что вероятно его использование как ночного разведчика. Только использовали его как дневной и очень эффективный, с прекрасным обзором и способный висеть в нужном месте часами. Никому из наших перед войной в голову не могло прийти, что этот летающий аквариум окажется настолько удачным фронтовым самолётом. А при его скорости немного больше трёхсот километров он окажется чрезвычайно сложной целью для наших истребителей, с его фантастической маневренностью и четырьмя пулемётами сможет довольно успешно отбиваться.

С утра слетали и отработали колонну у посёлка Советский посредине между Калачом и Сталинградом. Хорошо так отработали. На обратном пути отогнали наглую пару охотников. Вечером меня вызвали в штаб и сказали, что полечу смотреть подходы к Морозовскому аэродрому. Почти все самолёты из ремонта вышли и могут лететь целых шестнадцать машин. Это завтра, а сегодня нужно слетать в штаб армии. День солнечный, жара, воскресенье. Сегодня как-то особенно много немцев летят в сторону Сталинграда, который в последние дни немецкая авиация не оставляет в покое. То есть активно бомбят именно город, а не позиции наших войск или предприятия, удары наносят по жилым кварталам. Но для того, чтобы судить более точно нужно больше информации для сравнения, а у меня такой возможности нет...

Я всего лишь лечу, обойдя с северо-востока Иловайскую, чтобы добраться до аэродрома в Гумраке. Аэродром уже всего в десятке километров от передовой, где части шестьдесят второй армии держат оборону на внешнем городском обводе. На лётное поле часто залетают шальные снаряды, почти все части восьмой воздушной армии и сто второй дивизии ПВО района с него выведены. Сейчас аэродром уже почти не работает, оставшийся наземный состав суетится и готовит к эвакуации имущество. Только несколько связных самолётов ещё приткнулись в стороне укрытые от прямых обстрелов. Вот и мне нужно получить пакет для полка, который должен передать посыльный из штаба нашей шестнадцатой воздушной армии. Лететь днём на беззащитном У-двасе через зону боёв посчитали неправильным, и под командирскую руку подвернулся я. Вообще, думал, что только сяду, и дежурный с пакетом сам подбежит к самолёту или пошлёт кого-нибудь, а мне даже мотор глушить не придётся. Но не смотря на то, что объезжая воронки и другие препятствия я неторопливо поднимая кучу пыли объехал почти весь аэропорт, ко мне так никто и не приблизился. Пришлось поставить самолёт боком у какого-то ангара с распахнутыми воротами и самому идти искать дежурного и пакет. Дурацкая ситуация, когда армия и фронт на севере, а командование фронта с Руденко сидят в городе, что только подчёркивает сложившуюся вокруг неразбериху. Ведь у Сталинградского фронта разграничение зон ответственности с Юго-Западным севернее за пределами города и Урюпинск на северо-западе гораздо лучше бы подошёл под размещение нашего штаба. Ну, это я так злюсь просто...

Действует на нервы гудение в высоте немецких самолётов, проходящих в сторону города, на земле чувствую себя гораздо беззащитнее, чем в кабине самлёта. Судя по силуэтам летит полный набор: бомбардировщики Юнкерс-88 и Хенкель-111, пикировщики Юнкерс-87, сверху их прикрывают "Худые". В стороне на высоте висит "Рама" — Фоке-Вульф-189. Но это всё не мои высоты и работа для истребителей, а у меня сейчас задача найти дежурного. Дежурным оказался запылённый старший лейтенант с криво поверх свежей повязки нахлобученной фуражкой. И если бы увидев на его рукаве красную повязку "Дежурный" я не поймал его за рукав, он бы наверно успел убежать в только ему ведомые дали. Даже ухваченный за рукав он пару раз попытался вырваться, пока не обратил внимание на удерживающую его руку. На мой вопрос о пакете он махнул рукой, что пакет в столе в дежурке и снова попытался удрать, и даже удерживаемый он кричал какие-то поручения пробегавшим в стороне бойцам, что мне даже на секунду стало чуть-чуть стыдно. Но представить, как здесь я буду искать эту дежурку и там лазить по столам, нет уж! Спасибо! Дежурный поняв, что проще отдать мне пакет, чем пытаться от меня избавиться другими путями, шустро рванул к дежурке, а я почти бегом за ним уже отпустив его рукав.

В когда-то красиво застеклённом помещении дежурной части — бывшего КДП, сейчас не осталось целых стёкол, но при такой жаре гуляющий ветерок даже на пользу, а вот громко трезвонящие телефоны совсем не добавляли уюта. Дежурный бросился к одному аппарату полностью проигнорировав два других и судя по тому, что едва приложил трубку к уху выпрямился и вытянул по шву свободную руку, на другом конце провода был кто-то очень начальственный. Влезать в этот разговор было глупо, я просто ждал, пока лейтенант пытался вставить какие-то междометия в разнос по телефону. А то, что это не отдача приказа или желание узнать, что творится на аэродроме, стало понятно по пунцовым щекам и ушам дежурного и особое тупое одеревенелое лицо подчинённого получающего начальственный втык. Минут через десять разнос прекратился, дежурный ответил что-то и, положив трубку, выдохнул и схватился за оставшийся в одиночестве трезвонивший аппарат. Заметив моё движение, дежурный скосил глаза и показал мне двухтумбовый стол, где мне следовало найти свой пакет. Пакет нашёлся под ещё двумя похожими. Проверил целость пяти сургучных печатей, фамилию Бурдужи на конверте и стал ждать, когда освободится дежурный. Нам на курсах сто раз вдалбливали правила ведения документации, про обязательность учёта, в идеале, даже ненужный кусок газетки для туалета из штаба не может быть вынесен без внесения в соответствующие книги учёта и движения документов. Тем более, что пакет явно секретный. Но всё оказалось просто и незамысловато, когда я спросил, где мне нужно расписаться дежурный задумался, пытаясь сообразить, что это такое неприличное я ему сейчас предложил, потом энергично заржал и напутствовал меня: "Вали отсюда на хрен! Лейтенант! Расписаться ему... Вот придумал! Шутник хе...".

Ну, валить, так валить, я и сам не особенно рвусь здесь оставаться. За час с лишним плутания по аэродрому пара залетевших шальных снарядов громко бумкнули в разных концах аэродрома. Так и мою птичку поцарапают, сатрапы! А тем временем на город накатывал просто вал бомбардировщиков, немцы летели целыми полками или как там у них, нас ведь учили, — штафели и эскадры. Вот целыми эскадрами они и летели. От бомбёжки аэродром спасло только то, что было очевидно, что он покинут, и ценности не имеет. Нагретая на солнце машина завелась сразу и даже температура воды и масла в принципе давала возможность аккуратно взлететь, а там и прогреется, если сразу оборотов не давать, а на взлёте чуть дальше пробежаться. Времени убил прорву, а мне ведь ещё сегодня на разведку с комэском лететь.

Взлетел, пошёл на север, стараясь не вылетать за пределы нашего расположения, и перпендикулярно пересечь курс потока идущих с запада немцев. Сделать с ними я ничего не могу, вернее, для этого мне нужно набрать высоту, а там на поле настоящих истребителей — это совсем не то же самое, что подлавливать зазевавшихся охотников, которые пытаются атаковать такую сладкую добычу, как наши штурмовики. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания стараюсь не забираться высоко, впрочем, немецким истребителям, занятым прикрытием армады своих бомбардировщиков сейчас наверно совсем не до одиночного штурмовика крадущегося у самой земли, но от этого я не переставал вертеть головой во все стороны...

А подо мной происходило что-то непонятное, моя голова занятая вопросом: "Лететь сейчас через Кузьмичи или Самофаловку?" — не сразу переключилась на происходящее на земле. Тем более, что часть происходящего была скрыта дымом и пылевым облаком. Толчком послужила увиденная картинка с убитой девушкой-зенитчицей, и место я узнал. Ещё когда летел сюда, заметил рядом с прикрытой маскировочной сетью восьмидесяти пяти миллиметровой зениткой в маленьком дворике натянутые верёвки, на которых сушились какие-то белые бельевые тряпки. Вспомнил, как мелькнула мысль, что любые женщины, где бы они не появлялись, моментально под себя осваивают территорию, и после этого точно не скажешь, что их здесь не было. Вот именно рядом с этим двориком, из которого мне тогда махали руками и белозубо улыбались молодые девчонки в форме, сейчас лежала одна из них в пятне почти чёрной крови. Их пушка перевёрнутая лежала отброшенная в сторону, только развешенное на просушку бельё продолжало белеть на верёвках. Но над нами нет ни одного самолёта, они все идут южнее, тогда откуда здесь встают разрывы, ведь здесь глубокий тыл и сюда даже дальнобойная артиллерия немцев не должна доставать. Пока я закладывал широкий вираж, разглядел, что происходит. Зенитчицы из своих замаскированных только с воздуха и торчащих словно мишени пушек бьют по немецким танкам, которые разворачиваются в боевой порядок и накатывают на окраину посёлка с запада.

Я не слышал ничего кроме отдалённого грохота и рёва своего мотора, но отличное зрение выхватывало картинки. Как с перекошенным от напряжения с закушенной губой невысокая плотная девчонка с чёрными кудряшками тащит, прижимая к своей пышной груди снаряд, в её руках выглядящий здоровенным. У другого орудия почти скрытого в пыли и дыме согнулась на корточках и прижала ладони к лицу другая девушка, её светлая коса касается земли, а между сжатыми пальцами течёт кровь, стекая по рукам в закатанные рукава. Да много там было картинок и у меня внутри что-то перемкнуло. Уроды, убивающие женщин не должны жить!!!

К своему несчастью немцы из транспортной колонны уже развернулись в боевой порядок или начали разворачиваться, потому, что колонна, голова которой уже вступила в бой, в длину намного больше километра и сейчас с остановившегося хвоста пыль ветерком снесло на юго-восток. По правилам, которые ввёл наш командир вылетать без боезапаса нельзя и сейчас у меня во всех отсеках четыре ФАБ-100 и восемь эРэСов под крыльями. Нет, я ещё могу две сотни килограммов взять на внешнюю подсвеску, но и этого вооружения не мало. Против танков мне лучше заходить сзади, чтобы не тратить снаряды об крепкую лобовую броню, которую даже бронебойные снаряды не всех пушек берут. Заодно могу с толком избавиться от бомбового груза. Продолжая широкую дугу, я вышёл к хвосту колонны, вспомнив, что наши "горбатые" немного похожи на "лаптёжники" выпустил шасси, что некоторые немцы у остановившихся машин мне даже радостно скалились и махали руками. На фоне светлого неба в солнечный день разглядеть с земли знаки на крыльях и фюзеляжах не просто, виден просто почти чёрный силуэт. Но к моменту, когда начал заход с хвоста колонны шасси я убрал. И по оси дороги пуская парами эРэСы и сбрасывая парами бомбы, прошёл к её голове (к сожаленью, сброс бомб и пуск реактивных снарядов у меня был настроен на обоих блоках электросбрасывателей только парами, лучше бы было выкладывать по одной). К голове уже развернувшейся в боевой порядок колонны я подошёл налегке и в ускорении стал просчитывать максимально эффективные курсы проходов для стрельбы. Как ни крути, а наведение у моих жёстко закреплённых пушек только курсом машины, вот и придётся покрутиться. По нелепой случайности именно сегодня в утреннем вылете мне шальной пулей срубило антенный фидер, к моему возвращению Валя должен всё подготовить и поставить мне новый. Но сейчас я без связи, поэтому вызвать своих не могу, хотя рация бы достала....

Не знаю, о чём в это время думали немцы, да и не интересно это мне, но полностью сосредоточенный я отсекал по одному-два снаряда с каждой пушки в очередь. Ведь у меня всего двести пятьдесят снарядов на ствол, хотя положено двести десять — двести двадцать, но Сергей Подгорный мне снаряжает по две с половиной сотни. А немцев уж очень много на меня одного, а ждать подмоги не откуда. При очереди по пять снарядов я смогу поразить всего пятьдесят целей, а по два — больше сотни, и ещё не факт, что мне снарядов здесь на всех хватит, поэтому и стараюсь работать как можно точнее и ювелирнее. Когда при первом проходе один танк (кажется это четвёрка с длинной пушкой, а не окурком, как в ранних модификациях) взорвался, и взрывом его башню выбросило вверх, а от второй очереди другой рядом просто пыхнул после взрыва моих снарядов дымом из открытых люков, меня охватило ликование. Ведь до последнего я не мог быть уверен, что мои снаряды будут эффективны против толстой брони. Заметил при развороте две тройки с их короткими тонкими пушками, вспомнил, что бортовая броня у них всего полтора сантиметра. Поставил самолёт почти ребром к земле, чтобы довернуть и с самой малой дистанции дал пару снарядов им в боковину. И как красиво: снаряды левой пушки ушли в дальнего, а правые снаряды в ближнего, хорошо состворились гады. Дальний встал и зачадил, выскочил только мехвод, а ближний встряхнуло, наверно внутренним взрывом, и ауры танкистов погасли мгновенно. Во время третьего прохода, когда на моём счету было уже семь или восемь танков и один бронетранспортёр, пришлось отвлечься, потому, что со стороны колонны по мне открыли огонь две зенитки. Мне некого тут стесняться, я один и могу творить, что хочу! Вывернул машину и с невозможного для большинства расстояния — больше полукилометра положил две пулемётные очереди ШКАСов в зенитки. Возможно они рассчитывали, что в пыли и дыму они хорошо замаскированы, но я успел увидеть их скопившиеся ауры. Я обожаю свои пулемёты! К цели улетело целое облачко злых шершней, взрывы равные снарядам авиапушек в количестве больше двадцати от каждой очереди прекратили ненужную инициативу зенитчиков. Когда пули пулемётов прилетают и больше десятка взрываются разом, то эффект иногда похож на взрыв гаубичного снаряда...