Сегодня он в очередной раз, скрывая предательскую дрожь в коленках, направлялся к собору Богоматери. Что поделаешь, если уже в самых низкопробных кабачках перестали наливать ему в долг, а красотки с улицы Глатиньи даже за красивые глаза не соглашались пустить переночевать! Настроение у Жеана, конечно, в предвкушении беседы с братом было хуже некуда, и даже сияющее утро не способно было рассеять его хандру. Наоборот, школяру казалось, что даже солнце насмехается над ним.

Как ни старался Жеан идти помедленнее, оттягивая неприятный разговор, но собор становился всё ближе, на что указывал становившийся всё громче и громче утренний звон колоколов. Погружённый в свои мысли, юноша не сразу заметил, что здесь не так. А когда прислушался, ему показалось, что звон изменился. Он был... не таким чистым, не таким светлым и радостным. Колокола гремели, но души в их перезвоне больше не было.

'Однако горбун отлынивает!' — подумал Жеан, и эта мысль его немного развеселила. Он не мог знать, что Квазимодо арестовали.

Но буквально через несколько минут юнцу стало не до смеха. Жеан стоял перед дверью в келью архидьякона и никак не мог заставить себя решиться. Наконец он набрался смелости и, выругавшись для храбрости, громко постучал в дверь.

— Братец Клод, открой, это я!

Но никто не отзывался. Он постучал ещё раз, другой, третий... Всё без толку.

На четвертый раз дверь открылась, и на пороге появился Клод. Даже Жеан, привыкший к угрюмому виду брата, заметил злобное выражение его лица.

— Что тебе от меня нужно? — раздражённо спросил архидьякон. — Ты же никогда не приходишь ко мне просто так. Ты ценишь не брата, а только его кошелёк. Тебе опять нужны деньги, негодный сорванец?

— Дорогой братец, — заюлил юный повеса, — мне в самом деле нужно немного денег на учебу. Совсем немного, братец Клод! Ты же знаешь, я нигде не работаю, всё время на лекциях...

— Ты плут! — возмутился Клод. — Мне прекрасно известно, как ты посещаешь лекции. Или, быть может, ты за последние месяцы стал таким старательным? Пока я занят, но, как только немного освобожусь, непременно навещу ректора колледжа Торши...

Жеан похолодел. Если Клод действительно так сделает, ему несдобровать! Нет-нет, надо срочно отвлечь брата.

— Очень прошу, помоги мне! — взмолился он, состроив трогательную мордашку.

Старший Фролло, несмотря ни на что, любил Жеана, и хитрец прекрасно умел играть на этом чувстве. Вот и теперь Клод, хоть и сохранял внешнюю суровость, сжалился над ним:

— Хорошо, я дам тебе немного денег, но больше ко мне не приходи только за этим. Заходи по делу.

— Но я и так по делу, — резонно возразил Жеан. — Ты же поможешь, да?

C горьким вздохом Клод отошёл в глубь кельи и, взяв с письменного стола небольшой кошель, передал его брату. Жеан с удовлетворением заметил, что кошель, несмотря на скромные размеры, вполне увесистый. Но его больше заинтересовало другое — когда Клод отошёл, брат успел заметить, что келья, всегда идеально убранная, теперь выглядит совершенно запущенной.

— Почему у тебя такой беспорядок? — поинтересовался Жеан, пряча кошель в карман.

Но Клод не удостоил его ответом и постарался побыстрее выпроводить за дверь. Когда он подошёл поближе, чтобы перекрестить брата на прощание, Жеан заметил синяки у него под глазами, но спрашивать, откуда они, не стал. 'Наверняка ночами не спит из-за молебнов!' — решил он. Мальчишка и не догадывался, что верно угадал причину состояния брата, вот только молебны были совершенно ни при чём.

Впрочем, Жеан вовсе не собирался забивать себе голову проблемами брата и, весело насвистывая какую-то непристойную песенку, направился к выходу. Он был очень доволен, что получил деньги от Клода и сумел скрыть от него своё отчисление, и теперь намеревался это хорошенько отметить.

* * *

У Гренгуара дела шли просто отлично. В новом шутовском костюме он не только показывал фокусы с Джали, а ещё и жонглировал и рассказывал коротенькие забавные стишки, которые сочинял тут же. И даже кувыркался на деревянных чурбачках, хотя Эсмеральда предупредила его, что без подготовки это делать опасно.

У Эсмеральды тоже всё было хорошо. Сегодня она попробовала танцевать босиком — у неё была очень изящная ножка, и она имела все основания рассчитывать, что такое необычное зрелище привлечёт толпу. К тому же, к радости самой девушки, оказалось, что танцевать без обуви гораздо удобнее — она легко парила на цыпочках, подпрыгивала, пружинила, и выглядело это просто потрясающе. Цыганка решила, что будет и впредь так выступать, но нечасто — ноги всё же болели.

Обходя с бубном восторженных зрителей, девушка заметила чулочника Жака Копеноля и моментально припомнила, где видела его раньше — в процессии Папы шутов.

— Ах, это вы? — насмешливо спросила она, останавливаясь напротив него. — Может быть, расскажете, для чего вы тогда выставили бедного Квазимодо на всеобщее посмешище?

— Но я просто хотел повеселить народ!

— Конечно, издеваться над беззащитными — это очень весело! Вы могли придумать другой способ.

Жак смутился и замолчал. Его впервые стыдила девушка, да ещё такая красивая.

Однако народ Эсмеральду не поддержал — напротив, у многих слова девушки вызвали смех. Некоторые, услышав, что она осуждает их развлечения, даже ушли не заплатив.

Это могло бы перерасти в настоящую травлю, но тут Гренгуар весьма кстати упал во время исполнения трюка. Эсмеральда тут же подбежала к нему:

— С тобой все в порядке?

— К-кажется, да... — пробормотал Пьер, осторожно приподнимаясь с её помощью. — Большое спасибо, дорогая.

Вокруг происшествия тут же собралась толпа любопытных, к которым примкнул уже пребывавший в прекрасном настроении Жеан.

— Гренгуар — поэт великий, всех богов опишет лики! — насмехался юноша. — Что ты тут делаешь, сочинитель мистерий? Никак решил в бродячие шуты податься, раз с высоким искусством не заладилось?

Гренгуар не то от стыда, не то от злости стал таким же красным, как его костюм. Но на помощь другу тут же пришла всё ещё взвинченная после стычки с чулочником Эсмеральда.

— Он делает, как может! — заявила она, решительно вклинившись между школяром и поэтом. — У каждого есть призвание. И если его талант — сочинять стихи и смешить людей, то что в этом плохого? Если его пьеса один раз не удалась, то это не значит, что он плохой поэт. Может быть, вы сами, — тонкий изящный пальчик негодующе упёрся в грудь Жеана, — поставили уже десяток мистерий? А если нет, как вы смеете его судить?

Мальчишка поспешно отступил от указующего перста цыганки ('Ох, и острые же у неё ногти!') и тут же обрушил на неё всю свою язвительность:

— А почему ты, красавица, так яростно вступаешься за этого шута? Э, да не любовники ли вы часом?! — Он рассмеялся, в восторге от пришедшей ему в голову мысли. — Надо же, у принца парижских улиц проявилась принцесса! Как трогательно!

— Не судите всех по себе, — сухо заметила цыганка. Гренгуар за её спиной только возмущённо пискнул.

— И почему ты босая? — продолжал допытываться Жеан. — Фу, как не стыдно! Конечно, ни одна благонравная француженка не стала бы разгуливать в таком виде, на это способна только, как выражается мой братец, 'египетская саранча'!

Эсмеральда промолчала и отвернулась от него.

Впрочем, школяр не стал задерживаться на площади — он слишком спешил в кабак. Кошель, выданный братом, приятно позвякивал в кармане, и Жеан уже предвкушал, какими интересными способами может его облегчить.

* * *

На входе в свой любимый кабак 'Яблоко Евы' Жеан столкнулся с капитаном Фебом. Это была довольно приятная встреча — они часто выпивали вместе и поэтому считались приятелями. Впрочем, это действительно было так — большую часть времени эти молодые люди проводили именно в подобных заведениях, так что у них были общие интересы.

У капитана, как всегда, в карманах было пусто, поэтому всю выпивку и закуску оплатил деньгами Клода Жеан — естественно, не переставая подшучивать над приятелем по этому поводу.

Застольный разговор, как обычно, быстро свернул на обсуждение женщин.

— Представляешь, — говорил школяр, разливая по стаканам дешёвое вино, — я сегодня видел на Гревской площади цыганку, которая почему-то стала танцевать босиком. Вот же чудачество! Хотя ножки у неё и вправду хороши...

— А, я тоже её видел! Между прочим, мы знакомы, — не упустил случая похвалиться Феб. — Её вроде Симиляр зовут... или нет... в общем, имя какое-то басурманское!

— Боюсь, дружище, ты опоздал! — ехидно заметил Жеан. — С ней был один мой знакомый шут, — ну, помнишь, тот поэт, чья пьеса на недавнем празднике провалилась?

— над которым она трясётся, как наседка над цыплёнком. Сам посуди, стала бы она так делать, если только он не её любовник?

— Подумаешь, я не ревнив, — отмахнулся уже изрядно захмелевший капитан. — Видел бы ты, какими влюблёнными глазами она на меня смотрела! Ну а если с шутом, так с шутом. У меня ещё много знакомых девушек.

— Твоё дело. Но она вроде хорошенькая такая... Хотя как я мог забыть, ты же женишься! — Жеан театрально хлопнул себя по лбу, опрокинув стакан, а капитан поморщился:

— Не напоминай.

— Надо же, дружище, совсем скоро ты станешь примерным мужем и отцом кучи ребятишек! — продолжал ёрничать школяр. — Наверное, ты уже в предвкушении? Каждый день проводишь у ног своей невесты, как её там?..

— Флёр-де-Лис. На самом деле я стараюсь заходить к ней пореже, хотя старуха-мать меня за это бранит. Но как подумаю, что нужно сидеть и битый час любоваться на её вышивание, то, пуп Вельзевула, удавиться хочется! И ругаться тоже нельзя, так что сиди молчком... Нет, она прехорошенькая малютка, но такая благонравная и скучная, что сил никаких нет.

— Тогда зачем тебе такая жена?

— У неё нет братьев, так что отец оставил ей неплохое состояние, — разоткровенничался уже совсем пьяный Феб. — Жеан, дружище, клянусь брюхом Папы, после моей свадьбы уже я буду оплачивать наше вино!

— Говоришь, она красивая? — поинтересовался чуть более трезвый Жеан.

— В общем-то да. Хотя Симиляр тоже красивая. Даже слишком...

— Но ведь надо выбрать кого-то одного, Феб.

— Я ещё не решил. Но, пожалуй, всё же Флёр. Красивые-то обе, но деньги есть только у одной...

Жеан разлил остатки вина и провозгласил тост:

— За красивых девушек и их приданое!

На этом беседа прервалась, ибо после этой крайней порции приятелям отказались повиноваться не только языки, но и все прочие части тела. Через полчаса Феб уже мирно похрапывал, положив голову на тарелку с сыром. А Жеан, сожалея, что он не капитан и у него нет подчинённых, которые могли бы отволочь его домой, всё-таки встал и побрёл к выходу.

========== ГЛАВА 9 Потешный суд ==========

Рабочие будни Гренгуара и Эсмеральды текли интересно и радостно. Поэта не покидало вдохновение, хотя и не совсем обычного для него толка: он, очень сдружившийся с Джали, каждый день придумывал новые фокусы, которые они могли бы показать вместе. Умная козочка уже умела приносить палку, подавать передние копытца, брать невысокие барьеры и важно прогуливаться на задних ногах. Последний номер, когда Джали брала в зубы шляпу Гренгуара и вместе с ним обходила зрителей, пользовался особым успехом — рогатой фокуснице никогда не отказывали в плате.

Будь у Эсмеральды другой характер, она могла бы даже приревновать свою любимицу к мужу. Но добрая девушка только радовалась успехам обоих своих друзей, тем более что их забавы улучшали материальное положение странной семейки. Да и мысли самой цыганки в последнее время были заняты одним офицером...

Фантазия Гренгуара не иссякала. Однажды за завтраком он сказал Эсмеральде:

— У меня появилась замечательная идея! — Девушка, уже привыкшая слышать это каждое утро, постаралась заинтересованно улыбнуться. — Давай сделаем таблички с буквами и научим Джали составлять из них слова?

Такое необычное предложение действительно понравилось Эсмеральде, но этим утром на воплощение гениального плана времени уже не было. Пьер успел только повторить с Джали несколько выученных недавно фокусов, и пришло время отправляться на площадь — выступать лучше всего при свете дня, тем более что он зимой короток.

Зато вечером в маленькой хижине закипела работа. Гренгуар, как и любой поэт, не очень хорошо умевший делать что-то руками, в конце концов сумел выпилить двадцать шесть более или менее одинаковых дощечек. За это время Эсмеральда раздобыла у товарищей по Двору Чудес чёрную краску и кисточку, и утомлённый Пьер с удовольствием взялся за более привычное ему дело — писать буквы. Сама цыганка, к его немалому удивлению, тоже была грамотна, но вот каллиграфией, в отличие от образованного поэта, не владела.

Пока Пьер увлечённо выписывал на дощечках весь французский алфавит, девушка догадалась сшить из старого платья небольшой мешочек, в котором его можно было хранить. Поэт в очередной раз умилился, когда увидел результат её трудов — сам бы он до такой важной детали не додумался! Всё-таки иногда женщины бывают сообразительнее мужчин.

После этого можно было приступать к самой увлекательной части его плана. Эсмеральда составила из букв собственное имя и показала его козе. Джали только заблеяла и стукнула копытом.

— Может, сначала моё? Оно короче, — предложил Гренгуар.

Девушка согласилась. Они несколько раз перемешивали буквы и составляли из них слово 'Пьер'. Джали следила за их действиями с внимательным выражением на мордочке, быстро поняла, как двигать дощечки, но сложить нужное слово самостоятельно у неё пока не получалось.

— Наверное, мы что-то не так делаем, — вздохнул поэт, когда Джали в очередной раз собрала из букв какую-то абракадабру.

— Ничего, это не так просто, — утешила его цыганка. — Я её считать и отстукивать время очень долго учила. Месяца два, если не больше.

— Это же так долго! — расстроился Гренгуар. Впрочем, у него про запас была ещё парочка менее трудновоплотимых идей.

Теперь каждый вечер они с Эсмеральдой учили Джали составлять слова, и у неё даже начинало получаться. Хотя показывать этот фокус было ещё слишком рано, девушка всё же повесила мешочек с буквами на шею своей любимице — то ли в качестве приманки для зрителей, то ли ей просто нравилось, как выглядит Джали с таким 'ожерельем'.

Но пока и без новых фокусов всё шло замечательно. Посмотреть на красавицу-плясунью и забавного шута с козой приходило всё так же много зрителей. Противный чулочник на площади больше не появлялся — видимо, его всё же задело осуждение Эсмеральды. Иногда по дороге в очередной кабак на площадь заглядывал Жеан — несмотря на то, что почти каждый день он приятно проводил время за бутылкой вина то с Фебом, то ещё с кем-нибудь из своих приятелей, денег в его кошеле оставалось ещё довольно много, поэтому он был спокоен, доволен и не придирался к окружающим. Тем более что Эсмеральда в последние дни танцевала в обуви, а Пьер был осторожен и больше не падал, так что они не давали повода для насмешек.

Очередной рабочий день не предвещал никаких неожиданностей. Эсмеральда танцевала и пела, Пьер и Джали потешали публику. Зрителей, как всегда, было много, и платили они щедро. В толпе мелькала белокурая макушка Жеана — ему надоели кабаки, и он пользовался хорошей погодой, чтобы погулять на свежем воздухе и полюбоваться на красивую цыганку. Школяр неожиданно обнаружил, что танцы девушки ему нравятся, и как-то даже кинул ей мелкую монетку, стараясь, впрочем, чтобы она его не заметила.