Драконоборец

— И только-то? — беспечно спросил Ричард. — Ну, это дело поправимое. Если хочешь, оставайся со мной. Я присоединился к братству странствующих рыцарей на время. Вот закончу свое путешествие, а после этого вернусь домой. Присмотришься, подумаешь, чем хочешь заниматься. Если, скажем, лошади или собаки — это к Дику. Он тебя всему научит. Если кузнечное дело — это Олаф с Марджори. Марджори его дочь, но в кузнице работает не хуже Олафа. Ну, то есть по оружию они равны, а вот красивую застежку или фибулу отлить — это у Марджори получше получается. Но, может, это потому, что она может хоть по три часа сидеть с кем-нибудь и выслушивать любые пожелания — вот здесь чтобы змея, которая кусает свой хвост, вот здесь листочки, вот здесь пронзенное сердце — ну и все такое. И рисует очень хорошо. Делает угольком набросок на доске и спрашивает у заказчика — вот так? Ах, здесь убрать, а кинжал сделать покрупнее? Сейчас сделаю... И сразу же стирает и перерисовывает. Олаф так не может. Впрочем, у него и зрение с годами стало уже не настолько острое, как раньше, и возиться с мелкими детальками, с разными женскими сережками или застежками, ему теперь не стоит — эдак он вконец ослепнет. Если надумаешь плотничать... да ладно, что я распинаюсь, сам на месте разберешься, — рассмеялся Ричард, осознав, что просто пользуется случаем поговорить о доме.

Филипп сглотнул.

— А если лорду Освальду станет известно, что я у вас работаю? Вы же его сосед. Получится, что я два года у него недоработал, а вся выгода досталась вам. Этак он и в суд на вас подаст...

— Да пусть подаст. Ты уж меня прости, но та работа, которую ты для него делал, недорого стоит. Выплачу старому хряку штраф, пускай подавится.

— А вам-то это все зачем?.. — спросил Филипп. И смотрел на него — остро, непонимающе.

Ричард задумался. Вроде бы понятное дело, но именно потому, что оно такое понятное, не сразу и найдешься, какими словами его объяснить.

— Ну вот смотри. Мне в жизни во всем повезло — и с домом, и с родней, и вообще со всем. А с тобой все наоборот. Тебе во всем не повезло — и родители рано умерли, и лорд попался — паршивее некуда, и жилось тебе, мягко говоря, нерадостно. Так разве это справедливо?

Филипп мрачно усмехнулся.

— Ну, это смотря с какой стороны на это посмотреть. Можно же, например, сказать, что, раз все так сложилось, значит, на то была Божья воля.

— А можно, например, сказать, что Божья воля была в том, чтобы мы с тобой встретились, и я это поправил, — парировал Ричард. — Так что я буду только рад, если ты поедешь со мной.

С минуту Филипп сидел неподвижно, молча глядя на огонь костра. Вид у него был такой, как будто он обдумывает важное решение, хотя Ричард не понимал о чем тут, собственно, можно так напряженно думать. Он ведь сам сказал, что за пределами владений лорда Освальда его никто не ждёт.

— Не надо вам со мной связываться, сэр, — хмуро сказал Филипп в конце концов. — Сегодняшней погоней дело не закончится. Меня будут искать.

— Да зачем лорду Освальду тебя искать? — не понял Ричард. — Я ещё могу понять Гильома. По нему за милю видно, что он человек азартный. И любит навязывать другим людям свою волю. Но если у него и в самом деле вывих, да ещё и перелом руки, то выздоравливать он будет три недели минимум. И в любом случае у него теперь дело главным образом ко мне. А лорд Освальд вряд ли так уж высоко ценит твои услуги, чтобы надолго отрывать своих людей от остальных работ и посылать их гоняться за тобой. Так что, я думаю, он теперь оставит тебя в покое.

— Не оставит, — возразил Филипп тоскливо.

— Почему? — помедлив, спросил Ричард. Теперь было уже окончательно понятно, что есть во всей этой истории какая-то ещё неведомая ему подоплека.

— Из-за этого, — сказал Филипп, и, засунув руку за пазуху, подал Ричарду какой-то маленький предмет.

Ричард машинально взял его — и обнаружил, что у него на ладони лежит довольно массивный перстень с красным камнем. Судя по тому, как металл поблескивал в свете костра, это было чистое золото.

— Что это? — обалдело спросил Ричард.

Филипп криво усмехнулся.

— Кольцо лорда Освальда... У него их полдюжины, и перед сном он все их складывает на особый столик у кровати. Но одно кольцо упало, а лорд Освальд не заметил. Проснулся к полудню, нацепил все остальные свои цацки и пошел обедать. А я должен был прибраться в его спальне. Вычистить камин, перестелить постель, отмыть ночной горшок... — Филипп умолк. О том, что было дальше, можно было не рассказывать.

— Лорд Освальд знает, что ты его взял? — глупо спросил Ричард, и сам поразился этому вопросу. Человек признаётся в воровстве, а он, вместо того, чтобы возмутиться, спрашивает о каких-то совершенно несущественных вещах!

— В том-то все и дело. Думаю, что он пока что ещё не уверен до конца. Он просто знает, что кольцо пропало в то же время, когда я сбежал. Но в то же время он наверняка приказал слугам перерыть все вещи, полагая, что кольцо могло куда-то закатиться. Когда они все перевернут вверх дном и не найдут кольцо, тогда лорд Освальд окончательно уверится, что я его украл. И будет искать меня ещё тщательнее, чем сейчас.

А еще Освальд, чего доброго, решит, что Ричард знал о перстне и взял Филиппа под свою защиту не по глупости, а из корыстных побуждений.

Ричард схватился за голову.

— Во что ты меня втравил! Почему ты хотя бы не отдал это проклятое кольцо тем четверым, которые были с Гильомом? Ты ведь сам уже успел понять, что из-за своего кольца Освальд тебя из-под земли достанет!

Филипп смущённо потер нос.

— Да я как-то растерялся...

— Не ври, — сердито перебил Ричард. — Ничего ты не растерялся! Ты не вернул кольцо и даже не упомянул о нем именно потому, что ты хотел оставить его себе. И ты решил, что с моей помощью тебе это удастся.

Под уничижительным взглядом Ричарда Филипп опустил голову.

— Просто обидно показалось его возвращать этому мерзавцу. Я всю жизнь на него за здорово живёшь батрачил — так я что, не заслужил награды? Как хотите, сэр, но сам я думаю, что это и не кража вовсе. Он мне должен. Вот я и решил, что так или иначе — но я получу от него плату за свою работу... и за все побои тоже.

Ричард скривил губы. За побои... Если они вообще были, эти побои и кабальный долг. Еще неизвестно, что из той истории, которую ему скормил Филипп в самом начале, было правдой. Может быть, он просто вороватый парень, который по своей воле поступил на службу к лорду Освальду, а потом убежал с ворованным кольцом.

Вот только непонятно, зачем в таком случае он стал бы признаваться Ричарду в своем поступке. Было бы куда разумнее дождаться, пока он заснет, и потихоньку улизнуть. Филипп, может, и лжец, но он ведь не дурак. Должен был понимать, что его признание, мягко говоря, не вызовет у Ричарда восторга. Но он все-таки пошел на этот риск и сказал правду... почему?

Может, он все-таки не лгал?..

Ричард почувствовал, что его голова бурлит, как закипевший котелок. Всю свою жизнь он имел дело исключительно с людьми, которым мог спокойно доверять — и сейчас понял, что такие игры в угадайку ему совершенно не по вкусу.

— Прекрасно, — коротко и сухо сказал он. — Значит, ты получил то, чего хотел. Бери кольцо и убирайся на все четыре стороны. Видеть тебя больше не хочу.

— А как же вы? — почти испуганно спросил Филипп. — Вас же посчитают моим сообщником. И вообще наверняка решат, что кольцо осталось у вас. Кто в здравом уме поверит, что вы отпустили меня вместе с перстнем?

— А тебе что за печаль?.. Много ты думал о моих делах, когда наврал мне с три короба и заставил за тебя драться, чтобы сохранить ворованное? — сухо спросил Ричард.

Глаза Филиппа загорелись от какой-то новой мысли.

— А давайте просто выбросим это кольцо! А если спросят, скажем, что меня напрасно обвинили. Я, мол, вообще ничего у него не брал, а лорд наш просто потерял свой перстень и свалил на беглого. Тогда бы получилось, что я и не вор, и лорду Освальду вроде как отомстил. И концы в воду!

"Нет, все-таки он не врал" — подумал Ричард — почему-то с облегчением. А вслух хмуро сказал :

— Вот именно, что в воду. Знаешь, что такое ордалии? Это когда один говорит одно, другой другое, но никто не может твердо доказать, что прав, и назначают Божий суд. Вода, огонь, каленое железо... Ничего приятного. Или суд поединком. Хочешь, чтобы я опять сражался насмерть за твое враньё?

— Тогда давайте я его хотя бы вам оставлю...

— Вот спасибо! Чтобы меня взяли с краденным кольцом? — с сарказмом спросил Ричард.

Филипп ожесточенно поскреб в голове. Вид у него был растерянным.

— Ни стыда у тебя, ни совести, — угрюмо подытожил рыцарь.

Филипп встрепенулся.

— Вы не понимаете! Мне перед ним за эту кражу в жизни стыдно не было, и никогда не стало бы, как ни просите. А вот перед вами стыдно. Вы хороший человек, и мне вы за полдня сделали больше добра, чем кто-либо другой за всю мою жизнь. Есть у меня там совесть или нет, но с вами я совсем не хотел бы так нечестно поступить... И мне от этого противно.

— Спасибо и на том, — буркнул сэр Ричард. Ему сделалось не по себе, когда Филипп сказал, что он, мол, успел сделать ему больше доброго, чем кто-либо другой на протяжении всей его жизни. Если сравнить его сегодняшнюю помощь Филиппу с тем, что сделал для самого Ричарда любой из его домочадцев — даже тетушка Эмилия! — то это было сущим пустяком. О нем всю его жизнь заботились те люди, которым он был небезразличен, а о бедняге Филиппе, очевидно, не заботился никто и никогда, если вода, и хлеб, и возможность проехаться на чужой лошади кажутся ему таким большим благодеянием. Ну да, конечно, потом Ричард дрался за него с Гильомом, но для члена Братства это в порядке вещей. Странствующий рыцарь защищает кого-нибудь не из какого-то особого великодушия, а просто потому, что другой человек нуждается в защите, а сам рыцарь — в постоянном испытании своей отваги и воинской доблести. И поэтому награда странствующих рыцарей заключена в самом их деле. Ричарду в голову не пришло бы возвращаться к тем крестьянам, для которых он убил дракона, чтобы рассказать об этом и выслушать их благодарности.

Впрочем, едва ли Филипп много знал о братстве странствующих рыцарей.

— Ладно. Утро вечера мудренее. Завтра на свежую голову решу, что теперь делать, а сейчас все равно ничего умного не придумаю, — заявил Ричард, расстилая на траве попону Турна. Филипп следил за каждым его движением с таким вниманием, как будто рыцарь делал что-то крайне интересное и никогда прежде не виданное.

— Так мне уйти? — спросил он нерешительно.

— Да делай ты, что хочешь, — махнул рукой Ричард и, улегшись на попону, повернулся к спутнику спиной. Филипп постоял в нерешительности, а потом Ричард услышал, как он устраивается на ночлег с другой стороны от кострища.

— ...Возьми плащ, замерзнешь, — мрачно сказал Ричард.

Несколько секунд Филипп молчал, а потом тихо, почти шепотом сказал — "Спасибо". Можно было бы сказать — "Не за что, это просто плащ", но Ричард понимал, что плащ тут совершенно ни при чем. К тому же, он по-прежнему сердился, так что предпочел демонстративно промолчать.

Утром Филипп по-прежнему выглядел виноватым и подавленным, но Ричард уже отошел и не имел желания возвращаться ко вчерашнему разговору. В детстве мать всегда внушала Ричарду, который ссорился (сказать по правде, даже дрался) с Невиллом и Алисон, что новый день — это прекрасный шанс оставить в прошлом то, к чему не стоит возвращаться, так что снова вспоминать случившиеся накануне ссоры и размолвки утром — глупая идея.

— У нас две проблемы — кольцо и Гильом, — сказал он так же спокойно, как при других обстоятельствах сказал бы "у нас две проблемы — дождь и холод". — Ну, с кольцом все ясно. Выбросить его нельзя, передавать лорду Освальду с каким-нибудь местным крестьянином тоже нельзя — слишком большой соблазн, эдак у нас вместо одного вора станет два. Я мог бы сам вернуть кольцо, но тогда с меня спросят, почему я не привел тебя назад — ведь если я забрал кольцо, то я не мог не знать, что ты его украл, а я, как всякий странствующий рыцарь, обязан всех встречающихся мне в пути преступников ловить и передавать в руки правосудия. Это во-первых. Во-вторых, я обещал тебе помочь и не намерен брать свои слова обратно. А если я сам поеду возвращать кольцо, то ты ехать со мной, конечно же, не сможешь, а без меня тебя запросто схватит кто-нибудь из людей сэра Освальда. К тому же, есть еще и сэр Гильом... Он не просто охотился на беглого, он действовал по праву и преследовал преступника, а я его ранил, пускай даже и случайно... Хорошо ещё, что он не свернул себе шею, падая в этот овраг! Хоть мы с ним сражались один на один, навряд ли кто-нибудь признаёт, что это наше личное дело, которое мы решали между собой поединком. Речь шла не о доблести и не о чести дамы, так что вряд ли мы найдем защиту от закона среди странствующих рыцарей. Так что и твой бывший хозяин, и Гильом, который принял это дело на свой счёт и теперь не отступится просто из гордости, пожалуй, обратятся за королевским правосудием... и, вероятно, пожелают написать леди Эмилии. Лучше бы мне не появляться на людях, пока не станет ясно, что они решили предпринять. Ты, как я понимаю, тоже в города сейчас не рвешься?

Филипп утвердительно кивнул.

— Значит, продолжать путь в том направлении, в котором мы ехали весь вчерашний день, нельзя. Надо сворачивать назад, к восточным пустошам. Попробуем скрыться от наших преследователей и выждать. Может, дело и уляжется само собой. Я знаю по ту сторону холмов одно глухое место... Думаю, что там мы будем в полной безопасности.

Место, где Ричард оставил Ригеля, выглядело совершенно заурядно — как любая другая часть поросшего сосняком побережья небольшого озера среди холмов. Никаких следов дракона Ричард не заметил. Если быть точнее, те отметины когтей, которые он обнаружил на стволах нескольких сосен, относились к тому времени, когда он сам еще был здесь. Значит, Ригель ушел. Видно, ему надоело ловить рыбу и охотиться на кроликов, и он отправился вглубь леса в поисках добычи, которой растущему дракону требовалось много. Это было правильно, но Ричарду все равно было немного грустно.

"А чего ты себе представлял?.. — мысленно спросил он у самого себя. — Что Ригель выбежит тебе навстречу, виляя хвостом? Ты ведь затем его тут и оставил, чтобы он не привязался к тебе слишком сильно и не начал потом тосковать, оставшись без тебя!"

В голове промелькнула гадкая мыслишка, что Ригель и так мог затосковать, и, проводя первую ночь на воле в полном одиночестве, жалобно плакал и кричал, надеясь, что Ричард услышит и придет назад, но Ричард быстро оборвал поток нелепых угрызений. "Даже если так, дальше было бы только хуже, — мысленно напомнил себе он. — Я же не мог забрать его в свой замок и позволить ему спать в моей постели! Особенно перед свадьбой с Алисон. Я так себе и представляю эту сцену — Алисон, это Ригель, он очень хороший, только постоянно норовит обвиться вокруг меня во сне. Не возражаешь, если он немного поспит с нами на одной кровати?.."