Шипы

Родители ждали его в холле. Сидели рядом на диване, и узкая лапка Оры покоилась в широких ладонях ее мужа. Миссис Лоуренс не плакала. Пока еще. Ее светлые волосы были собраны на затылке в большой узел, и он заставил ее гордо вскинуть голову и выпрямить спину.

Увидев сына, мистер и миссис Лоуренс поднялись ему навстречу.

— Мама, отец... — отбросив сумку, Хэнк припал перед ними на колени, — Благословите меня.

Ора положила руку на его склоненную голову.

— Иди смело, сынок, иди вперед. Пусть Иезис осветит твой путь и поможет тебе вернуться домой.

Хэнк прижался губами к руке матери, полной грудью вдохнул запах лаванды, запах родного дома. Потом поднялся и обнялся с отцом.

— Мы любим тебя, Хэнк. Чтобы не случилось, помни, что у тебя всегда есть дом, где тебя ждут. Будь осторожен на своем пути.

— Я тоже люблю вас. Я вернусь — обещаю.

Он ушел. И только тогда Ора позволила себе заплакать, уткнувшись в плечо мужа. А он гладил ее по волосам, но не мог найти слов утешения.

* * *

Полковник Тодгард пришел проститься со своими подопечными уже перед самым стартом. Они уже разложили по каютам все вещи, успели в последний раз протестировать все системы и теперь терпеливо дожидались в рубке управления времени отлета. Шлюзы были задраены. Длинная цепочка крохотных зеленых огоньков, протянувшаяся на консоли над их головами, красноречиво говорила, что все в порядке, и корабль готов к взлету.

Ожила внешняя связь, но вместо уведомления о начала подготовки к старту бодрый голос космодромного связиста сказал:

— Эй, ребята, к вам тут пришли.

Рейнджеры переглянулись. Ли ответил:

— Мы уже в герметике.

Это означало, что "Ричард" уже был герметично закупорен. Ли посмотрел на индикатор, отсчитывающий время до старта в обратном порядке. Они никак не успеют открыться и потом снова закрыться. Видимо, связист тоже это сообразил.

— Я знаю, но этот полковник умеет быть настойчивым. Можете поговорить, но только быстро.

На любом другом космодроме такой номер ни за что бы не прошел. Конечно, "Ричарду" открыли бы небо вовремя, но после возвращения его владельца, то есть Лоуренса, ждал бы огромный штраф, а связист лишился бы работы и получил волчий билет. Но космодром был частным, а значит, была и лазейка, которой воспользовался Тодгард.

Строго говоря, его не должно было здесь быть. Весь инструктаж был давно закончен, а накануне они попрощались. И все же полковник Тодгард решил рискнуть и лично проводить "Ричарда" и его экипаж.

— Борт "Ричард Плантагенет", как слышите меня?

Ответил Ли:

— Слышим тебя отлично, отец.

— Давайте... Ни пылинки на трассе. Я буду молиться за вас.

— Спасибо, отец.

Вклинился третий голос:

— Борт "Ричард Плантагенет", кончайте трепаться. Ваш выход.

Кажется, полковник хотел сказать что-то еще, но от этого намерения в эфире остался только вздох. Ли мысленно сосчитал от пяти до одного и приказал:

— Приготовиться к старту.

— Да, сэр, — ответили сразу несколько голосов снаружи.

— Силовое поле.

— Активировано.

Они стартовали с открытого грунта, и вокруг корабля выросло радужное силовое поле, которое защитило бы космодром и другие корабли в случае, если что-то пошло не так. Как только поле активировалось, Галлахер начал разогрев планетарных двигателей, которые должны были извлечь корабль из зоны земного притяжения и вывести в открытый космос.

— К взлету готов, всем покинуть зону.

Со времени открытия силовых полей последнее предупреждение потеряло актуальность. За пределами поля ни температура, ни звук, ни давление ничем не могли повредить случайному свидетелю. А для оставшегося внутри спасения не было, потому что не существовало возможности преодолеть силовой барьер, если только его прозрачность не настроена специально. Но космонавты, как известно, народ суеверный, и поэтому продолжали использовать устаревшую формулу. Так, на всякий случай. Мало ли что.

— Борт "Ричард Плантагенет", старт разрешаю.

— До старта осталось 60 секунд. 59... 58... 57...

В чреве корабля Галлахер пробормотал что-то насчет чей-то матери. Лоуренс оторвал кнопку от рукава куртки. Ли до крови прокусил губу. Они слишком хорошо понимали, что на этот раз рейд может статься очень опасным.

— От винта.

Галлахер плотоядно ухмыльнулся и нажал заветную кнопку. Мощные двигатели взвыли на все голоса, а из дюз начало вырываться светящееся пламя. Хорошо слаженные механизмы легко вознесли корабль в голубое небо. Увеличившаяся сила тяжести вдавила человеческие тела в а-кресла, заставив кишки прилипнуть к позвоночнику. На небольшом матовом экранчике, расположенном перед глазами Галлахера, ноль сменился единицей, затем двойкой. Цифры менялись все быстрее и быстрее, пока не слились в сплошную ленту.

— Минута, полет нормальный, — доложил он.

"Ричард Плантагенет" все быстрее набирал высоту, выходя в открытое пространство, улетая к звездам.

На космодроме, на безопасном расстоянии два техника наблюдали за взлетом. Когда "Ричард" показался выше защитного поля, один из них сказал другому:

— Надеюсь, эта консервная банка не развалится по дороге.

На что получил исчерпывающий ответ:

— Угу.

Человеку не дано было крыльев. Он был рожден ползать по лицу планеты, как паразит, но не летать. Вот почему человечество так стремилось вверх, все выше... и выше... и выше...

* * *

Столовая корабля не была предназначена для одного человека. Помещение с длинным пластиковым столом, залитое белым светом люминофорных ламп, могло вместить в себя человек двадцать — полный экипаж плюс стажеров или пассажиров, если таковые случатся. Ли, приткнувшийся на самом краешке в гордом одиночестве, сосредоточенно ел. Под холодным светом он чувствовал себя неуютно, поэтому старался как можно скорее дожевать свой рис и разбудить уже Галлахера.

Они несли вахты по очереди, по восемь часов каждая. Это давало возможность не только для того, чтобы выспаться, но и оставляло личное время. Сейчас как раз заканчивалась вахта Ли, а Галлахер должен был его сменить.

К счастью, "Линкольн" сообщил точные координаты той планеты, на которую сел, и это дало возможность рассчитать курс с точностью до девятого знака после запятой. Галлахер заложил курс в навигационные приборы, и присутствие человека требовалось только на случай форс-мажора.

Когда-то, в не самые лучшие времена Айку Ли доводилось ночевать на улице. Теперь он летел черт знает куда и черт знает зачем, но отчего-то не чувствовал себя в большей безопасности чем тогда, когда спал в кустах, стрелял в каждую тень и имел столько шансов погибнуть в эту ночь, сколько и выжить. Кстати, насчет кустов. Мысль совершила стремительный полет по цепочке ассоциаций и уперлась в суровую действительность. Пора бы Галлахеру вытряхиваться из своего гнездышка и приступать к работе.

Ли бросил в рот последнюю порцию риса. Потом вымыл палочки для еды и убрал их в специальный мешочек. Несмотря на то, что каждый фунт личного груза пришлось отстаивать с боем, все они взяли с собой нечто подобное, без чего вполне можно было обойтись, но глубоко символичное.

Уже на подходе Ли услышал заливистую трель таймера Галлахера, но открывшаяся картина была далека от ожидаемой. Впрочем, он не удивился. Половину крохотной — три на три шага — каюты занимала спальная полка, а на ней, неловко свернувшись и с носом зарывшись в одеяло и подушку, безмятежно спал Галлахер. Он явно и слышать не хотел о том, чтобы подниматься.

Ли боком втиснулся в каюту и остановил захлебывающийся таймер. Галлахер не пошевелился. Ли хищно улыбнулся, резко сдернул с него одеяло и заорал:

— Рота, подъем! Вставай, Галлахер! Подъем!

Галлахер продолжал спать невинным сном младенца, но Ли был из тех, кто никогда не сдается. Ему и минуты не потребовалось на обдумывание следующего шага. Он скрылся в душевой, но тут же вернулся обратно и плюнул в спящего широким веером ледяных брызг. Галлахер заворочался и пробормотал:

— Кто-нибудь, выключите воду.

Но сон уже покидал его, отходил, крадясь на мягких лапах. Галлахер перевернулся на спину и сладко потянулся, до хруста в костях выгибая сильное тело. Небесно-голубые глаза в пушистых черных ресницах распахнулись, а потом Галлахер томно протянул:

— О-о-о... Ли-и-и...

Ли осклабился в ответ. Самым лучшим вариантом общения он считал молчание, но сейчас неожиданно сказал:

— Давай, Галлахер, вытряхивай свою задницу с постели. Отечество тебя призывает.

— Люблю я нашу работу, — доверительно сообщил ему Галлахер и добавил, — Но как вахта, так хоть все бросай. А так — люблю.

Через четверть часа они совершили в рубке управления ритуал по передаче вахты, и Ли почувствовал себя свободным человеком. Наконец-то.

В своей каюте он переоделся в короткое тренировочное кимоно и просторные брюки. Тело скучало без тренировок в додзе, без поединков и схваток, без боевой медитации. К счастью, "Ричард Плантагенет" был рассчитан на длительные перелеты, а это значило, что в числе прочих было и помещение под спортзал. Пусть маленький, пусть необорудованный, но все же... Экипаж, вынужденный иногда по несколько месяцев буквально сидеть на одном месте, должен все равно быть в хорошей форме. И Галлахер, и Лоуренс совершали сюда периодические набеги. Ли тренировался ежедневно.

Он проделал разминку и перешел к ката — бою с тенью. Медленные плавные движения постепенно ускорялись, сливались одно с другим. Тело перемещалось по ограниченному пространству и казалось, что искусственная гравитация локально отключена, и Ли парит между полом, стенами и потолком, используя любую поверхность.

Он не уловил того момента, когда сознание перестало воспринимать реальность, и на смену ей снова пришли видения. Ли все еще продолжал двигаться с бешеной скоростью, но теперь ЕГО ТЕЛО и ОН САМ были отдельно друг от друга.

Время — это химера. Единственное, что у нас есть — это краткое мгновение между было и будет, невыносимое сейчас. Мы живем — сейчас. Мы любим — сейчас. Мы умираем — сейчас. Прошлое — это наш вымысел, а будущее — несбывшиеся желания. Любой, кто способен понять это, способен презреть время.

Ли знал, что время — это всего лишь нити основы, на которых ткацкий станок бытия ткет полотно реальности. И что только от мастера зависит, какой узор обретет ткань будущего: будут ли там цвести сады, или воцарится чернота Бездны, или все зальет белым светом Смерти. Будущее бесконечно вариативно, а значит, обстоятельства всегда могут измениться. И лишь некоторые из них будут всегда, во всех нитях реальности.

Карма.

Двигаясь внутри летящего корабля, Айк Ли увидел, что из них пятерых...

...ПЯТЕРЫХ?!!...

...в живых останется кто-то один.

Не отдавая себе отчета, он закричал, но в холодной бесконечности космоса его так никто и не услышал.

* * *

К своим двадцати пяти годам Джин Галлахер твердо усвоил одно: красота — это его самая большая сила и самое большое проклятие одновременно. С первого же взгляда люди начинали относиться к нему вполне определенно: его либо любили, либо ненавидели. Не было ни одного человека, который относился бы к нему НИКАК. В десять лет он находил это прекрасным. В пятнадцать считал само собой разумеющимся. В двадцать — вполне заслуженным. Сейчас все это было крайне утомительно.

Была обычная вахта, как были десятки до нее и будет десятки после. Они прошли уже больше половины пути, за которую с ними так ничего и не случилось. "Ричард" ровно стучал основными двигателями, и к этому стуку уже настолько привыкли, что перестали его замечать. Словом, все как всегда. Время приближалось к полуночи, и вахта Галлахера подходила к завершению. Он предвкушал, как передаст вахту Лоуренсу и завалится спать. Сегодня Ли не пришлось стаскивать его с постели. Галлахер пробудился задолго до начала своей вахты, что с ним случалось крайне редко, и сейчас отчаянно зевал. Все— таки самая утомительная работа — это безделье.

Черт побери! Это еще что?!

Галлахер вдруг понял, что в рубке уже несколько секунд завывает сирена общей тревоги. Что с ним? Заснул с открытыми глазами? Грезил? Или?...

На терминале обозначился метеорит размером с небольшую планетку, который стремительно летел прямо в лоб "Ричарду". Этакий божественный щелчок.

— Черт! Мать твою...

Галлахер закончил фразу совсем уж витиевато и нецензурно и лихорадочно защелкал тумблерами. Будь это обычный мелкий камешек, умный "Ричард" отбросил бы его своей защитой или на мгновение отклонился от курса и сразу вернулся обратно. На это мгновение пилот почувствовал бы легкую дурноту и больше ничего. Но это был не маленький камешек. Галлахер включил экстренное торможение. К горлу подступила тошнота, и перед глазами поплыла черная пелена, но скоро все вернулось в норму. Метеорит, отброшенный защитой, на терминале слегка уменьшился, хотя и не стал от этого безопаснее.

В рубке появились остальные. Для Ли субъективно была глубокая ночь. Он был разбужен сигналом тревоги и оттого, еще сонный, одет в одни брюки, без рубашки и босиком. Лоуренс как раз собирался сменить Галлахера и выглядел много лучше. Они быстро расселись по своим местам.

— Что у нас тут? — поинтересовался Лоуренс.

— Метеорит.

Ли вызвал на терминал данные, то же самое сделал Лоуренс. Галлахер на всякий случай начал готовиться к маневрированию — в любой момент спасение могло перейти на кончики его пальцев.

— Как оно? — через несколько секунд спросил Ли.

Лоуренс ответил:

— Попробовать можно.

В открытом космосе Лоуренс исполнял в числе прочих и обязанности артиллериста. Их короткий диалог с Ли был обсуждением возможности не маневрировать мимо, а расстрелять метеорит из пушки. По молчаливому уговору Лоуренс и Галлахер признавали капитаном Ли, а значит, его приказ был последним словом.

Ли сделал глубокий вдох и сказал:

— Давай, долбани эту кучу хлама.

— Да, сэр.

Лоуренс немного поиграл с клавиатурой, обрабатывая данные и посылая компьютеру команды. На спине "Ричарда" открылся шлюз, и из него высунулось длинное тело пушки. Ощерившийся черный провал начал обшаривать безбрежное пространство космоса, отыскивая свою жертву.

Нашел.

Лоуренс ощутил это радарами своей души, и на его губах зазмеилась улыбка. Нехорошая такая улыбка. Не предвещающая ничего хорошего. А тут и неудачливый камень угодил как раз в перекрестье прицела, как муха в самый центр паутины. Лоуренс издал совершенно нехарактерный для себя ехидный смешок и утопил кнопку гашетки на пульте управления.

Ствол пушки содрогнулся и выплюнул кусок бело-оранжевого пламени. Разбрызгивая искры и протуберанцы во все стороны, пламя вытянулось в стрелу и, преодолев расстояние от корабля до цели за считанные секунды, ударило в метеорит. Груда камней, спаянная льдом, вздрогнула и разлетелась в разные стороны. Медленно и красиво, как будто была спецэффектом в старом космическом боевике. Метеорит нашел свою Смерть за немыслимое количество миллиардов миль от того места, где начал свой путь. Часть мелких осколков попала в "Ричарда", но не смогла преодолеть защитный экран. Компенсатор нивелировал отдачу, и корабль даже не сбился с курса.