Настасья, Настя, Настенька

Мой крик почти не слышен. Он жалок, словно детский плач. Но благодаря ему я смогла проснуться и открыла глаза. Боль никуда не делась, лишь немного притупилась. Место, где я находилась, было совсем не похоже на Рай. Где же я?

Вокруг всё белое или серое. Нет ни одной яркой детали. Взгляду не за что зацепиться.

— Она очнулась! — воскликнула сидящая рядом со мной испуганная молодая девушка в белом халате. Она резко встала и нажала на кнопку рядом с изголовьем. — Как вы себя чувствуете? — возбуждённо поинтересовалась, глядя прямо мне в глаза.

Я не ощущаю исходящей от неё боли. Лишь тревогу. Хочу ей ответить, но не могу. Я... забыла, как говорить, а всепоглощающая боль вокруг не даёт думать и вспомнить.

В палату входят ещё люди. Мужчины и женщины. Они тоже все чёрно-белые. Весь мир вокруг стал чёрно-белым и серым. Много серых красок поглотили все остальные цвета.

— Когда она очнулась? — широкоплечий мужчина в круглых очках на кончике носа дотрагивается до моей руки, светит фонариком мне в глаза.

— Только что. Я сразу же на кнопку вызова нажала, — медсестра встала рядом с ним и что-то ещё сказала, но я её не услышала, так как от боли начала терять сознание. Мир вокруг потемнел и пропал, давая спасение в пустоте.

В следующее пробуждение я была готова к ощущению боли, но облегчения это не принесло. Она всё равно ворвалась со скоростью молнии в мою уставшую душу. Сжав зубы, я попыталась приглушить её, но все мои усилия обернулись лишь одинокой слезой. Однако, на удивление, это принесло крохотное облегчение.

Открыла глаза, желая увидеть, где же я. И опять чёрно-белый мир вокруг. Нет ничего цветного. Обвела взглядом помещение. Белые голые стены, серый пол... Из мебели только тумбочка, стул и кровать. Через окно видно небо. Тоже серое. Почему же я не вижу другие краски?

Комната напомнила больничную палату. Но как же я здесь оказалась? Не помню. Ничего не помню из своей жизни. Только ангелов. Может, я сошла с ума? А это психушка?

Попыталась встать, но не смогла. Что-то не давало подняться и тянуло обратно. Даже на бок повернуться было сложно. Поднесла руку к глазам. Неужели это я? Рука стала тощей. Практически кость, обтянутая кожей с синими ветками вен.

Что же со мной случилось?

В комнату вошла девушка в белом халате. Я её уже видела. Она была в той палате...

— Вы уже очнулись? Это хорошо, — она села рядом. — Как вы себя чувствуете?

Как? Как будто всю жизнь летала, а теперь у меня обрезали крылья. И голова разрывается от чужой боли.

Но я и рта не открыла. Не смогла.

— Вы не можете говорить? — удивилась девушка. — Как необычно.

Она уже собиралась встать и уйти, когда я ухватила её за халат.

— Что-то хотите? — спросила она меня.

"Хочу подняться", — я протянула руки, пытаясь таким способом объяснить своё желание, и девушка меня поняла. Она помогла сначала сесть, а потом и встать.

Голова закружилась от слабости. За плечами ощущалась огромная тяжесть, которая постоянно тянула назад. Пришлось пересиливать её, стараясь остаться стоять на ногах. При этом я могла находиться лишь с ровной спиной. Немного переждала головокружение и пошла к окну.

— Схожу, позову доктора, а вы пока здесь постойте. Или лучше вот, сядьте, — девушка придвинула ко мне стул и ушла.

Хоть и было тяжело стоять, но сесть... Ведь тогда я не смогу ничего увидеть кроме скучного серого неба.

За окном ярко светило солнышко. Его лучи грели остывающую землю. Там, снаружи, осень законно вступила на престол и завладела миром. Голые деревья стояли в опавшей листве, которую ветер постепенно разносил по дорожкам парка...

— Добрый день, — раздался позади глубокий мужской голос. Но я не повернулась. Тяжело. — Как вы себя чувствуете? Давайте я вас осмотрю.

Странно. Почему всех интересует моё самочувствие? Значит, это не психиатрическая больница. Но как бы я ни хотела, всё равно не могу ответить.

Мужчина подошёл и проводил до кровати.

— Вы к нам попали на руках работника службы МЧС, — после тщательного осмотра заговорил он. — В беспамятном состоянии, с физическим истощением. С переохлаждением, которое потом дало толчок пневмонии. Вы что-нибудь помните? — добрые глаза смотрели на меня из-за круглых стёкол аккуратных очков.

Помню? Нет, ничего не помню. Да и боль в голове не даёт сосредоточиться и создаётся ощущение, что я нахожусь глубоко под водой.

Мужчина что-то ещё говорил, спрашивал, но я уже очень устала, и его слова были для меня не более чем пустым сотрясанием воздуха. Ещё немного он пробыл рядом и ушёл. Похоже, понял, что мне тяжело. После его ухода я же сразу заснула.

— Настасья, — голос мамы внезапно зазвучал в голове. Она не снилась мне, просто я слышала её сквозь сон. — Настасья. Послушай внимательно. Боль будет сопровождать тебя постоянно на Земле. Иногда едва ощутимо, а порой и невыносимо. Не нужно отгораживаться от неё. Это всё равно не поможет. Чтобы её ослабить, просто попытайся помочь тем, кто её испытывает. Перенимай их боль и тебе сразу же станет легче.

— Как? — смогла я мысленно задать вопрос.

— Прочувствуй её как свою. Забери на себя. У тебя сейчас никогда не будет своей боли, только чужая, — слова матушки становились всё тише и доносились издалека.

— Я постараюсь, — прошептала я.

Спасибо, мама. Твои слова и советы всегда помогали мне в тяжёлые времена.

Когда я очнулась, уже была готова к резкому вторжению в мою голову. Боль не заставила себя ждать, но на этот раз не разрывая. С кровати я поднялась сама, замечая, что стала не такой слабой. Спину тянуло назад, но на ощупь ничего за ней не обнаружилось. Только два пореза на спине. Там, откуда у ангелов растут крылья... Неужели, это они? Я не вижу их, но тяжесть ощущается в полной степени.

Я вышла из палаты и направилась прямиком туда, где боли было больше всего. Редкие прохожие в белых халатах провожали меня заинтересованными взглядами, но не останавливали. Я медленно дошла до места. Вот она — палата, куда я стремилась. Тихонько открыла дверь и вошла.

В помещении с белыми стенами и серым полом было пять кроватей, на которых кто-то лежал. Почти у каждого из них была капельница и у изголовья на стене кнопка вызова медперсонала.

— Дочка, ты потерялась? — привлекла моё внимание пожилая женщина, кровать которой находилась рядом с входом.

От старушки боли исходило больше, чем от остальных присутствующих. Я подошла к её постели и села в изножье. Попыталась ощутить всю боль женщины и пропустить через себя. Получилось... Но облегчения мне это не принесло, так как самой сильной оказалась боль душевная. Её этим методом не снять. Ведь чтоб почувствовать душу, нужно заглянуть в глаза человеку.

Не знаю, откуда взялось это знание, но я решила сделать так, как подсказывало мне сердце. Села на пол у изголовья и приблизилась к лицу.

— Что с тобой, дочка? Ты чего? — в глазах старушки небольшой испуг, но она всё же смотрит на меня.

Я поймала её взгляд... Душа в нём мечется от боли и безмолвно молит о помощи. Мысленно попросила её поделиться со мной тем, что её так тревожит, и она раскрылась мне навстречу. Поток эмоций пронзил меня насквозь, заставляя окунуться в чужие воспоминания. Боль потери, недопонимания, невозможности помочь близким. Как мне это знакомо, но не могу вспомнить, почему...

Чувства проходят через меня и бесследно исчезают, оставляя лишь легкий налёт, но и он вскоре развеялся. Теперь в глазах женщины осталось только спокойствие и умиротворение. И мне стало легче. Не на много, но всё-таки заметно.

У остальных в палате лишь физическая боль, её снять легче. Не нужен контакт. Я просто села на стуле у входа и ни о чём не думала, кроме как о помощи, пропуская боль через себя. Рядом кто-то что-то говорил. В палату вошли люди в халатах. Похоже, они за мной. Меня подняли и под руки вывели в коридор. Не обращая ни на что внимания, я лишь прикусила губу и старалась как можно больше взять боли других, пока связь не оборвалась. За это время, оказывается, меня привели в мою палату, и посадили на стул возле окна. На тумбочке стоит тарелка с едой, аромат которой я не ощущаю. Я ничего вокруг не ощущаю. Только чужие страдания, да привкус крови во рту от прокушенной губы...

Теперь смыслом моего существования стало облегчение чужой боли. Каждую свободную минуту я пыталась улизнуть из палаты к тем, кто нуждался в моей помощи. И хоть в итоге рано или поздно меня находили и приводили обратно, я не могла сидеть в своей палате, зная, что могу кому-то помочь. Не всем сразу, но многим.

После того, как я очнулась, ко мне часто приходили разные врачи и медсестры, проводили осмотры и каждый раз ставили новый диагноз моей молчаливости и назначали лечение. Но результат был одинаков. Я не могла выговорить ни слова, хотя врачи в один голос твердили, что я психически здорова, а физически поправляюсь с огромной скоростью.

Позже меня ежедневно стал навещать священник из часовни, находящейся на территории больничного городка. Служитель Бога, увидев меня, был весьма удивлён. Ему рассказали, как я хожу к тяжелобольным. И он всё время пытался во мне что-то разглядеть. Говорил со мной Словом божьим...

Один раз приходили даже из полиции. Следователь пытался узнать кто я, но, не получив результата, вскоре ушёл...

А однажды я почувствовала его. Моё Солнышко. Оно было где-то рядом и постепенно приближалось. Мир вокруг начал оживать и приобретать краски. Это было настолько неожиданно, что я метнулась к окну и уставилась на небо. Но было таким, каким и должно быть. Стараясь запомнить его синеву, манящую ввысь, я долго не сводила с него глаз, наблюдая, как оно с каждой минутой становилось всё темнее, ярче, насыщенней. А потом взгляд скользнул вниз и не смог оторваться от деревьев в ярких нарядах, подаренных уже пришедшей осенью. От огненно-жёлтых и красных листьев, которые ветер гонял по дорожкам парка. Всё такое... яркое и красивое. Не думала, что смогу вновь увидеть цветной мир.

Сердце в груди застучало чаще и сильней, гул начал нарастать в ушах, а боль окружающих — затихать. По телу прошла волна жара, за которой последовала лёгкая дрожь волнения. Что же это за Солнышко, от присутствия которого настолько меняется всё вокруг?

Оно остановилось совсем рядом и не стремилось навстречу. А мне было страшно увидеть его наяву. Но при этом жутко этого хотелось. Вот оно снова начало приближаться. Позади раздался звук отворяющейся двери, и я медленно обернулась...

На пороге палаты стоял высокий ярко-рыжий парень. Лучи солнца играли красным в его волосах. Он — единственный, кого я помнила из прошлой жизни, и так походил на Солнышко снаружи. Но при этом, в его карих глазах отражалась тёмная душа. Лишь небольшие пятнышки света виднелись на ней. "Демон", — ворвалось в сознание страшное слово, стопроцентно характеризующее визитёра.

— Ну, здравствуй, Королевна, — сказал он и вошел в палату. — Как зовут-то тебя? — его голос был самым желанным. Ещё никогда я не слышала ничего подобного. Даже в первую нашу встречу он не был таким...

Как бы я ни была шокирована тем, кто оказался моим Солнышком, и холодом, веющим от его чёрной души, его слова достигли моего разума, словно он вкладывал их именно туда. Невозможно было оставить его вопрос без ответа.

Глубоко вздохнув, я открыла рот и...

— Наст..я, — на выдохе получилось произнести вместо "Настасья" тихим, слабым голосом, но он услышал.

— Что ж, Настя, будем знакомы, наконец. Я — Дима, — парень подошёл, сел рядом на стул и замолчал, едва наши взгляды встретились.

— Я так и знал, что вам удастся с ней поговорить, — голос лечащего врача раздался неожиданно, и я смогла отвести взгляд от глаз демона. — Ну, вы поговорите, а я позже подойду, — мужчина в очках закрыл дверь, оставляя меня наедине с Солнышком.

С одной стороны, этот рыжий парень меня пугал. Он был непонятен мне. Ещё больше пугала его душа и взгляд, который, казалось, видит меня насквозь. Но с другой стороны, как бы мне ни было страшно, я всё равно желала быть рядом с ним.

Настолько противоречивые чувства...

— Так откуда же ты взялась такая? — после ухода врача, Дима отвёл свой взгляд, давая мне возможность прийти в себя.

Я не знала, что ответить. Вместо этого прошла к своей койке и села, решив, что лучше держать дистанцию между нами.

— Ты помнишь, что произошло в тот день, когда я встретил тебя на крыше? — задал он другой вопрос, неотрывно следя за мной, но стараясь не смотреть в глаза.

— Нет, — еле слышно ответила. Я ничего не помню.

— А где живёшь, помнишь? — Дима встал и подошёл практически вплотную. Его глаза притягивали взгляд, и я не смогла им противостоять.

— Нет, — ответила, хотя самой стало страшно. В его глазах темнота начала расти, перекрывая часть светлых пятен. Ещё немного и все они исчезнут!

— У тебя есть родственники, знакомые, друзья? — слова прозвучали как угроза. Он злится? На что?

Лихорадочно попыталась найти ответ на вопрос. Родственники? Есть мама, но она не здесь. Знакомые, друзья? Мне сказали, что они считают меня мертвой, да и не помню я их.

Пока размышляла, Дима сел на корточки рядом с кроватью. Спокоен снаружи, но обозлён внутри. Я боюсь этой злости. Очень. Она сосредоточилась в его взгляде и попыталась просочиться в меня.

— Нет, — забралась с ногами на кровать и прижалась к стене. Хотя бы так быть чуть подальше от него.

— Но что-то ты ведь помнишь? Ну, хоть что-нибудь? — он сел рядом и, не отводя взгляда, дотронулся до моей руки.

Его касание обжигало, словно раскалённое железо. Я вздрогнула, и он одёрнул свою ладонь.

— Да, — от страха моё тело зазнобило, и едва заметно задрожало.

— Что? Что ты помнишь? — темнота в его глазах всё же проникла в душу, но её напугал мой свет. Чувствуя, что это единственное, что могу сделать в такой ситуации, открылась ей навстречу, рассеивая мрак. Теперь в его глазах отразилась душа, наполовину окрашенная в чёрный цвет, и я почти не боюсь этой темноты. Почти. Если чернота вновь возьмет верх, мне уже будет сложно её одолеть.

Дима отодвинулся, не дожидаясь ответа.

— Кого я обманываю?! — произнёс, не обращаясь ко мне, будто подтверждая свои мысли. Потом встал и отошёл к окну.

Не знаю о чём он, но собрав силы, ответила:

— Помню тебя, — мои слова прозвучали как шелест листьев по асфальту, как прикосновение ветра, но он их услышал.

— И всё? — парень вновь посмотрел на меня, но теперь уже не обозленно, а... даже не знаю, что именно было в его взгляде. Жалость? Грусть? Обречение?

— Да... — ответила, и он вновь приблизился, но на этот раз не вплотную.

Минуту мы смотрели глаза в глаза, а потом он встал и пошёл к выходу, не проронив ни слова.

— Дим, — собрав все силы и волю, окликнула его.

Не знаю, как описать то, что я почувствовала. Как только он уйдет, весь мир вновь будет чёрно-белым и молнией ворвётся боль. Хоть я и боюсь этого мужчины, но при этом он мне нужен. Он — моё Солнышко.

Дима обернулся у самой двери, но лишь для того, чтоб в последний раз посмотреть на меня.