Футарк. Первый атт

-Да, это верно. Ну, хорошо, что все обошлось, — улыбнулся я и поднялся, прощаясь. — Благодарю за кактус, инспектор!

Он только фыркнул в ответ, а я забрал с памятного подоконника (давешний констебль выполнять свое обещание не спешил!) колючего страдальца и преспокойно вышел из здания. Констебль у входа (другой, постарше), даже внимания на меня не обратил, будто у джентльменов нынче в моде прогуливаться с кактусами наперевес!

Итак, узнал я не очень много, но достаточно. Много ли в городе бакалейщиков? Думаю, достаточно. А по фамилии Питерсон? Вряд ли! Можно спросить в первой же бакалейной лавке, конкурентов все знают, да и в лицо я его помню...

-Ну что, Конно-идея? — весело спросил я у кактуса, пристроив его на заднем сиденье. — Поедем искать нашего бакалейщика!

Я решил проехаться по лавочкам и порасспрашивать местных обитателей. Надо сказать, мой сверкающий автомобиль, медленно ползущий по узким улочкам не самых респектабельных кварталов, производил неизгладимое впечатление на местных обитателей. Кактус на сиденье — тоже. Мальчишек за мной неслось десятка два, никак не меньше! Кстати, а это мысль!

-Эй, — окликнул я ближайшего пацана и показал ему монетку. — Знаешь, где живет бакалейщик Питерсон?

Тот огорченно помотал головой.

-Я! Я знаю! — вперед протолкался оборванный, но очень бойкий рыжий мальчуган. — Через улицу от нас!

-Дорогу показать сможешь? — Вряд ли бы я понял его путаные объяснения, а плутать не хотелось.

-Конечно, мистер!

-Тогда беги вперед и показывай, — кинул я ему монету. — Приведешь, получишь еще!

Наверно, он рассчитывал, что я впущу его в автомобиль, но нет уж, потом сиденья не отчистишь...

Мой маленький проводник не подвел, вскоре я уже затормозил возле небольшого домика. Кажется, лавка уже не работала, во всяком случае, покупателей я что-то не приметил.

-Там он, там! — запрыгал мальчишка, сунув нос внутрь. — Он допоздна торгует! Давайте монету, мистер!

-Лови, — сказал я, выбираясь из машины. Потом подумал и прибавил еще одну. — Присмотри, чтобы до автомобиля никто не дотрагивался.

-Непременно, мистер! — обрадовался очередному заработку парнишка, а я, осторожно придерживая полы светлого пальто, подошел к двери лавочки.

Обычно в бакалейных лавках стоит приятный аромат кофе, шоколада, мука — и та придает воздуху своеобразный, чуть пыльный запах, но здесь все было иначе.

"Похоже, хозяину пора проверить срок годности консервов", — подумал я, смерив взглядом пирамиды банок и склянок, и сдерживаясь, чтобы не поднести руку к лицу. А лучше — вульгарно зажать нос!

Хотя нет, это не был запах испорченного паштета (не то чтобы я был специалистом по этому запаху, но все же...). Мне уже приходилось обонять нечто подобное, но где и когда?

Хозяин скучал за прилавком. На лице его была написана вселенская тоска, и немудрено: ни единого покупателя! Впрочем, я не удивлен...

-Сэр? — встрепенулся он, когда звякнул колокольчик над дверью. — Что вам угодно?

-Это вы — Питерсон? — спросил я, чтобы исключить любую возможность ошибки. В лицо-то я его узнал, но бывают же похожие люди! Я ведь его тогда не слишком пристально разглядывал, не до того было.

-Да, сэр, — нахмурился он.

-О! Вы-то мне и нужны, — сказал я, подходя ближе. Запах сделался сильнее, и я решил остаться, где стоял. — Это ведь вы были на цветоводческой выставке недавно? И напали на человека?

-Вы из полиции, сэр? — мрачно спросил он. — Или это я на вас напал? Так я ведь все уже рассказал, штраф заплатил... Говорю ж, ничегошеньки не помню! Помрачение какое-то нашло, и вас я тоже не помню, уж простите!

-Да что вы, Питерсон, — махнул я рукой. — Это я должен перед вами извиниться!

-Сэр?! — Глаза у него полезли на лоб, а буйные нечесаные волосы чуть не встали дыбом.

-Да-да. Видите ли, это я вас ударил, чтобы остановить! — О миссис Таусенд я благоразумно умолчал. — Надеюсь, не слишком сильно?

-Что вы, сэр... — пробормотал он и взъерошил шевелюру волосатой ручищей. — Ну, шишка вскочила, подумаешь... Хорошо, что стукнули, не то неизвестно, до чего бы дело дошло! Грех бы на душу взял!

-Ну там уж полисмены бежали, оттащили бы, а я лишь немного поторопил события. И, поверите ли, места себе не находил — рука-то у меня тяжелая! В полиции сказали, что вас отпустили, вот я и разыскал вас, чтобы удостовериться — вы в полном здравии.

-Да вроде того... — вздохнул он.

-Но что же это с вами такое приключилось? — не отставал я. — Не от духоты ли?

-Да что ж он, сэр, барышня какая, чтоб от духоты сомлеть? — раздался въедливый женский голос, и в лавке появилась крепкая женщина средних лет, должно быть, супруга Питерсона. Довольно привлекательная, должен отметить, но, видно, держит муженька под каблуком. — Он давно уже на людей бросается!

-Да-а? — заинтересовался я, а бакалейщик начал ковырять прилавок крепким ногтем. — А мне сказали, доктор никакой болезни не нашел...

-Так он здоровей быка! — высказалась миссис Питерсон. — Ясное дело, нету у него никаких болезней! Разве что...

Тут она замялась.

-Что такое? — мягко спросил я.

-Мать! — Наверно, Питерсон хотел рявкнуть, но вышло почему-то жалобно.

-Немощь на него напала, — сообщила словоохотливая женщина. — Так это уже прошло! Лекарство выпил — и прошло. Лучше б не пил, ведь покоя не дает!

Да, в приличном обществе миссис Питерсон делать нечего... В ином случае я развернулся бы и ушел, но сейчас я должен был докопаться до сути!

-Лекарство? Что это же за волшебное средство? — старательно удивился я.

-А порошочек, — охотно ответила она, решив, видимо, что на меня тоже "напала немощь". — Несколько раз принял — и все, и отбоя нет! Я уж сперва обрадовалась, прямо молодость вспомнила, а потом аж взвыла! Днем по хозяйству крутишься, ночью тоже покоя не дает, где мне сил-то взять? Это он, бугай здоровый, за прилавком стоит, а я?.. А поди откажи — прям звереет! Пару раз чуть не прибил, окаянный!

У меня начало светлеть в мыслях.

-Мать!.. — прохрипел багровый бакалейщик.

-Еще и нести от него стало, как от душного козла, — припечатала миссис Питерсон. — Не настираешься! И всех покупателей распугал!

И тут я вспомнил этот запах. Тот самый, что обонял в цветочном павильоне! Значит, так пахло от Питерсона... Интересно, почему?

-А раньше ваш муж проявлял агрессию? — спросил я, увидел в глазах женщины непонимание и поправился: — Поднимал на вас руку?

-Да попробовал бы только! — подбоченилась она. — Я б ему сковородкой сразу!.. А под подушку-то ее не положишь! Да и... побоялась бы я. Он какой-то чумной делается, ничего не соображает, слов не слышит, прет дурниной...

-Прямо как в этот раз... — пробормотал я и посмотрел на Питерсона. Тот понурился. Ну верно, не всякий день супруга отчитывает его перед заезжим господином, да еще с такими подробностями! (Вот именно поэтому я давным-давно дал зарок не жениться ни при каких обстоятельствах. Кактусы, по крайней мере, молчат о наших с ними отношениях!) — Любезный, а там, в павильоне, с вами произошло что-то подобное?

Он побагровел еще сильнее, хотя, казалось, куда уж больше?

-Просто очень уж странно все это выглядит, — продолжал я. — Жену вы, я вижу, любите, живете в согласии, и вдруг... Пострадавший... я имею в виду первого, который отделался легким испугом, — он что, напомнил вам супругу?

Юноша в вишневом пальто даже отдаленно не походил на миссис Питерсон, но я решил — уж блефовать так блефовать!

-Н-нет... — выдавил бакалейщик. — Я сам не понял, чего это вдруг... Вижу — красное, ну и... А тут инспектор, а у меня уже глаза пелена застила, тоже красная, я и не соображаю, что делаю, чувствую только — оттаскивают! Ну и...

-То есть в неконтролируемое буйство вы впадаете в случае отказа, — резюмировал я. — И началось это не так давно...

-Да он всегда был телок телком, — вставила миссис Петерсен. — А тут вдруг раздухарился на старости лет!

-Очень интересно! А порошочка у вас того не осталось, случайно?

-Нет! — отрезала она. — Я все сразу в уборную и выкинула! Годы наши уже немолодые, лучше так будем век коротать, чем этакая стыдобища! В полицию забрали! Да за что! Сраму-то...

-А где вы это снадобье купили? — спросил я бакалейщика, и тот подробно объяснил. Адрес был мне поразительно знаком — тот самый, из брошюрки! — И откуда вы узнали о нем?

-Так в письме было. У нас тут на улице, почитай, всем мужикам прислали, — выдавил он.

-Прелестно... — сказал я. — Ну что ж... А когда вы там побывали, ничего необычного не заметили?

-Необычного? — Питерсон снова почесал в затылке. — Ну... Там один ошивался такой, странноватый тип. Наверно, из художников, у них у всех гривища — во!

-Да у вас, любезный, и у самого шевелюра — дай бог каждому, — усмехнулся я.

-Да-а, чего-то я оволосел... — признался тот. — То борода, почитай, не росла, а теперь — во какой веник! Бритвы тупятся!

-А почему вы решили, что в том заведении был именно художник?

-А пальцы в краске, — ответил он. — Но не маляр же! По-господски одет, вот вроде вас. Только не такой аккуратный. Сидит, понимаешь, без пиджака, как у себя дома, и с хозяином болтает. По имени его называл...

-Еще интереснее... Ну что ж! — сказал я. — Искренне надеюсь, что с вами впредь не произойдет никаких неприятностей. Всего доброго!

Выйдя из лавки, я с наслаждением вдохнул поглубже. На этой улице воздух был не сказать, чтобы ароматным, но после этого помещения...

-Мистер, я ваш автомобиль сберег! Никто и пальцем не коснулся! — запрыгал передо мной давешний мальчуган, и я рассеянно бросил ему еще одну монетку. — Спасибо, мистер! А можно спросить?..

-Спрашивай, — великодушно ответил я, отпирая дверцу. Она была немного захватана — видно, ребятня заглядывала внутрь. Ну, не поцарапали, и на том спасибо!

-А... а зачем вам эта штука? — Грязноватый палец указал на кактус.

-Видишь ли, — произнес я проникновенно, понизив голос, словно готовился поведать великую тайну, и даже чуть склонился к мальчишке. — Это — мой лучший друг!

Надо было видеть эти глаза...

По возвращении я обнаружил Ларримера в странно благодушном настроении. Дворецкий инспектировал запасы коньяка, мадеры и прочих крепких напитков, и о ком-то другом я бы подумал, что оные запасы он дегустировал, однако Ларример был убежденным трезвенником. Хорошо хоть, до лекций о вреде алкоголя он не опускался — видимо, потому, что и отец мой, и дед весьма охотно распивали бутылочку-другую. Я тоже следовал семейным традициям.

— Что-то случилось, Ларример? — на всякий случай поинтересовался я.

Надо признать, ворчал он далеко не всегда, однако столь довольным видеть его мне доводилось редко.

— Что, сэр? — чему-то улыбаясь, рассеянно переспросил он. Спохватился, с явным усилием принял невозмутимый вид и ответил: — Нет, сэр. Ничего.

— Хм... — Я задержался у лестницы и, склонив голову набок, посмотрел на него. Однако Ларример задумчиво рассматривал лепнину на потолке (то ли разыскивая паутину, то ли просто мечтая). Он даже не проверил, не различаются ли сегодня мои глаза! — Тогда подайте мне сандвичи в кабинет.

Признаться, я сказал это намеренно, рассчитывая получить в ответ лекцию о правилах поведения настоящего джентльмена. Вероятно, то обстоятельство, что Ларример чуть ли не лично воспитывал меня с пеленок, а своей семьи не имел, сказывалось на его отношении ко мне. Болезненно щепетильный в вопросах приличий и классовых различий, он, тем не менее, позволял себе меня не только поучать, но и отчитывать (разумеется, сопровождая это действо множеством расшаркиваний).

Однако Ларример обманул мои ожидания.

— Как прикажете, сэр! — только и ответил он, величественно склонив седую голову (отчего стала заметна едва обозначившаяся плешь на затылке).

От такой покладистости я едва не споткнулся на ступеньке.

— Хм. И будьте так любезны, подайте обед на час раньше! — приказал я, чтобы проверить его реакцию.

На лице Ларримера мелькнула тень, однако странное благодушие его не покинуло.

— Конечно, сэр!

Мне оставалось лишь задумчиво покачать головой и отбыть.

Что бы ни стряслось с Ларримером, обязанности свои он по-прежнему выполнял отлично: спустя всего пять минут передо мной стоял поднос, на котором на изящных тарелочках были разложены сандвичи с тунцом, сыром, огурцом и ветчиной. И, вершина заботы, скромный пирожок с квашеной капустой! Признаюсь, я пристрастился к этому неказистому блюду в своих путешествиях, и теперь временами не мог себе отказать в этом удовольствии.

Обычно Ларример таких плебейских вкусовых предпочтений не одобрял (знал бы он, чем мне доводилось питаться в экспедициях!), и то, что он подал мне это даже без напоминания с моей стороны, окончательно меня убедило — неладно что-то в нашем доме...

Впрочем, об этом можно подумать позже. После путешествия по сомнительным кварталам аппетит мой разыгрался не на шутку.

Я принялся размышлять, не отвлекаясь, впрочем, от предложенных яств.

Итак, что мы имеем? Вне всяких сомнений, странное поведение Питерсона как-то связано с тем подозрительным белым порошком, который он приобрел по рекламному объявлению. Нежели это наркотик вроде опия или гашиша? Нет, решил я, припомнив исходящий от лавочника запах. На сладковатый опийный душок не похоже. Хотя возможно, это какой-то новый дурман, пока еще не известный широкой публике.

Пожалуй, стоит еще раз перечитать брошюрку (теперь я радовался, что не успел предать ее огню), но только после еды! Такая мерзость способна кого угодно лишить удовольствия даже от самой изысканной пищи.

Надо проверить, не притаилась ли в самом центре города, под носом у полиции, банда особенно наглых наркоторговцев. Разумеется, если подозрения мои подтвердятся, я немедленно сообщу о них инспектору Таусенду. Однако пока это лишь смутные догадки, построенные на зыбком песке. К тому же что-то тут было не так...

Любопытство дразнило мой рассудок, как пузырьки шампанского дразнят нёбо.

С сандвичем в руке я добыл из тайника заветную бутылку и, сделав положенные три глотка, потянулся к шахматному столику за остальным реквизитом...

Закончив с занятием, уже ставшим привычным, я вынужден был констатировать, что пока мало что прояснилось. Множество намеков, некие тонкие ниточки — но ни одного сколько-нибудь стоящего доказательства! Однако в том, что с таинственным лекарством что-то нечисто, теперь можно было не сомневаться. Если подумать, избыточное усиление мужского начала вполне могло вызывать излишнюю агрессивность, свойственную... скажем так, выдающимся самцам. Только не оказалось бы лекарство куда хуже болезни!

Я дернул за шнурок и попросил явившегося на зов дворецкого:

— Ларример, будьте добры, принесите мне конверт.

— Конечно, сэр! — ответствовал Ларример, каменная маска на лице которого нет-нет, да и норовила растрескаться под напором улыбки.

Доставив требуемое, Ларример отбыл, а я принялся читать мерзкую брошюрку, теперь уже более внимательно. Скабрезные высказывания и рисунки, которыми она пестрела, вызывали желание немедленно бросить эту мерзость в огонь, однако я мужественно прочитал ее до конца.