Неконец (Летописи Песца)

25. Маша, ночь 3.08, посёлок, площадь

Вообще-то сегодня в ночь должна была выходить Олька — но она так упрашивала, что Маша сжалилась — в каком-то мазохическом самоотречении отправила подругу "по мужикам", раз у самой облом. Всеволод оказался порядочной свиньёй, да и вообще не парень её мечты, это она и раньше знала, но кого-то более достойного и на горизонте не вырисовывалось. Только и оставалось, что книжки читать, да подглядывать вполглаза за подругами, у которых как раз всё закручивалось по полной программе. Наташке, стройной и фигуристой, к тому же натуральной блондинке, проблем и раньше не было — проблемой было отшить слишком настойчивых. Но и толстушка-хохотушка Олька подцепила наконец не просто охотника на её внушительный бюст, а серьёзного парня. Нет, себе Маша такого не хотела. Наташкин Сергий — ещё бы куда ни шло, салага конечно, но всё же, а Алексий Второй, как его в шутку называли (потому что первым был, конечно, лидер Братства), был совершенно не в её вкусе — крупный в кости, основательный и даже занудливый. Зато в самый раз пара для Ольки — такой как раз сможет её на руках носить и обеспечить ту самую "каменную стену", о которой якобы должна мечтать каждая женщина... Впрочем, Маша думала, что уж она-то — не каждая... Знание, что каждая вторая считает себя "не каждой" нисколько ей не мешало.

Перемыв мысленно косточки везучим подругам и их парням, девушка снова придвинула книжку. Любовные истории не лезли ну просто никак, и она взялась за библиотеку брата, в прошлом году закончившего военку и отбывшего служить по программе Россия-НАТО куда-то поближе к экватору. У него была в основном фантастика и боевики. Или фантастические боевики. Вот сейчас попалась книга про оживших мертвецов, но хорошая — там не было тупого ужаса и нелепых персонажей. Была и стрельба, и люди. Неожиданно для себя Маша увлеклась и читала уже второй том. В книге, кстати, тоже была Маша — персонаж второго плана — правда, совсем не похожая на неё...

В тесном пространстве ларьке удобнее всего было читать, положив книгу на прилавок — всё равно пока нет никого, кому надо всё купили по дневной цене, только часам к двум потянутся те, кто не рассчитал нужное количество и готов заплатить дороже, но чтоб прямо сейчас... Резкий стук по краю окошка застал её врасплох.

— Что... кто это? — перед окошком никто не стоял, только за край прилавка цеплялись чьи-то узловатые пальцы. "как у зомби" — подумалось.

— Плохо мне, сердце схватило — донеслось снаружи — помогите!

— Да что я, врач что ли? Я и не знаю что делать. Давайте скорую вызовем?!

— Э, девушка, ты когда "скорую" последний раз видела? Не приедет... помоги хотя бы подняться, ноги отказали... Как-нибудь до дома дойду...

Подозрение шевельнулось, но как-то неуверенно. Не похож был голос на голос грабителя или ещё кого-то злого и страшного. Стариковский был голос. Маша выглянула на площадь — никого не видно, ночь уже, фонари выключили, только над ларьком лампочка освещает пятачок перед окошком. Соседи закрылись давно, ночью их ларёк один работал.

Действительно шёл заработавшийся дачник-неудачник, да и прихватило его... Девушка открыла тяжёлую скрипучую дверь, закрыла за собой и собралась уже запереть — помощь-помощью, но оставлять полную товара палатку незакрытой она не собиралась — как почувствовала сразу несколько рук, очень жёстко схвативших её. Дёрнулась отчаянно — перед глазами появился нож, прижался холодной ниткой к шее:

— Нэ дёргайса! Будишь ласковая — отпустим.

Маша только пискнула сдавленным горлом. Такое уже было с ней. Давно, с молодой и глупой... Было больно, страшно, невыразимо противно, но — не смертельно... Как же она лоханулась, как снова попала в эту мерзость... За спиной послышалась возня, скрип двери, звон бутылок...

— Эй, ты ящик обещал! — обладатель старческого голоса явно раздумал помирать.

— Бэри, свынья! Сам ыди и бэри!!! Но тихо! — ответ злым шёпотом.

Понятно что за старик был... Подрядили алкаша за бутылку помощи попросить. Но она-то, она... Как могла, как дура... Эх, да почему "как"...

Кто-то ещё зашёл в палатку, шарил внутри, гремел... Хрен расплатишься — отстранённо, как о чём-то неважном, подумала Маша. Хотя всё не утащат, шумно и долго. Только деньги, а денег там немного... Ну и... думать не хотелось, но сука-память услужливо вынула задвинутые в дальний угол, почти забытые эпизоды...

— Ы-ы-ы-ы — против воли заныла она. Невыносимо было проходить через это ещё раз. Тогда их было четверо, голодных злых шкетов... как и сейчас.

— Молчи! — чувствительный удар по почкам. Выхода не было. Никакого. Даже если заорать во всю мочь — кто услышит, этот же ссучившийся алкаш, да его корефаны? Только посмеются, распивая "заработанную" водку... А она тогда точно не отделается гнусными воспоминаниями. Изуродуют, или действительно зарежут... Она судорожно втянула воздух. Слёзы лились уже сплошной дорожкой, размывая по щекам дешёвую тушь.

— Ай, люблю таких! — сладострастно прошептал в ухо стоявший сзади. Ему что-то ответили по-турецки, хохотнули тихо. А может, татарски или вообще таджикски. Всякие там были, за речкой...

— Снимай джинсы! — снова голос твари за спиной — сама снимай. Я так люблю! Этот слова не коверкал, явно не с гор, здешний, скотина. Нож плотнее вжался в шею — медлить не следовало... Беззвучно всхлипнув, Маша потянулась освобождёнными руками к застёжке. Сжаться, перетерпеть. Потом... она что-нибудь обязательно сделает потом. Найдёт ружьё и подождёт их по одному... или всех сразу, не важно. От представленной картины стало легче. Она даже почувствовала какое-то возбуждение — жаль не сексуальное, было бы не так больно...

Мечтам о мести было не суждено сбыться — после того, как отвалился четвёртый, совсем пацан, которому она бы мигом объяснила "кто есть ху", будь он один — предводитель, так и державшийся рядом и временами шепчущий всякую мерзость на ухо, снова взял её сзади, подвигался, зарычал довольно — и вместе с последним своим толчком подхватил девушку на нож, прямо под левую грудь. Миг обжигающего ужаса, короткое головокружение — и Маша упала на заплёванный асфальт. Считается, что от удара в сердце умирают легко — или умершие просто не успевают ничего рассказать...

26. Наташка, утро 3.08, посёлок, белая сторона

Проснулась она от жары. Утреннее солнце даже сквозь занавеску прогревало узкий пенал комнаты в панельном доме. Сладко потянувшись, девушка сбросила простыню и как была голышом потопала в ванную. Горячую воду уже успели отключить — сволочи, ещё только семь часов! Тихонько, чтобы не разбудить мать в соседней комнате, повизгивая от холода, она обтёрлась мокрым полотенцем, натянула футболку, вечные рабочие джинсы — голые ноги не лучшая форма одежды в заставленном коробками ларьке, быстро сжевала холодную картошку с растительным маслом — и отправилась на смену. Дома делать всё равно нечего.

Удивительно — перед палаткой толпились люди. Толпились, заглядывали внутрь, но никто ничего не покупал, не спрашивал, и вообще вид имели какой-то странный.

— Что случилось? — но никто не ответил, все отворачивались. Подойдя к окошку она привычно просунула голову внутрь. Маша сидела на коробках, и что-то с ней было не так, но что — Наташка сразу не поняла.

— Машка, ты что, нажралась? Эй, что с тобой? — глаза привыкали к полутьме и она вдруг поняла, что подруга ниже пояса совершенно голая. Да и выше — кофточка была порвана чуть ли не пополам... Девушка рванулась из палатки наружу, больно приложившись затылком об край окна, аж в глазах потемнело. Кинулась к двери — заперто. Потрясла — заперто не изнутри, на засове дверь гремит и дёргается, нет, на замок заперто. Обратно к окну — да что же это такое? Окошко маленькое, но она смогла втиснуться почти по пояс, дотянулась до машкиного плеча, потрясла — и тело как мешок тяжело опрокинулось набок, открывая под грудью жуткую дырку, почти без крови. Наташка была девушкой можно сказать деревенской, заколотых свиней видела не раз и сомнений не питала — Маша однозначно и бесповоротно мертва. Знание появилось, а понимание никак не приходило. Маша? Мёртвая? Её зарезали, как свинью? Прямо в палатке? Машу? Голова закружилась, в нос вдруг ударил тяжёлый незнакомый запах. Наташка снова ударилась затылком, опустилась на землю прямо возле палатки, но тут же вскочила — на асфальте тоже была кровь. Немного — ну да, Маша же не свинья, Маша маленькая — подумала отрешённо.

— Ключей у тебя немае? Ты б хозяйке позвонила — тронул кто-то за плечо. Это был Гриша-бригадир. Наташка мотнула головой — нет ключей, ключи у Машки были, ну и у хозяйки должны быть, конечно... Дёрнулась за телефоном — нет телефона, она его и не брала, на счёте ноль повдоль... В ларьке должен быть, типа служебный, вдруг позвонить. Но снова лезть туда, к мёртвой и, кажется, начавшей уже пахнуть Маше... Нет, ни за что! Всё равно торопиться некуда теперь...

Нашёлся всё же кто-то, кто позвонил. Наверное, из ближайших домов, а может и с площади, Наташка не видела. Народу всё прибывало, слух по посёлку разлетелся мгновенно. Прибежала бегом тётя Лена, обламывая ногти открыла дверь — и не решилась зайти, так и встала на пороге. Прибежали ребята из Братства, ещё и ещё... Чуть не за руки притащили участкового, он отбрыкивался и грозил упечь за нападение на сотрудника, но всё же шёл. Но внутрь заходить тоже не решился, начал вызванивать начальство. Прикатил на своём здоровенном чоппере Алексий, бестрепетно оттёр неуверенно бубнящего "не положено" мента, шагнул внутрь... Наташка так и сидела на истёртом ногами приступочке под окошком, в голове было горячо и пусто.

— Чурки! Суки! Порвём!!! — рявкнул вдруг во весь свой неслабый бас Алексий, выходя из палатки. Рыхлая, но всё более густеющая толпа подалась вперёд.

— Вот! — махнул как флагом картонкой от коробки. На коробке синела надпись и под ней — пробитая ножом дыра со следами крови.

— Что там? — общий выдох

— Звери хвастают, как сладко резать наших женщин — голос был спокоен и размерен.

— Что написано-то — протиснулся вперёд рыжий длинный Андрей, второй сотник.

— На, читай, вслух!

— Девка сладкая была, только быстро померла. Не хватило нам на всех, завтра ждём ещё утех — медленно багровея, прочитал сотник — И подпись — "Самед".

— Кто-нибудь знает эту тварь? — обвёл глазами толпу Алексий

— Что мы с ними, за ручку здравкаемся что ли? — буркнул Василий, тоже подошедший поближе — каждого зверька не упомнишь.

— Этот — не каждый. Этот — поэт. По-русски и без ошибок — гнев не мешал Андрею соображать быстро и ясно.

— Смотри, приписка — Алексий повернул лист другой стороной

— Вчера ваши кабаны... начал было вслух Василий, и вдруг замолчал. В отличие от рыжего Андрея смуглое лицо Василия так ярко не расцвечивалось, зато мышцы на челюсти вздулись как канаты.

— Знаю я, кто это. Видел вчера. Мне бы знать!!!

— Ну, теперь знаешь — голос Алексия стал ещё холоднее и спокойнее — пойдёшь и исправишь... ошибку акушера. Понял?

Сидящая почти под ногами у командиров Наташка втянула голову в плечи. Она понимала, что ярость эта предназначена не ей, но всё равно ей стало страшно. Алексий по-своему истолковал её движение

— Лен, у тебя водка есть?

— Конечно.

— Налей ей, а то совсем сомлеет. Да и есть от чего, меня и то замутило...

— Я туда не пойду! — с готовым скандалом в голосе заявила хозяйка — и уже тоном ниже — не могу...

— Василий, достань. И покойницу накрой чем-нибудь. Погибшую — поправился.

— Нне надо — Наташка сама удивилась своему голосу — мне лучше уже.

— Вижу я, как тебе лучше... Ну-ка поднимайся — и Алексий одним движением поднял девушку на ноги. Выпьешь, потом расскажешь что видела.

— Ничего я не видела. Я утром пришла, тут уже люди толпятся... А Маша там, мёртвая. Только вот тут кровь была на земле, немного. Затоптали уже...

— Нету водки — высунулся из двери Василий.

— Как это нету? Полтора ящика вчера было! — возмутилась тётя Лена.

— Вот так и нету. И на полке тоже пусто.

— Утащили значит.

— Ты чё, им нельзя!

— А, нельзя... На халяву всем льзя!

— Не, эти вряд ли — протянул Андрей. Они, сука, идейные...

— Погоди. Говоришь, тут кровь была? — Алексий присел, потёр пальцами пыльный асфальт — точно, вот пятно. Значит, её тут убивали. И трахали тоже тут — внутри и не развернёшься.

— Трахали? — ахнула Наташка, и тут же мысленно обозвала себя дурой. А то что же они делали...

— Трахали — отвёл глаза Алексий. Как-то очень делано отвёл, как в кино. И вообще всё как в кино было — солнечное утро, глухо бубнящая и ворчащая толпа на площади, облупившаяся краска на стене палатки, как декорация... И явно заводящий толпу Алексий. Впрочем, до этого Наташке не было никакого дела...

— Она что, дура совсем? — для убедительности, какая дура была погибшая, Василий звучно шлёпнул ладонью по бритой макушке — Сама к ним вышла?

— Ну уж точно не к ним! — уверенно заявила Наташка. О давней беде Маша ей рассказывала, предупреждала.

— Ага, вот и водка объясняется. Крыса среди нас, братья!

— Вторая сотня! Ко мне! — негромко, но так, что услышали все, приказал Андрей. Через толпу потянулись парни с характерными короткими стрижками. Не сотня — человек пятнадцать, кто был на площади. Не дожидаясь, пока все подойдут, сотник поставил задачу — пройти по посёлку, искать бутылки, пустую коробку — и пьяных.

27. Сергий, утро 3.08, посёлок, белая сторона

С утра позвонил шеф. Был деловит и краток — груз оставить, подъехать к дому, забрать его и на площадь. Сергий составил с мотороллера коробки с товаром, запер склад и через пару минут был на месте. В.А. топтался возле подъезда, что было более чем странно. По пути уже объяснил — ночью убили продавщицу в палатке, на площади митинг и может выйти худое. Сердце метнулось в пятки, хотя и знал, что Наташкина смена с утра — а вдруг?

— Полегче на поворотах, твоя живая — проорал на ухо шеф, когда Сергий прошёл перекрёсток на двух колёсах.

Подкатили, "муравья" пришлось оставить — толпа всё прибывала. Протолкались кое как — оказалось, им в одно место. Шеф сходу насел на Алексия и особенно Василия:

— Говорил я вам — не ворошите гадюшник! А теперь что делать будете? Что мы все делать будем?

Непробиваемый сотник неожиданно смутился и даже отодвинулся в проход между палатками. Алексий подхватил В.А. за рукав, сказал что-то негромко. Тот снизил напор, но продолжал что-то говорить. Парню было не до них — Наташка стояла у угла палатки и вид у неё был... нехороший в общем вид.

— Ты как, нормально? — вопрос совершенно дурацкий, но ничего лучше он придумать не смог.

— Как видишь цела! — неожиданно холодно ответила девушка. Сергий как на столб наскочил.

— Прости, я не на тебя, прости — и вдруг прижалась, зачастила, глотая слова:

— Машу убили ночью. Ножом, прямо под грудь. Выманили наружу, оттрахали и убили. Она же мне как сестра была, рассказывала всё, жить учила... А сама... саму... — и девушка наконец разревелась. Сергий стоял, крепко прижимая к себе вздрагивающую спину, чувствовал как растекаются по футболке слёзы и прикидывал, похоже ли это на растекающуюся кровь. Осознав, о чём он думает — вздрогнул. И понял, что прежняя жизнь кончилась.