— Сын мой, — казалось, что мать готова заплакать. — От этого не спрятаться.
"От этого. От чего "этого"? Неужели ты знаешь что-то ма?"
— Тогда бежим ма, бежим отсюда, пока туман не добрался сюда!
Стало совсем холодно. Могильный ветер по-прежнему задувал со стороны тумана, только теперь он пронизывал все тело до самых костей. Возникало ощущение, что мурашки начали бегать по всей спине, в области древнего рептильного мозга. Пастуху казалось, что постой он еще немного на месте, то обратиться в ледяную статую, его внутренности окоченели и Сетьюду любое шевеление конечностями доставляло страшную боль. Однако, это было не самое жуткое. Только теперь, Флавин заметил, как впереди всей этой черной мглы едет всадник, которого он мельком видел до всего этого. Всадник был облачен во все черное, и лошадь была... Не живой, ни тем, чем являются лошади на самом деле. Глаза всадника ярко светились красным светом, и оказывается, он был не один. Рядом ехало еще по крайней мере четыре "человека". Хотя, людьми их назвать было трудно, от них буквально веяло чем-то нечеловеческим и неестественным. На их пиках торчали знакомые головы с Флавиан отвернулся от этого ужас.
Один из всадников отличался от всех остальных. Он был огромного роста, облаченный в кромешно черную броню, а на его голове находился шлем с острыми пиками.
— Павший, — произнесла с удивлением в голосе мама. — Не может быть.
Материнский испуганный голос посеял страх в душе Флавиана. К тому же, мать говорила о том, о чем Сетьюд слышал лишь краем уха.
"Павшие. Боги, нет, нет, не может быть."
— Павшие — это мифы, ма! Надо уходить.
Теперь настал очередь матери вцепиться в грудки сыну. Ее хватка была железной, словно у какого-нибудь воина.
— Мальчик! — крикнула она. — Он тебе передал что-то, не так ли?
"Откуда она узнала?" — недоумевал Флавиан.
Скорее всего Рими сам сказал ей об этом. Но сейчас не было время до выяснения отношений. Туман накатывался на Утворт, словно какая-нибудь морская волна на прибрежную скалу, смывая все на своем пути.
"Нужно спасаться!"
Внезапно, Флавиан услышал нараставший топот лошадиных копыт и ржание испуганных верховых животных. Снежок продолжал метаться по всему дворе, но тут он завилял хвостиком.
— Скорее! — это был Аргий, верхом на Звездочке, вторую же лошадь — Северянку он вел за поводья.
"Хвала Двенадцати! Аргий", — благодарно взмолился пастух богам.
Схватив маму за рукав, он потащил ее к лошадям, однако она осталась стоять, как вкопанное в землю могучее и не сломленное дерево.
— Печати, — тихо произнесла мать. — Они у тебя?
Этим вопросом она ошеломила Сетьюда. Он ничего не нашел другого, кроме как сказать ей правду.
— Да, — тихо ответил он. Бежим.
— Нет, — твердо ответила мать. — Я вас догоню. Бегите на север, там встретимся у поймы Изгила.
Флавиан молча посмотрел на мать и на ее скорбные глаза и не найдя, что ей ответить, бросился бежать к лошадям. Впоследствии он долго пытался обдумать этот поступок, страх ли перед Тьмой заставил его послушаться собственную мать, или надежда, что они еще встретятся.
— Скорее! — крикнул Аргий и пришпорив лошадь, поскакал в противоположную от тумана сторону.
Флавиан бросил прощальный взгляд на свою матушку, но увидел лишь, как она скрылась за дверным проемом, уйдя внутрь дома. Тогда он еще не осознавал, в какую историю он попал и что предстоит ему перенести.
Вскочив на перепуганную Северянку, он погнал лошадь, и направил ее следом за Звездочкой, которую можно было разглядеть даже в потемках. Люди кричал и молили о помощи, они находились в странном состоянии ужаса и оцепенения. Кто-то попытался схватить Сетьюда за его рубаху, однако лошадь набрала приличную скорость, и этот человек попросту упал, и его голову чуть не раздавили копытом. Аргий миновал препятствие за препятствием, он был отличным наездником и настоящим сыном своего отца-конюха. Флавиан следовал за ним попятам, толстяк даже не оглядывался, наверняка трусив, увидеть то, что накрывало Утворт своей зловещей Тьмой. Женщины протягивали руки к скакавшему на лошади Флавиану, но он отворачивался от них, не находя сил смотреть в их жалостливые глаза. Когда он оставлял их позади, он слышал проклятия, что сыпались в его адрес. Мальчик понимал, что их дни сочтены, сегодня у Могильщика будет много хлопот.
В голове Сетьюда бушевала буря мыслей, в его сердце грохотал водоворот эмоций, душа его была терзаема сомнениями и вопросами. Одна мысль немедленно сменялась другой, в какой-то момент он просто перестал слышать все в округе, кроме бешенного звука крови в его голове. И все-таки одна мысль по-прежнему не давала ему покоя.
"Я бросил свою мать", — терзал он самого себя.
Совесть боролась с инстинктом выживания, он хотел было повернуть назад, но оглянувшись увидел, что уже весь Утворт был накрыт черной и непроглядной Тьмой. Слезы струились по его глазам бурными речными потоками, а сердце колотилось так сильно, как почва при землетрясениях. И все же он не повернул назад, он неуверенно двигался вперед, за своим другом, единственным, кто остался с ним на данный момент.
Лошади были взмылены и измождены, пришлось снизить темп скачки и перейти на аллюр. Друзья даже не перекинулись между собою парой слов, каждый был в самом себе, у каждого были свои страхи и сомнения. Они двигались куда глаза глядят, по непроторенным тропам среди деревьев Столетнего леса.
"Надо идти к пойме Изгила", — Флавиан пытался себя уговорить двинутся к реке, которая в период половодья нещадно затопляла окрестные поля. "Мать наверняка уже там."
Голос разума боролся с голосом совестью. Мозг упорно твердил, что вряд ли мама смогла выжить после того, как Тьма обрушилась на их дом. Слезы вновь начали заливать его обветренное лицо, даже несмотря на то, что весенняя ночь была по-прежнему холодной, слезы были теплыми, словно южный дождь. Однако, совесть впивалась в его сердце, раня воспоминаниями о матери и о том, что нужно встретиться с ней и защитить ее.
"Никому не доверяй", — внезапно всплыла фраза Рими, перед его смертью.
Нужно найти стражей Афиса и Винария. Нужно двигаться в Рэвенфилд. С другой стороны, ...
"А почему я должен верить этому мальцу?"
Наверно потому, что он прибыл от твоего дяди. Он узнал слегка наклонный подчерк Клепия и его закорючки — так как писал дядюшка, не писал больше никто. Если дядя сказал не доверять никому, в том числе своим же братьям из Обители, то нужно прислушаться к его словам. Пергамент по-прежнему был свернутым и торчал у него из-за пояса.
"Обе луны предательски скрылась за облаками. Сейчас хрен, что разберешь из письма."
Ведь оно могло дать ответы, на все его вопросы. Флавиан решил, что как только наступит рассвет, он найдет любую реку и прочитает дядюшкино письмо. Ведь у пастушка возникло столько много вопросов...
Снежок догнал их не сразу. Где он пропадал, одному Пантеону было известно. Он семенил вслед за лошадьми, и собака не выглядела столь испуганный, как два юных путника. Все потому, что она могла полагаться на своих хозяев. А хозяевам в свою очередь положить было не на что, разве, что на Двенадцать богов.
Глава 3
ССС
Глава 4.
Мифы и легенды повествуют о том, что Двенадцать светлоликих богов еще в Первую эпоху заковали своего главного врага в кандалы и навсегда спрятали его за вратами в самых ужасных уголках Бездны. Имя их врагу — Скованный, именно он является объектом для поклонения Тьмы. Он и есть Тьма. Говорят, что боги использовали камень из двух лун — Мольвии и Анулы, чтобы создать магические печати, запиравшие врата. Но боги и сами удивились собственному могуществу — они не смогли сломать эти печати, поэтому решили захоронить их в самых разных уголках Делиона.
(с) Путеводитель по Делиону.
В пояснице саднило, копчик готов был развалиться на тысячи мелких осколков, а на руках, промеж больших и указательных пальцев появились свежие кровоточащие мозоли. Флавиан мог только с большой натяжкой назвать себя всадником, он редко ездил на лошадях, только в случаях крайней необходимости и не умело с ними обращался. Если так подумать, то только крепкая дружба с Аргием, чей отец был конюхом, заставила Флавиана научиться править лошадью. В детстве он боялся этих верховых животных, считая их опасными и всегда остерегался их задних копыт. Но эта ночь изменила все.
Они ехали молча. С галопа на аллюр они перешли только тогда, когда были уверены, что погони за ними нет. Аргий был встревожен и напуган, Флавиан ехал позади своего друга и в его голове просто бурлило жерло вулкана из сотни мыслей. Однако ни одна мысль не задерживалась больше, чем на мгновение. Перед его глазами до сих пор стояла фигурка взволнованной матери, прогоняющего своего сына из Утворта.
— Я вас догоню. Бегите на север, там встретимся у поймы Изгила, — говорила мать, и Флавиан, вспомнив эти слова, увидел в своих воспоминаниях слезы, сочащиеся из глаз его матери.
Позади них бежал Снежок, который нередко пропадал из виду, видимо рыская по лесу в поисках добычи, однако, как только где-то вдали начали завывать волки, собака возвращалась в их редкий строй и семенила позади двух несчастных наездников, словно выставляя на показ то, что она сможет защитить своих хозяев. На самом деле Снежок и сам часто поджимал уши, но все же скалился на вой голодных после зимовки диких хищников.
Пастух осознавал, что за один только день случилось событий больше, чем за всю его жизнь. Умеренная размеренная жизнь развалилась, словно соломенный дом и понеслась бурным потоком снежной лавины. Но куда приведет этот поток? Есть ли у него конец? Сетьюд верил в богов, но уж очень редко им молился и теперь, после всего приключившегося, он шевеля губами умолял каждого из Двенадцати богов помочь ему. Он старался молиться Пантеону беззвучно, чтобы эту слабость не заметил его спутник, но Аргий редко оборачивался назад, словно боясь увидеть за их спинами ту самую Тьмы, что накрыла Утворт.
— Фонарщик, освети мне путь в лесу полного тьмы, — шепотом молился Флавиан, косясь на своего друга, дабы тот не заметил слабости пастуха. — Ткачиха, спряди мне благочестивую нить судьбы, да не оборвется она по прихоти сил Тьмы.
Сетьюд думал о печати, и о том, что именно она навела гибель на весь Утворт. Если это так, то Рими был повинен в гибели всего поселения.
"Что же ценного в этой печати?"
Его мысль постоянно возвращалась к тем черным всадникам, которые ехали впереди этой опасной темной пелены, уничтожившей его родную деревню. Матушка назвал их Павшими... Нет, конечно, Павшие это миф, который Флавиан вычитал в нескольких дядиных книгах. Говорят, что Павшие жили несколько тысяч лет назад и именно они стали повинны в гибели цивилизаций Второй Эпохи.
Пастух надеялся, что его матушка спаслась, но это надежда умирала под атаками внутреннего голоса Флавиана.
"Оттуда нельзя было выбраться живым. Я видел собственными глазами, что делала с людьми эта Тьма"
Единственной вещью, которая могла бы пролить свет на эти события было послание от дяди, которое Флавиан так и не дочитал. Теперь он об этом жалел, ведь в такую непроглядную темень будет непросто разобрать буквы, к тому же, нужно было найти реку, или какой-нибудь водоем, чтобы расшифровать письмо. Дядюшка... Ведь частично это было его вина за произошедшее. Если он действительно отправил эту печать племяннику, то он навлек беду не только на свою родню, но и на целый Утворт. Сетьюд прикоснулся к этим двум камням, которые барахтались у него в кармане. Холодные. Гладкие, с древней резьбой, кто-то умело обработал их, но что же они значили для его дяди и тех странных черных всадников? Рука пастуха медленно провела по одному из камней, казалось, что камень начал быстро нагреваться и чуть было не обжог пальцы Флавиана. Сетьюд отдернул руку и вскрикнул, но скорее не от обжигающей боли, а от неожиданности. Аргий обернулся на своего приятеля, но ничего не произнес. Нет, все это казалось Флавиану просто вымыслом и дикой выдумкой, потому, кто будет следовать из Морского Востока за этими двумя камнями? Это ни золото, ни оружие и ни драгоценная книга, что же было в этих двух странных печатях?
Проверив, на месте ли послание от дяди, Сетьюд поравнялся с Аргием, который весь этот путь проехал молча. Однако, Флавиан не знал, что сказать своему другу, как заговорить с ним, как подступиться.
"Он тоже напуган, и, как и я в этом же болоте неведения."
Все случившееся было гнусным чудовищным кошмаром. Флавиан до сих пор не мог поверить в произошедшее и часто в голову приходила мысль о том, не могло ли быть это частью весеннего празднества?
"Нет, ты и сам видел, как они гибли."
Картина умирающих людей и завывающих собак, прощание с матушкой — все эти яркие образы запечатлелись в его голове и не ходили выходить оттуда. Слезы текли по его щекам непроизвольно, он не хныкал и не хлюпал, но вся горечь утраты сжимала в тиски его грудь. Сейчас Флавиан проклинал ночь, потому что ничего не было видно. Но проклинал он ее не из страха, а потому, что в этой темноте, в каждом кусте он видел свою собственную мать с влажными глазами, видел перекошенные от ужаса лица односельчан, видел соседских собак, обратившихся в натянутый кожей скелет.
Первые минуты их скачки, он часто оборачивались назад, чтобы посмотреть, что приключилось с Утвортом. Даже когда луна зашла за облака и было очень темно, купол из темной материи, нависший над поселением можно было четко различить, среди ночного покрова, опустившегося на землю.
Ночь была темна, и голубая луна Мольвия пряталась в пучине туч. Сбежавшие юноши должны были скакать на юго-запад, но Флавиан плохо ориентировался на здешней местности, тем более он здесь никогда и не бывал, а ночью и подавно можно было легко заблудиться. Аргий следовал первым, выбирая узкие лесные звериные тропы, пока они не заехали в чащу леса. Здесь деревья стояли плотно друг к другу, колючие кустарники преграждали им путь, приходилось с трудом пробираться через чащобу, чтобы выехать к опушке леса.
"Ему повезло больше", — подумал Флавиан, потерянным взглядом рассматривая спину своего друга.
Аргий успел предупредить своих родных и они, возможно были единственными, кто спасся из Утворта. Запряжные кони были только в конюшне родителей Аргия, у остальных односельчан, если и были лошади, то они предназначались только для пахот и сельскохозяйственных работ.
"Моя матушка спаслась. Я верю в это", — или по крайней мере он хотел в это верить.
Но здесь, Флавиан сталкивался с другой дилеммой. Пастух со своей мамой должны были встретиться у поймы Изгила, но после того, как они с Аргием много часов плутали по лесу, найти дорогу к реке было сложно. Сетьюд часто натягивал удила и останавливал Северянку, и та топталась на месте, пока Флавиан боролся с собственными переживаниями. Он хотел повернуть назад и двинуться на север, но его мысли неминуемо приводили к тому, что он попадет в лапы тех, кто уничтожил Утворт. И помимо этого, он не мог навлечь на свою матушку опасность, из-за печатей, чтобы не значили эти камни для преследовавших.
