Дроу. Дочь высокородного.

— По врагам узнаются воины. Считаете достойным преследовать ллэ-ил — отправитесь трудиться под началом Нари. Жить и одеваться будете со своими братьями.

Он брезгливо разжал пальцы, роняя нас на пол, и направился к тихо плачущему Ринти, сложив знак Тхэ.

— Я не смог защитить тебя в собственном доме. — Вашеми забился в его руках, сдавленно застонав: исцеляющая магия хаоса так же болезненна, как и атакующая. — Прости.

Наверное, вам покажется нереальной сама мысль о том, что можно двух дшшэ-ррэ, да еще и в период первого прихода стихий, заставить жить с ллэ-ил, одеваться в их разноцветные тряпки, работать по дому и изучать какой-то бред типа составления живых букетов. И чтобы никто не пострадал при этом. Но отец умеет подчинять кого угодно, этого у него ни взять, ни отнять, что ни говори. Большего унижения в своей жизни мне испытывать не довелось. А тогда мы благодарили богов за то, что нас не заставляли показываться гостям или выходить на улицу, позволяя перенести нескончаемый позор дома. И за то, что через две недели этот позор должен был закончиться. Живые букеты все равно, конечно, дохли, и наши очищающие заклятия очищали все буквально дотла, но мы это делали не из протеста; на время отец полностью нас укротил, хотя бы внешне.

Каждый раз, вспоминая об этом, я задаюсь вопросом: что было бы, захоти он сломить нас навсегда? Я хочу ответить: дшшэ-ррэ сломать невозможно, дшшэ-ррэ не знают страха. Но в действительности я не знаю ответа; и мне хочется испытать себя и узнать. Ведь, кроме всего прочего, то наказание оказалось потрясающей практикой контроля. Обретение власти над стихиями нам с братом далось по-разному: Эзрен все свое свободное время проводил в мастерской, а я в спортзале. Именно после этого мы перестали осознавать себя как единое целое. Больше не было "нас", одного страстного и безумного существа; даже в своих обычных бандитских выходках мы отныне действовали по-разному, хотя и вместе. И отец стал чаще всего заниматься с нами по отдельности. Наш долг, говорил он, защищать и вести. Вести за собой слабых дшшэ-ррэ и защищать ллэ-ил. Особенно от себя.

Я погрузилась с головой в пузырящуюся воду и снова вспомнила сегодняшний завтрак. Оказывается, с Ринти можно делать вообще что угодно, хоть дерьмо с сапог заставлять слизывать. А отец, скорее всего, поставил на него печать физической неприкосновенности. То есть, мы могли бы еще долго и разнообразно с ним развлекаться, не вздумай я тогда ломать ему руку. Это было знание, которое мне совершенно не хотелось знать. Как у дроу может настолько отсутствовать всякое достоинство? Просто отвратительно.

Вести и защищать.

В моей жизни был дроу, требующий ведения так же, как Ринти защиты (Их требованья похожи на беззвучный крик, вякнул мой персональный бес-песенник). Инк, мой первый напарник. Я вынырнула и закрыла глаза, проваливаясь в новое воспоминание.

Бесчисленны игры Кришны, но лучшие из них — игры в облике апельсина.

Потому что природа дхармы — пустотна.

Глава 4.

Управление, семь лет назад: Рр´ианШетхасс, возраст 13 лет.

Кабинет ведущей патрульного дивизиона был огромным и захламленным. Я с интересом оглядывалась, пытаясь определить хозяйку среди присутствующих. Судя по всему, помещение использовалось в качестве главного офиса дивизиона. У левой стены, около окна, сгрудилось штук пятнадцать рабочих столов, заваленных бумагами и оргтехникой. У противоположной стены располагались крупные клетки увешанные цепями и наручниками, сейчас пустые. Кровавые застенки высоких домов, вообразила я, действие третье и последнее.

На меня никто особо не обращал внимания: у столов тусовалось штук пять ллэ-ил — занимались какой-то писаниной, а с ними три дшшэ-ррэ — то ли мешали, то ли давали ценные указания. Эти дроу явно хорошо проводили время. Еще парочка дшшэ-ррэ тихо расслаблались на кожаных диванчиках. Я направилась к веселой компании, одергивая новенькую форму.

— Приветствую, тор, тиррен. Я ищу тор ведущую.

Они раздались передо мной и тут же снова сомкнулись, захватывая в кольцо.

— И каковы же успехи в ваших поисках, позвольте поинтересоваться, почтенная тор? — спросил парень с нашивками старшего патрульного, оказавшийся ко мне лицом.

— Дочка Арастена, — зашептались за спиной, и я резко развернулась. Девица с нахальной улыбочкой и офицерскими нашивками просвещала ближайших ллэ-ил о моем семейном положении.

— О, простите, я хотела сказать: высокородного тира Арастена, — она вскинула ладони, типа извиняясь.

Теперь все смотрели на меня. Кто спал — пробудился, и даже пара ранее незамеченных игроков отвлеклись от карт. Прямо душа радуется такому искреннему вниманию. Я приняла надменно-трагическую позу, подражая Наорэ, любимой телеактрисе, и манерно воскликнула:

— Ах, к чему это лицемерие между боевыми товарищами!

Перед дшшэ-ррэ я могла выделываться сколько угодно, в полной уверенности, что меня всегда поймут, оценят и поддержат. Ну, или поколотят на крайняк, в любом случае веселье гарантировано. Местные меня приняли, оживленно заулыбавшись и размыкая круг. Нахальная девица оказалась той самой ведущей, ллэ-ил — делопроизводителями, а бравые дшшэ-ррэ — своими в доску ребятами.

— Сейчас я дам тебе напарника, — вальяжно сообщила ведущая, развалившись в гигантском черном кресле. — Инк!

Я заволновалась: напарник — это ведь очень важно.

Мрачный кеврон, коротавший время за чисткой табельного Рисста, подскочил к нам и вытянулся по стойке смирно. Вид у него был суровый и ужасно правильный. Мой напарник! Я просто пожирала его глазами. Ощущение были примерно как когда мне мать новый навороченый скелет скутера подарила. Восторг и нетерпение. Хотя, конечно, напарник из третьего или даже второго сословия был бы в разы круче. Но, все равно, здорово.

— Ну вот, ррШесс, прошу любить и жаловать: Инк из рода Тирэй. Он тебя познакомит с территорией и законными процедурами.

И тут грянул гром:

— А кто будет первым номером, тор? — спросил будущий напарник.

И тысяча бесов в моей голове завыли разными голосами: Взять его! Ату, ату! Фас! Я ведь даже мысли не допускала о том, чтобы претендовать на главенство. С полным отсутствием опыта и наверняка более слабым потенциалом. Даже не смешно. А он, значит, допустил. Я склонила голову набок, чувствуя, как неконтролируемо расплываюсь в довольнейшей улыбке.

— Это вы уже между собой решите.

Инк угрюмо развернулся и наткнулся на мою счастливую рожу. Губы его неуверенно дрогнули (Нас опасаются, — взвизгнули бесы. — Нас уважают!). Я нервно облизнулась, остатками мозга понимая, что спускать тварей с поводка сейчас невместно. Не хватало только в первый день службы ввязаться в разборки с кевроном, да еще на глазах коллег. И позорно проиграть. Но потом... потом можно будет поразвлечься.

Он приглашающе повел рукой в сторону одного из столов и принялся перебирать папки с документами. Вот тут обозначена территория патрулирования, рассказывал он. А это формы протоколов. Ну, с этим лучше на месте разобраться. Ты же изучала законы на подготовительном курсе. А тут все параграфы проставлены.

Я радостно кивала, и он, купившись на мой искренний энтузиазм, тоже пару раз мне улыбнулся — осторожно и доверчиво одновременно. Невероятное сочетание. Бесы наяривали барабанные марши.

Около гаражей мы оказались одни, и там я, дождавшись когда Инк сядет на служебный байк (стоя бы не дотянулась), положила руку ему на шею.

— Поедешь за мной, кеврон.

Моя память сохранила выражение изумления и горечи в его распахнувшихся глазах. Тогда же я заметила только слабость.

Инк столкнул мою руку и попытался провести захват. Я увернулась, нацеливаясь на него своим коронным в то время хуком слева. Тадам! После непродолжительного (минут семь с половиною), но интенсивного выяснения, кто тут главный, он разъяренно прошипел мне в лицо:

— Неужели ты думаешь, что я буду подчиняться тебе, девчонка?

И встряхнул, прикладывая головой о стену и выворачивая руку.

— Убедил, — прохрипела я, стараясь поменьше двигать челюстью. Кажется, все-таки сломана. — Езжай первым.

Он отпустил меня, и я глухо зарычала, вызывая огонь исцеления. Живописный облик напарника неимоверно радовал глаз. Ведь я в первый раз по-настоящему подралась со взрослым, а не была в воспитательных целях прибита учителями или отцом.

— Надо поймать кого-нибудь для очистки, — внесла я рацпредложение, почувствовав, что острая боль отступает, замороженная сферой бездны. — А то позорим честь мундира.

— Да, — каменным голосом согласился Инк.

Он на меня обиделся, совершенно не умея играть. Думая, что сопротивляется, он подчинялся моим правилам изо дня в день. И со временем они становились все изощреннее; мужчина запутывался в них, как в паутине, с каждым своим шагом все сильнее и безнадежнее.

Мы никогда не выносили свои разборки в общество, но у нас была группа поддержки из делопроизводителей (они нам одежду восстанавливали). Симпатии их были на моей стороне — ллэ-ил почему-то сочувствуют слабым, но милым. В моем доме я научилась быть очень любезной, а лупил меня Инк преизрядно, так что сама в шоке была, осознав, что попала под эту характеристику. Моего несчастного напарника эти милые мальчики держали за изверга. Коллеги же наоборот — развлекались нашим невидимым театром и моей талантливой режиссурой. Эпохальное столкновение двух миров, так сказать.

Что касается Инка, то это было совершенно особое удовольствие — видеть, как взрослый мужчина напрягается, ожидая моего нападения, когда мы оставались наедине; как застывает на мгновенье в присутствии посторонних, опасаясь какой-нибудь унизительной выходки. Я никогда этого не делала, но, видимо, он постоянно предполагал такое развитие событий.

Через год у меня произошло третье массивное снисхождение стихий, но я не сразу осознала, что догнала по силе своего напарника. Зато когда обогнала — заметила сразу, и наши отношения немедленно стали товарищески уставными. К тому моменту я уже начала понимать, что играла недопустимо долго, но все никак не могла остановиться. Рост личного потенциала стал нужным поводом. Ведь благородная тор стремится к высокому, а низкие дроу удовлетворяются, пиная слабых — так нам говорили в школе, цитируя мудрого Каэрона тир Шиэсфэ*.

Так что я не оспаривала больше первенства Инка, оно мне стало не нужно, когда я смогла его легко взять; да и вообще — никогда не было нужно. Стать первым номером в паре младших патрульных — это совсем не то, о чем стоило бы даже задуматься, а тем более — стремиться. По прошествии еще пары месяцев я сдала квалификационный экзамен на звание старшей патрульной, и это навсегда определило иерархию между мной и Инком.

____________

*КаэронРиэ тир Шиэсфэ — КаэронРиэ ШиэсфэТирр´даЛинхсс, мыслитель эпохи становления Дэшшарха (7.5 тыс. лет назад). Философия отдаленно напоминающая конфуцианскую.

____________

* * *

— Как тебе твой напарник? — спросил однажды отец, — ваши трения уже прошли?

— У нас не было никаких... трений, — ухмыльнулась я.

— Именно поэтому ты каждый день в начале службы побитая ходила.

И тогда я рассказала ему о тех моих экспериментах по управлению сознанием.

— Молодец, — довольно улыбался отец. — Впрочем, не стоит презирать прямоту и честность тех, кем управляешь. Чувство чести и долга — основные достоинства дшшэ-ррэ.

Избитая фраза про долг и честь прозвучала в этом контексте как-то по-новому.

— Типа как покорность, трудолюбие и добронравие — для ллэ-ил? — задумчиво спросила я.

— Несомненно, — он усмехнулся. — А трудолюбие — достоинство всех дроу.

— А для тех, кто управляет, честь и долг — не важны, значит?

— Важны, — помолчав, ответил отец. — Но долг превыше всего.

И снова "долг" прозвучалокак-то не так, словно он имел ввиду не обычную верность роду, друзьям и Империи, а что-то... Что-то типа: "Подходите по очереди, Долг велит принести вас всех в жертву". Меня тогда пробрал мороз. Практически все высокородные — жрецы или служители богов, но ведь у нас уже больше ста лет никого не приносят в жертву... Как же вы служите богам без этого, хотела спросить я, но он бы мне не ответил, даже если бы я осмелилась.

Современность.

Странная медитация. Я выбралась из бассейна и подставилась под услужливо накинутое полотенце. Безрезультативная какая-то. В памяти снова всплыла грустная улыбка Ринти, доверчивый взгляд Инка, и его же — злой и затравленый. И горькая усмешка Этери: "Очень удобное имя...". Они все словно распахивали передо мной свои души, снова и снова имея смелость признать свою слабость.

Этери! Я подскочила. Этери ждет меня сегодня на набережной перед началом своей вечерней смены, а я забыла о нем!

Конечно же, я безбожно опоздала. От вида тонкой фигурки, грустно сидящей на берегу, в груди защемило, и я сорвалась на бег.

— Привет, малыш!

— Привет... — он развернулся ко мне всем корпусом, с лицом, мгновенно осветившимся радостью. — Я думал, вы уже не придете...

— Прости за опоздание, — я пристроилась рядом и хитро подмигнула, — А меня с утра патрон поколотил, пришлось вот в Управлении восстанавливаться.

— Сильно? За что? — укор и радость на его лице сменились искренним беспокойством.

Я печально вздохнула, стараясь подавить улыбку: да это настоящий инстинкт — заботиться о пострадавшей дшшэ-ррэ... Неужели такие дешевые уловки сработают даже с Этери?

— Очень сильно, — пожаловалась я.

Его губы слегка дрогнули, он окинул меня несколько недоуменным взглядом.

— Покажите.

— Чего? — спросила я, заливаясь краской.

— Ну... эти... страшные раны, — смутился в свою очередь Этери

— Ага... — Я встала и принялась медленно расстегивать ремень.

— Что вы собираетесь... — он побледнел, остекленевшими глазами следя за моими руками, а затем, вздрогнув, — за спадающими штанами.

Я развернулась к нему задом и потянула резинку трусов. Ха, как вывернусь, если меня сейчас не остановят?

— Прекратите, прекратите! — Этери прижимал ладошки к глазам.

— Но эти раны... они ведь на попе, — горестно прошептала я.

— Я вам верю, не надо показывать, — он молитвенно сложил руки на груди и ласково улыбался, всем своим видом демонстрируя абсолютное доверие. Я, наконец, не выдержала и расхохоталась, хватаясь за живот и падая на песок.

— Вы надо мной издеваетесь, — Этери тоже тихо смеялся.

— Нет, вовсе нет, — я глядела на него снизу, и в таком ракурсе он показался мне маленьким хрупким божеством. Повернув голову, я на мгновение прижалась губами к его узкой ступне. Этери с придушенным писком отдернул ногу.

— Прости! — Я поспешно отодвинулась и уселась на колени, изображая безобидность и благонравие. На губах был песок, соль и мятная прохлада магии ллэ-ил.

Он подошел к кромке прибоя и принялся что-то чертить палочкой на мокром песке. Я наблюдала, откинувшись на локти и ощущая восхитительную пустоту и легкость в голове. А когда присоединилась к своему малышу, то увидела, что он пишет слова. "Зайдя в реку, я ловил юрких мохнатых воробьев своих снов" — появлялось на песке из-под веточки, и я задохнулась от восторга — это были странные стихи, и они были подарены мне. Волна слизнула легкие строчки, и я почувствовала острое сожаление, осознав, что не увидела написанного ранее.