Зови меня Алиса

— На кого?!

— На шлюх. По всей стране сейчас рассылки идут, навроде "Плигласене Северный Женьщинь Любая Работа В Китай". Читай — лЮбая. Это не юмор. Сколько людей по лесам сгинуло, лишь бы к ним не попасть, а наши дуры к ним сами прутся. Только и видели их после.

— А что под Чистыми Ключами было? Удержались наши?

— Пять дней продержались. Но бои уже в Иркутске шли. А потом, я же говорю, амеры ракетами шарахнули.

Я покрылся холодным потом. До Чистых Ключей от нас — шестьдесят километров. По старой дороге. По прямой так всего сорок. Алиса продолжала:

— Туда сразу тремя долбанули, кажется. Иркутск волной смыло, от разрушенной плотины. Вместе с китайцами и защитниками. И ещё могильник на ядерном комбинате взорвали. Там теперь Зона. Мёртвая.

— Это не там, — сказал я, похолодев. — Это — здесь...

Вот так. Вновь подступил тот безысходный ужас, который охватывал меня в детстве при мысли об атомной бомбе. Которую могли на нас скинуть. Ни за что. Просто за то, что мы есть. Жуткий ужас неминуемой смерти. Мгновенной. Или медленной смерти на радиоактивном пепелище. Отсчёт пошёл. Осталось одиннадцать лет, с небольшим.

Алиса помолчала, и сказала тихо:

— Мы тогда три дня в бункере просидели. Думали, ответный удар будет.

— И что?

— А не было его. Амеры, как оказалось, долбанули сразу и по ракетным шахтам. И по китайским, и по нашим. Высокоточным оружием. Чтоб ядерный конфликт не допустить. Миротворцы, ага. А заодно — по мостам и электростанциям.

— В Китае?

— И в Китае, и в Сибири, и в России. Сразу же "помощь" прислали — десанты высадили на нефтепромыслы. Экспертов тут же понаехало, на всех разбитых электростанциях сразу якобы нашли осколки китайских ракет. Но всё равно, все на амеров думают.

— Почему?

— Так они же потом сами это всё восстанавливать взялись. В кредит, под нефть и газ. Теперь все месторождения и вся энергосистема амерам принадлежат. Зимой по всей стране тепло отключили. Чисто демократически — за долги по оплате. Несмотря, что старушки последние копейки им выкладывали. Куда деньги девались — неизвестно. Платил, не платил — всё равно — должен. А как раз — морозы. Кто буржуйки поставил, кто на дачи перебрался, кто замёрз. В городах — одни бандиты. Зато полицаи стали в долларах получать.

— А с Сибирью-то что? Отделилась, что ли?

— Да, и не только она. Отделились Татарстан, Башкыртыстан, или как их там, Якутия, Карелия, У-Сэ-Дэ-Эр... Вэ-Сэ-Дэ-Эр... Дэ-Вэ-Дэ-Эр....

-Кто?

-Урало-Сибирская, Восточно-Сибирская, Дальневосточная. Демократические, понятно дело, республики. Там "демократия", президенты — граждане Америки. А еще отделились адыги, чечены, дагестаны, весь Кавказ в общем. И калмыки, кажется.

— Короче, от России осталось одно княжество Московское... А война сколько длилась?

— С Китаем-то? Месяц почти. После ракетных ударов амеры перебросили к нам свою авиацию, заняли все аэродромы. А китайские аэродромы ракетами раздолбали. И долбили китайцев с воздуха, считай в одни ворота. На востоке, по крайней мере. Выгнать китайцев они не могли, потому что войска против них не посылали. Но продвигаться не давали. Так что китайцы на перемирие согласились. Им по условиям все Забайкалье отходило, и Дальний Восток с Приамурьем. По Чёрной Цепи вдоль БАМа.

— По какой чёрной цепи?

— Где ядерные ракеты падали. Южнее БАМа, километров за сто, за двести... Там все дороги ведут в заражённые зоны. По ним и провели границу. И по Байкалу. Двадцать второе июня теперь — госпраздник. День мира.

— Ах-ре-неть... — только и сказал я.

— А ещё японцы о себе напомнили. Высадились на Курилах и Сахалине. Вроде как мирного договора не было, значит пора решить вопрос о северных территориях. Им, конечно же всё и отдали.

— С-суки... — выдавил я. От тоски и безысходности хотелось выть. Что делать, когда услышишь такой вот приговор? Приговор себе, своим детям, родным, друзьям? Приговор Родине?

Я распахнул дверцы шкафчика, достал початую поллитру. Налил полстакана. Рука дрожала. Выпил одним махом. Водка дрянная, несмотря на все этикетки. Зажевал зелёной мармеладкой. Бр-р... Катанка, не иначе.

— Ты это чего? — спросила Алиса.

— Антистресс. Чтоб не рехнуться.

— С водки скорее рехнёшься.

— Я ж маленько. И убираю.

Я сел за стол, подпёр голову рукой, уставился в окно. Ну вот. Теперь я знаю, что будет через одиннадцать лет. Пустые глазницы окон, чёрные стены, обугленные деревья. Горящие заживо люди. И я, убитый. В бою. Возле дома. Или нет — там, на перевале. Почему перевал в тайге? Он же в горах. На каком перевале? Их много...

Тепло, разлившееся по горлу, добралось и до желудка. Туманом отдало в голову. Ну да, почти натощак ведь. По-прежнему дико хотелось завыть. Или спеть что-нибудь печальное. "Чёрный ворон, чёрный ворон... Что ты въё-о-ошься надо мно-о-ой"...

— Ты до-бы-ы-чи... Не до-ждё-о-ошься... — подтянула негромко Алиса. Чёрт, я что, вслух запел? А, ладно...

— Чёрный во-орон, я не твой...

Пела Алиса красиво, чисто. Хоть девчоночий голос и не для этих песен.

— Вот летит ядрёна бомба

Чтобы всё испепелить

Чёрный ворон, черный ворон,

Тебе нечего ловить...

А этот куплет я не слышал. Понятно, он ведь оттуда!

— А вообще, войну эту ведь ждали, — сказал я. — В смысле, предвидели. Давно. Причём пророчили её ещё на десятый год. Только мало кто верил, что Китай правда нападёт. Думали, так и будет потихоньку нас китайцами заселять ещё лет сто.

— В сорок первом тоже мало кто верил, что немцы вот-вот нападут. Но готовились вовсю. А у нас наоборот, армию развалили, самолёты в металлолом сдавали.

— А ещё про ту войну песни есть?

— Не знаю, — ответила Алиса. — Может и есть. Такие же вот, переделочные. Вообще-то я ещё одну припоминаю. Её слепой пацан пел, который в городке побирался. Мы его накормили тогда, а потом нас обворовали. Унесли все продукты. То ли он был не слепой, то ли совпадение. В городке как раз беспредел творился.

— Я удивляюсь, как собаки ваши ещё возвращались.

— А что?

— Как их ни разу бичи не сожрали?

— Не знаю. Не поймали, значит.

— А что за песня?

— Песня? Сиротская, ясно дело. Послушать хочешь?

Я кивнул. Алиса прикрыла глаза:

— Меж сопок, у таёжной речки

В селе мы жили небольшом

Меж сопок, у таёжной речки

В селе мы жили небольшом...

Каждые две строчки повторялись:

— Напали злобные китайцы

Село родное подожгли

Отца убили с первой пули

А мать живьём в избе сожгли

Сестру мою они схватили

И растерзали в тот же день

Я выйду на гору крутую

Село родное посмотрю:

Горит, горит село родное,

Горит вся родина моя

Из рук погибшего солдата

Я взял остывший автомат

На сопке сделал я засаду

Чтоб за родимых отомстить

Стрелял, покуда были пули

Да сам от лазера ослеп

Один остался я на свете

Остался круглым сиротой.

Я знал эту песню. Она изменилась, но ненамного. Её когда-то пела бабушка. Те жуткие строки так и врезались в память. Только она пела — напали чехи злые. Я тогда ещё удивился — где мы, а где Чехословакия. Потом узнал, что песня — партизанская, времен Гражданской. Такую вот память оставили в Сибири чехи — колчаковские каратели. А мотив для этих жутких слов казался слишком бодрым, что ли...

Глава 5.

Темнело за окном. Всё стало серым и бесцветным. Кое-где засветились квадратики окон. Я хотел зажечь свет, но Алиса остановила почему-то. Вот уже густая синева поползла со двора в окно.

Я снова полез в шкафчик.

— Ты это брось, — сказала Алиса.

— Помянуть надо...

— Кого?

— Родину нашу. Друзей моих... всех. Они же в Новую Зеландию не свалят, тут останутся.

— Перестань. Не время ещё... себя хоронить. Убери бутылку. Будем Родину выручать.

Оп-па! Вот это Алиса! Да! Надо действовать! А как?

Мысли мои, видимо, ясно читались на лице. Как у Никулина в "Бриллиантовой руке".

— Сначала мне нужен выход в нэт...

— В Тырнэт? Вопросов нэт! Пошли!

Я ринулся полутёмным коридором в зал, к компу. С тихим воем комп ожил. Я подключил сеть, открыл поисковик, и пустил Алису в кресло.

— Разберёшься?

— Разберусь. Мэйл, Гугль, Яндекс, надо же, какие они старые. А что так медленно?

— Медленно? Мегабит. И на том спасибо, в наших-то краях. Ты видать, диал-ап не застала. Когда тридцать два килобита через телефон.

— У меня тоже нэт был медленный. И тоже тридцать два через телефон.

— Килобит?

— Почему? Мегабит.

— Ну нифигассе, медленный. Через мобильник, да? Разбаловались вы там.

Алиса сосредоточенно уставилась в монитор. Брови хмурит. Что она ищет? Новости смотрит. Могла бы меня спросить, что у нас тут творится, да кто тут нонеча у власти. Я бы всё рассказал, всё по полочкам разложил. Да и чего тут раскладывать? Все они там уроды. Не буду ей под руку говорить, сама спросит, если надо будет.

Чего там по телевизору? Полста каналов, а смотреть как всегда нечего. Дебильные мультики, которые повторяют в десятый раз, грязные работёнки на дискавери, кулинарное шоу, музыка с полуголыми девахами, хоккей, да где ж хоть какие-нибудь новости? Ладно, хоккей так хоккей. "Атлант" играет с "Салаватом". Счет 1:0 в пользу салата. Буду за холодильников. Им туго, но вратарь молодец, выручает. Как его, Барулин? Плохо запоминаются теперешние игроки. То ли дело раньше, у всех на слуху были Третьяк, Харламов, Мальцев. Мы во дворе на катке играли, так чуть не до драки доходило — кто кем будет. Сейчас такого ажиотажа у пацанов нет. Купи ему свитер хоть с номером 99 Gretsky, никто и бровью не поведёт. Грецки так Грецки. Блин, да что ж они и в большинстве забить не могут, черти?

— "Салават" выиграет, 2:1 — сказала Алиса.

— Что, уже в сети написали? Я-то думал, прямая трансляция. Финал всё-таки. Когда хоть забьют-то?

— В третьем периоде, и в овертайме.

— У-у, второй значит вообще можно не смотреть. А чего это ты вдруг хоккеем интересуешься? Россию спасёт хоккей?

— Не совсем так, но может помочь...

Я оторопело уставился на Алису.

— Мне ведь надо как-то легализоваться, так? Я ведь здесь надолго.

— Вообще, я уже думал. Тебе надо сделать паспорт. Без паспорта ты практически никуда. Если только как бродяжка...

— Вот-вот. А у тебя я оставаться не собираюсь.

— А что? Оставайся...

— Ха! А твоя — что она подумает?

Я поскрёб в затылке. Действительно. Что подумает Надюха? Да ясно что. Привёл мужик какую-то малолетку наркоманского вида. И плетёт, разя перегаром, что она из будущего и всё такое. А сам ночь с ней тут провёл. Женщине ведь ничего не докажешь, когда ей ревность глаза застит. А может быть, Надя и поверит? Она ж у меня добрая, по всем объявлениям типа "помогите безнадёжно больному ребенку на лечение" деньги шлёт. А может, сделает вид, что поверит, а сама подумает...

— В общем, мне надо завтра же от тебя исчезнуть.

— Куда?

— Думаю, пока что недалеко. Мне надо будет где-то пересидеть. Покуда документы не сделаю. Где-нибудь на чердаке.

— На чердаке — не вариант. Через подъезд сейчас почти нигде не попадёшь, на люках замки. Домофоны опять же.

— А если ходить через пожарную лестницу?

— Спалят. Бабуськи спалят. И сразу в ЖЭК начнут трезвонить, в охранную фирму, участковому. Не сразу, так через пару дней. Заметут тебя — и в приёмник.

— Так что, у вас и бомжи тут по подвалам не живут?

— Бомжи-то? Им проще. Им всё пофиг. Посидят в приёмнике, выйдут — и снова здорово, в свой подвал. Тебе ж ведь попадаться нельзя? А по закону подлости на бомжей будет ноль внимания, а тебя сцапают.

— Тогда я буду ночевать на дачах, пока там хозяев нет.

— Ага, как же. Там вообще все друг у друга на виду. Через один участок пенсионеры зимуют. Тем более, уже и не зима, дачники оттаяли.

— Ну, тогда я лучше куплю палатку и уеду в тайгу, — сказала Алиса понуро.

— Да не городи ерунду. Сделаем проще — снимем тебе хату, завтра с утречка.

— У меня ж документов нет!

— Но у меня-то есть! Ладно, ладно, не возражай, — остановил я Алисин порыв. — Я всё равно уже влип тут с тобой. Как тебя на произвол бросить? Ты хоть представляешь, как ты себе достанешь паспорт, например?

— Ну, куплю где-нибудь, на чёрном рынке...

— Ага. Девять из десяти, что тебя просто кинут. Деньги заберут — и всё. Ладно, с этим я тоже попробую пособить.

Алиса промолчала. Согласилась.

— Рассветёт — видно будет, — сказал я. — Так чем всё-таки нам поможет хоккей?

Алиса не успела ответить, раздался звонок в дверь. Меня словно дёрнуло током. Мои вернулись! Мы с Алисой ошалело переглянулись. Снова звонок.

— Окно в комнате, что на ту сторону, открывается? — быстрым шёпотом спросила Алиса.

— Ага...

Алиса на цыпочках метнулась из комнаты, подхватив мимоходом свои ботинцы. Снова нетерпеливый звонок. Блин, с Надюхи ведь станется — оставит детвору у тёщи, а сама сюда, меня от компьютера отвлекать. Я представил, как Алиса, сидя в шкафу, слушает скрип кровати и всё остальное. Хоть бы в детской спряталась. Нет, она же хочет в окно сигануть. Лишь бы не поломалась. Ещё звонок... У ней же ключ есть, чего она трезвонит? Или это не Надюха? А кто тогда? Я нерешительно направился к двери.

— Если что — отскочи вправо, и не оборачивайся, глаза береги, — раздался из темноты Алисин шёпот. Она притаилась в коридоре за углом. Будь что будет.

— Кто там?

— Это я, ЕленИванна, с двадцать третьей... Вы наверное уже спать легли, извините...

— Да нет, я... в наушниках был, — пробурчал я, приоткрывая дверь. За дверью было темно, и бабушка из соседней квартиры жалобно сообщила, что лампочка на площадке перегорела, а она старая, и на табуретку ей уже не залезть, да и с табуретки всё равно не достать...

— Сейчас, поменяю, — сказал я, и пошёл за стремянкой.

— Лампочка у меня есть, Коля, сейчас я её тебе принесу...

— Да ладно, ЕленИванна, не беспокойтесь...

— Ой, спасибо тебе внучек, вот там ещё бы над крыльцом ввернуть...

— Там пусть ЖЭК вворачивает, я со своей стремянки не достаю. Пробовал.

Отвязавшись от старушки, я запер дверь и вставил ключ до упора. Снаружи ключом теперь не открыть. Это на случай, если моя действительно придёт на ночь глядя.

Алиса неслышно подошла сзади.

— Можно я не буду разуваться?

— А что?

— Вдруг в самом деле придётся бежать.

Я хмыкнул. Вот они, будни хроноагента.

— А что у тебя за штука с собой, от которой глаза надо беречь?

— Да так, — сказала Алиса. — Палочка-выручалочка.

В руках у ней был короткий чёрный маркер, как мне сначала показалось.

— Комбилазер, — пояснила она. — Зелёный лучик — просто указка, ну и прицел, может ещё на время ослепить. Ультрафиолетовый — ослепляющий, может совсем зрения лишить, в зависимости от выставленной мощности. Инфракрасный — резак в фокусе, зажигалка в расфокусе.

— Сигареты прикуривать? Или посерьёзнее?

— Серьёзней. Резак импульсом с метра арматурину на двенадцать срубает.