Склонив гладко выбритую голову, она поинтересовалась глухим, надтреснутым голосом:
— Что тебе нужно в обители "Добродетельного послушания"?
— Здравствуй, почтенная, — низко поклонился крестьянин. — Вот сына к милосердной Голи привёз. Болеет он у меня.
Замин вытер набежавшую слезу.
— Только на её милость и надеюсь.
Посмотрев ему за спину, монашка виновато развела руками.
— Прости почтенный, только повозке в монастырь нельзя. Видишь, какие у нас дорожки узкие? Твой сын совсем не может ходить?
Собеседник замялся, но тут подал голос больной:
— Я дойду, отец.
И кряхтя заворочался, откидывая в сторону одеяло.
Младший брат тут же бросился ему помогать.
Пособил сесть, сам обул ему плетёные сандалии, аккуратно завязав концы конопляных верёвочек, набросил на плечи кафтан.
Мужчина торопливо запахнул полы, явно стыдясь своего грязного белья.
Держась за младшего брата и за отца, больной с трудом встал на ноги. На пожелтевшем лице тут же выступили крупные капли пота.
— Куда нам идти, почтенная? — спросил Замин, поддерживая старшего сына под плечо.
— Вон тропинка вдоль стены, — объяснила монашка, указав на узкую, выложенную камнем дорожку между оградой и зарослями невысоких раскидистых деревьев.
За ними виднелась, крытая коричневой черепицей, крыша и слышались неясные голоса.
— Спасибо, почтенная, — кивнул крестьянин. — Ну, мы пойдём.
И, глянув на младшего отпрыска, распорядился:
— Я тут сам управлюсь. А ты телегу отгони куда-нибудь. Вола не распрягай. Да смотри не отходи от него!
— Да, отец, — хмуро кивнул подросток.
Поддерживая с видимым трудом переставлявшего ноги сына, старик повёл его в указанном направлении, а монашка вопросительно уставилась на молодых людей.
Ия специально замешкалась, давая возможность попутчику заговорить первым.
Не заставляя себя ждать, тот охотно поведал о своей беде и даже попытался снять куртку, дабы продемонстрировать мучивший его нарыв.
Однако собеседница попросила парня воздержаться от подобного поступка, направив его по известному маршруту между монастырской стеной и зарослями.
Дождавшись, когда тот отойдёт шагов на десять, девушка приподняла шляпу, показывая замызганную повязку и почти не заикаясь спросила:
— Где я могу увидеть госпожу Амадо Сабуро?
— А зачем она тебе? — насторожилась монашка.
— Очень нужно, почтенная, — заверила приёмная дочь бывшего начальника уезда. — У меня для неё важные новости.
— Скажи мне, я передам, — не уступая предложила женщина, посетовав: — У преподобной и без того много дел.
— Прости, уважаемая, — решительно покачала головой Платина. — Не могу. Я должен поговорить с ней сам.
— Но я не знаю, где она сейчас, — нахмурилась собеседница, сверля её неприязненным взглядом, и нехотя посоветовала: — Посмотри на лекарском дворе.
Она кинула в сторону знакомой тропинки.
— А если там нет, спроси у кого-нибудь.
— Спасибо, почтенная, — поклонилась Ия.
Обогнув несколько раскидистых, тесно растущих деревьев, она увидела что-то вроде маленькой площади перед зданием с привычного вида сквозной верандой.
Возле низкой каменной лестницы сидела пожилая монашка с усталым, хмурым лицом. Перед ней выстроились в молчаливую очередь около двадцати бедно одетых простолюдинов разного пола и возраста.
Представ пред суровые очи служительницы богини милосердия, каждый из них называл своё имя, место проживания и симптомы недуга.
Задав несколько уточняющих вопросов, монашка делала соответствующую запись в толстой, потрёпанной книге, после чего больной отправлялся к навесу, под которым стояли широкие деревянные лавки.
Здесь его встречала одна из трёх женщин в грязно-серых передниках поверх мешковатых коричневых платьев.
Судя по скромным причёскам, скреплённым простенькими деревянными шпильками, монашеских обетов они не принимали.
Вспомнив рассказы госпожи Амадо Сабуро, девушка решила, что это, видимо, так называемые "служанки обители". Они живут в монастыре, подчиняются настоятельнице, но могут его покинуть и жить жизнью обычного человека.
Здесь на лекарском дворе эти женщины помогали больным: укладывали их на лежанки, выслушивали жалобы, разносили в мисках то ли воду, то ли лекарство, при этом успевая следить за дымившими в сторонке маленькими очагами, где в закопчённых горшках кипели какие-то снадобья.
Не заметив здесь сестры своего приёмного отца, Ия обратила внимание на распахнутую дверь в правую половину дома.
Не обращая внимание на неторопливо движущуюся очередь, она подошла поближе и беззастенчиво заглянула в комнату.
На расстеленном прямо на полу тощем матрасе лежал, задрав вверх куцую бородёнку, худой мужчина неопределённого возраста в изодранных лохмотьях, сквозь многочисленные дырки в которых белела грязная кожа.
Несмотря на разделявшее их расстояние, девушка остро ощутила исходившее от него зловоние. Однако опустившаяся рядом с ним на колени монашка, казалось, вовсе не замечала мерзкого запаха. Склонившись к больному, она внимательно слушала его, сведя редкие брови к перебитой переносице.
Так и не отыскав настоятельницу, Платина решила обратиться за помощью к служанкам. Заступив дорогу одной из них, она коротко поклонилась:
— Прости, почтенная, что отвлекаю тебя. Но не подскажешь ли, где мне найти госпожу Амадо Сабуро?
Смерив её хмурым взглядом, та нехотя ответила:
— Посмотри у сестры Ясмин.
— Это где? — спросила гостья.
— Вон в той комнате, — собеседница указала на приоткрытую дверь, куда девушка только что заглядывала.
— Её там нет, — покачала головой Ия.
— Тогда не знаю, — пожала плечами женщина, предположив: — Может, в храм пошла?
Повернувшись, она указала в сторону возвышавшегося над деревьями здания.
— И не приставай ко мне со всякими глупостями. Без тебя дел полно!
Обогнув склонившуюся в поклоне девушку, служанка поспешила к лежанке, где тихонько постанывала худая старушка в застиранном платье.
Покинув лекарский двор, Платина стала подниматься по выложенной камнями дорожке, петлявшей между низкорослыми деревьями и кустарниками.
Шагов через пятьдесят она смогла хорошенько рассмотреть местное святилище, построенное на постаменте из огромных, гладко отёсанных плит.
Небольшое здание с расписанными яркими узорами стенами с большими решётчатыми окнами, затянутыми белой бумагой, и двустворчатыми дверями по периметру окружали толстые, поддерживавшие крышу деревянные колонны, сверкавшие свежей красной краской.
Кое-где над круговой верандой висели бумажные фонарики и деревянные колокольчики из полых стволиков бамбука, где внутри свободно болталась палочка с привязанной к ней шёлковой ленточкой.
На ступенях высокой, ведущей в храм лестницы беседовали две монашки, в одной из которых девушка сразу узнала свою единственную в этом мире подругу.
Внешне она ничем не отличалась от своей собеседницы. Такой же коричневый балахон из простой, грубой ткани, гладко выбритая голова и сандалии из конопляной верёвки.
Разве что носки казались заметно белее, да держалась госпожа Амадо Сабуро более солидно и значительно подчёркивая своё благородное происхождение и занимаемый пост.
Не желая мешать им разговаривать, Платина сначала замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, спрятавшись за куст.
Желудок вновь недовольно заурчал.
"Потерпи, — успокоила Ия его и себя. — Скоро поедим. Уж голодной меня здесь точно не оставят".
Под ложечкой сосало всё сильнее, и она с трудом дождалась, когда монашки, неторопливо спустившись по лестнице, обменялись поклонами и разошлись.
К сожалению, собеседница сестры бывшего начальника уезда пошла именно той дорогой, где пряталась его приёмная дочь.
Опасаясь, как бы та не подумала, что она подсматривает за ними, девушка отпрыгнула от зарослей и, постаравшись придать лицу сосредоточенно-отрешённое выражение, торопливо направилась к ней навстречу.
Видимо, в эту часть монастыря посторонние заходят редко, поэтому беспрепятственно проскочить не получилось, и девушку окликнули.
— Ты куда это, парень?
— К госпоже Сабуро, — не останавливаясь, бросила Платина. — У меня к ней важное дело.
— Какое такое дело, сопляк?! — возмутилась монашка, пытаясь заступить ей дорогу. — А ну стой, я говорю!
— Я же сказал — важное! — огрызнулась Ия, отбрасывая руку женщины. — Из Букасо я, не мешайся!
— Вон оно что, — замерев, дрогнувшим голосом пробормотала собеседница уже у неё за спиной. — Храни нас Голи и Вечное небо.
Услышав их перепалку, неспешно удалявшаяся в противоположную сторону настоятельница обернулась.
Заметив это, девушка не смогла справиться с эмоциями и бросилась бежать, от волнения прикусив нижнюю губу.
Когда до подруги оставалось метров шесть, Платина всё же сумела взять себя в руки, перешла на шаг и, остановившись напротив, тихо выдохнула:
— Это я!
Густые, широкие брови женщины скакнули на лоб, но через миг её лицо застыло в каменно-холодной неподвижности, а глаза превратились в острые, больно режущие льдинки.
Перед пришелицей из иного мира стоял какой-то другой, совершенно незнакомый человек.
С самыми нехорошими предчувствиями она повторила:
— Это я... — нерешительно добавив: — Госпожа Сабуро.
— Я узнала вас, — надменно кивнула собеседница. — Но что вы делаете здесь и почему в таком виде?
— Господина арестовали за государственную измену, — сделав ещё один шаг, прошептала Ия немеющими губами.
До сего момента она считала, что успела неплохо узнать госпожу Амадо Сабуро, поэтому ожидала крайне нервной реакции на столь трагическое сообщение: крика, слёз, даже истерики. В крайнем случае, громкого выражения негодования или хотя бы обвинения во лжи.
Однако женщина даже не вздрогнула. Лицо оставалось всё также непроницаемо холодным, а с бледных губ сорвался презрительный, как плевок, вопрос:
— Тогда почему вы здесь?
От этих слов колени девушки ослабели, и она вздрогнула, словно от удара.
"Как же так?! — молнией обожгло сознание. — Что это?"
В голове воцарился полный сумбур, а душа отказывалась верить в происходящее. Подобного просто не могло быть, потому что не могло быть никогда. Однако разум настойчиво уверял, что это всё-таки случилось.
Настоятельница монастыря "Добродетельного послушания" явно не рада её видеть, хотя Платина пока никак не могла понять почему? И это ранило даже больнее, чем арест приёмного отца.
Но то ли мозг в кризисной ситуации заработал интенсивнее, то ли ответ на данный вопрос являлся очевидным и требовал для разгадки крошечного усилия?
В любом случае Ия внезапно осознала, что госпожа Амадо Сабуро упрекает её в неблагодарности, считая чёрствой и бездушной стервой.
По всем местным законам, обычаям и "понятиям" дети, в том числе и незамужние дочери, не имеют права покидать своих родителей в беде и обязаны разделить их судьбу, какая бы та не была.
А она трусливо сбежала из дома, бросив семью в столь трагический момент.
Наверное, именно это имела ввиду первая наложница бывшего начальника уезда, когда пыталась её остановить? А девушка совершенно не подумала об этом, когда, позабыв обо всём, спешила к сестре своего приёмного отца.
"Вселенная не вращается вокруг тебя", — с горечью усмехнулась пришелица из иного мира, кстати вспомнив где-то прочитанное изречение.
Правда, старший отпрыск господина Сабуро тоже сбежал. Но, как говорили там, где раньше жила Платина: "Это другое".
Во-первых, тому спасаться приказала мать, а он, как благочестивый сын, только покорно исполнил родительскую волю.
Во-вторых, лишь старший наследник рода может совершать церемонию перед поминальными табличками предков, дабы их духи не превратились в голодных, бесприютных призраков.
Так что вполне возможно, что с точки зрения настоятельницы монастыря "Добродетельного послушания" Гато Сабуро должен любым способом спасти свою жизнь, а Ио Сабуро обязана стать государственной невольницей, пойти на каторгу вместе с остальными членами семьи и там сдохнуть!
Все эти догадки и рассуждения тёмным вихрем пронеслись в голове девушки, разъедая душу горечью разочарования и наполнив глаза непрошеными слезами.
Горло перехватил спазм, и ей пришлось сделать несколько судорожных вдохов, чтобы обрести способность говорить.
Расправив плечи и глядя прямо в глаза собеседницы, она попыталась объяснить свой поступок:
— Потому что я не хочу становиться рабыней, госпожа Сабуро.
— А чего же вы хотите? — всё с тем же ледяным равнодушием поинтересовалась женщина, не отводя взор.
Ответ на этот вопрос нашёлся словно бы сам собой.
— Барона Хваро сейчас нет в городе. Я хочу, чтобы вы помогли мне его дождаться и связаться с ним.
Глаза льдинки чуть расширились и сделались как будто ещё холоднее. Крылья носа настоятельницы затрепетали. Под бледной кожей скул заходили желваки. На миг нежданной гостье показалось, что она слышит скрежет зубов. Но голос собеседницы остался всё так же спокоен.
— Хорошо... госпожа Платино.
Девушка вздрогнула, ещё раз поняв, что от неё только что отказались.
Используя обращение по старой фамилии, госпожа Амадо Сабуро ясно и недвусмысленно дала понять, что больше не считает Ию не то что членом своей семьи, но даже близкой подругой.
— Я помогу вам, — продолжила женщина, глядя остекленевшими глазами куда-то сквозь собеседницу. — Но это в последний раз.
Удивительно, но девушка ещё сумела найти в себе силы церемонно поклониться.
— Благодарю, госпожа Сабуро.
— Вечером, как стемнеет, ждите меня у двери в восточной стене, — игнорируя её слова, сквозь зубы чеканила настоятельница. — А сейчас уходите!
— Хорошо, госпожа Сабуро, — Платина отвесила очередной церемонный поклон и, почти ничего не видя за пеленой слёз, зашагала прочь на деревянных, негнущихся ногах, спиной ощущая буравящий взгляд бывшей подруги.
Она не помнила, как прошла мимо лекарского двора, как оказалась за воротами обители и очнулась лишь тогда, когда кто-то довольно грубо схватил её за рукав.
Удушающий морок развеял знакомый мальчишеский голос:
— Да стой ты!
Встрепенувшись, Ия посмотрела на младшего сына Замина.
Видимо, выражение её лица весьма впечатлило подростка, потому что, резво отпрянув, он пробормотал, невольно отводя взгляд:
— Ты это... Ну... Не знаешь, как там мой брат? Что монашки сказали? Он выздоровеет?
— Не знаю, — покачала головой девушка. — Прости.
— Ну ладно, — окончательно стушевавшись, попятился собеседник.
Растерянно оглядевшись, приёмная дочь бывшего начальника уезда поняла, что находится уже возле шалашей и навесов, устроенных родственниками пациентов неподалёку от монастырских стен.
— А тебя-то уже вылечили, — полувопросительно-полуутвердительно проговорил мальчишка. — Почти что и не заикаешься.
— Ага, — коротко кивнула Платина. — Почти.
Сейчас она меньше всего нуждалась в компании, поэтому, не обращая внимание на недавнего попутчика, явно собиравшегося задать ещё немало вопросов, решительно направилась вверх по склону, подальше от людей и их неуёмного любопытства.
