После смерти Паулу Диаша в 1589 г. португальское правительство пересмотрело свои цели в Анголе. Было принято решение вложить еще больше военных ресурсов в ее завоевание, а наследственное капитанство было упразднено. Судя по всему, Корона все еще была убеждена в существовании серебряных рудников, и скорее мечта об африканском Потоси, а не вполне реальная прибыль от работорговли, продолжала служить стимулом для дальнейшей имперской экспансии. Было отправлено больше людей, и впервые было предложено набрать дополнительных солдат в Бразилии. Эти новые силы укрепили португальский контроль над долиной Куанзы и в начале XVII в. сумели, наконец, взять под контроль соляные копи Кисамы 23.
Португалия вложила удивительное количество своих ограниченных ресурсов в войны в Анголе. Подсчитано, что за двадцать лет после 1575 г. в Анголу было отправлено 2000 португальских солдат, и хотя большинство из них умерло от лихорадки, это представляет собой обязательство, равное усилиям, приложенным для завоевания Шри-Ланки в тот же период. Однако ведение войн во внутренних районах Анголы зависело не только от присутствия европейских армий. Почти с самого начала Паулу Диаш нанимал чернокожих солдат, которые были либо рабами, либо последователями вождей, союзных португальцам. Эти черные армии португальцев, guerra preta, дополненные отрядами португальских мушкетеров, должны были оказаться эффективной военной силой, не имевшей реальных аналогов где-либо еще в Западной Африке, хотя они были похожи на вооруженные силы, созданные португальцами в Замбезии.
По мере продолжения войн поток рабов набирал обороты, и между 1600 и 1625 гг., возможно, было вывезено до 200 000 рабов, половина из которых отправилась в Бразилию 24. Этому процессу способствовали засуха и голод, которые время от времени резко увеличивали поставки. Более того, работорговцы действовали со значительно большей свободой, чем они могли это делать в королевстве Конго, поскольку они не только следовали за армиями, но и ездили на внутренние ярмарки за пределами зон боевых действий, чтобы покупать рабов. В 1616 г., чтобы облегчить приток рабов, португальцы открыли новый порт в Бенгеле к югу от Луанды, который обеспечил более удобный доступ к южной части плато.
Хотя правительство Филиппа явно надеялось создать в Анголе официальные поселенческие колонии, подобные тем, которые в то время процветали в Перу, Мексике и Бразилии, Луанда и ее внутренние районы вскоре перестали эффективно управляться из Лиссабона и, как Сан-Томе, попали под влияние местные афро-португальские moradores, которые вели дела в основном в своих интересах. Португальская власть в Анголе была властью интересов работорговцев и местных афро-португальских семей, которые контролировали черные армии и рабовладельческие сети и низвели завоеванное население до статуса клиентов, платящих дань, — отношения, во многом схожие с отношениями индейцев с испанскими энкомендеро в Америке. Королевские губернаторы имели мало влияния, если только они не владели asiento (как это делал Жуан Родригеш Коутиньо между 1600 и 1603 гг.) или если они не действовали в тесном сотрудничестве с местными интересами и даже с иезуитами, которые на протяжении длительного времени рассматривали Анголу как миссионерское поле с огромным потенциалом, но они не смогли сформулировать политику, которая обеспечила бы какую-либо защиту африканскому населению 25.
Между 1600 и 1620 гг. сахарный и рабовладельческий комплекс, связывавший Бразилию и Анголу, стал чрезвычайно прибыльным. Хотя сама Португалия имела относительно отсталую экономику и отставала от остальной Европы в развитии своих финансовых институтов и способности использовать капитальные ресурсы, она, тем не менее, стала пионером одного из первых великих примеров глобального капиталистического предпринимательства — мобилизации финансов, технических навыков и рабочей силы для крупномасштабного производства сахара. Поразительно, что это великое предприятие было, по крайней мере частично, делом рук тех, кто жил на периферии португальского общества или принадлежал к неофициальной империи португальской диаспоры. Пирар описывал португальцев, приехавших в Бразилию, как "изгнанников, банкротов и каторжников"26. Помимо них свои капиталы в бразильский сахар и ангольскую работорговлю вкладывали "новые христиане", которых все чаще подвергали преследованиям в Португалии. Плантаторы Сан-Томе, которые на протяжении трех поколений наслаждались своей анархической автономией вопреки Короне, привнесли свои навыки, а афро-португальские работорговцы Луанды со своими частными армиями и торговыми связями в сертане Анголы предоставили рабочую силу. Португальская Корона была в лучшем случае относительно второстепенным партнером в этом великом предприятии, довольная тем, что могла продолжать пользоваться номинальной лояльностью колонистов, и довольствуясь сбором таможенных доходов от товаров, импортируемых в Лиссабон.
Патронаж и королевская власть в Эстадо да Индия накануне вторжения голландцев и англичан
В 1580 г., когда Филипп, как он сам заявил, "унаследовал, завоевал и купил" трон Португалии, Эстадо да Индия не только сохранялось физически, но и находилось в состоянии экспансии. Единственной значительной территорией, где официальное влияние Португалии рухнуло, были Молуккские острова. Великие крепости раскинулись по Индийскому океану, поддерживая сеть зависимых государств и коммерческих предприятий, которые все еще базировались в Мозамбике, Ормузе, Диу, Гоа и Малакке, стратегических пунктах, которые были определены Албукерки в начале XVI в. Между этими огромными укрепленными городами находилось до пятидесяти меньших фортов и официальных торговых факторий, с помощью которых Португалия могла оказывать политическое влияние в поддержку коммерческих операций.
Однако в других отношениях Эстадо да Индия радикально отличалось от того, каким оно было задумано во времена Албукерки. Последние остатки королевского коммерческого предприятия дона Мануэла, roi "picier ("короля-бакалейщика" (фр.)), как называл его Франциск I Французский, теперь почти исчезли. Там, где когда-то королевские корабли курсировали между главными портами Востока и такие товары, как золото, слоновая кость, лошади, гвоздика и корица, были зарезервированы для торговли факторами за счет короля, теперь практически никакая коммерческая деятельность таким образом не велась. Морские перевозки Короны и коммерческие монополии были приватизированы — морские перевозки сдавались в аренду частным лицам или синдикатам за первоначальный взнос, в то время как монополии осуществлялись капитанами крепостей как часть привилегий их должности. Цифры, относящиеся к началу правления Филиппа, дают некоторое представление о масштабах этой приватизации. Они показывают, что Корона получала 33 500 крузадо за рейс из Коромандела в Бенгалию, 35 000 крузадо за рейс из Индии в Китай и Японию, 10 000 крузадо за рейс из Китая в Камбоджу и 92 000 крузадо за рейс из Малакки в Камбоджу, Индонезию и Бенгалию. За 170 000 крузадо король продал рейсы, которые принесли два миллиона прибыли 27. Прибыль, которую можно было получить, была действительно легендарной. Капитан Мозамбика заплатил 40 000 крузадо за право осуществлять монополию Короны на торговлю с Замбезией и, по словам голландца ван Линсхотена, заработал на контракте 300 000 дукатов 28. В 1620 г. рейс в Японию был продан на три года Лопо Сарменто де Карвалью на общую сумму 68 000 шерафинов, но только в первый год действия своего контракта он продал шелк примерно на 1,5 миллиона шерафинов 29. Корона также заключила контракт на уступку своей монополии на бразильское дерево, который в 1618-1619 гг. принес ей 60 000 крузадо, что составило 1,5% дохода Короны 30. В обмен на авансовые платежи в королевское казначейство Корона, по сути, отказалась от возможности получать непосредственную прибыль от своей с таким трудом завоеванной империи.
Время от времени, когда протесты местных moradores против вымогательства капитанов становились слишком громкими, Корона прислушивалась к тем, кто выступал за полную свободу торговли, при этом Корона получала свои доходы только от сбора таможенных пошлин. Однако, поскольку Корона также сдавала в аренду сбор таможенных пошлин за первоначальный взнос, эта фритредерская модель давала мало преимуществ. Хотя эти дебаты продолжались на протяжении всего XVII в., тем, кто выступал за свободную торговлю, пришлось столкнуться с двумя суровыми реалиями: потребностью монарха в наличных деньгах и местной властью капитанов, которые были в состоянии вводить монополии, конфискации и принудительные продажи почти по своему желанию. Конфликты между капитанами и местными moradores по поводу права свободно торговать определенными товарами и в определенных областях постоянно вспыхивали во всех португальских капитаниях и угрожали фатальным образом ослабить единство португальской общины и ее способность противостоять своим врагам 31. Более того, такие конфликты все больше вытесняли moradores из официального сектора Эстадо да Индия и вынуждали их переселяться в неофициальные поселения или, если они не переезжали сами, перенаправлять свою торговлю через неформальные каналы, тем самым уклоняясь как от капитанских монополий, так и от уплату таможенных сборов. Для Короны признание реальной местной власти капитанов и принуждение их всегда платить за свои привилегии, в конечном счете, казалось наилучшим вариантом 32.
Однако приватизация не означала, что Эстадо да Индия стало предприятием, движимым духом капиталистического предпринимательства. Португальское государство было основано на своего рода патримониализме, когда Корона соответствующим образом вознаграждала своих слуг в обмен на их неизменную лояльность. Торговые рейсы и звание капитана доставались не только тому, кто предложит самую высокую цену, но и тем, кто служил Короне. В свою очередь, капитаны и основные должностные лица поддерживали своих клиентов и вассалов. По одной из оценок, в 1580-1580 гг. половина всех расходов Эстадо да Индия уходила на выплату пенсий и патронаж 33.
Эта система патронажа во многих отношениях была столь же важна для благосостояния Короны в конце XVI в., как и торговая прибыль в начале. Растущие абсолютные монархии Европы обнаружили, что их финансовые ресурсы просто недостаточны для содержания наемной бюрократии. Поэтому они разработали систему, в соответствии с которой предоставление должностей стало ресурсом, находившимся в распоряжении Короны, точно так же, как земля Короны в более раннюю феодальную эпоху. Эти должности приносили с собой ранги (часто титулы и дворянские привилегии) и возможности приобрести богатство посредством выполнения государственных функций. Таким образом, Корона смогла обзавестись своего рода бюрократией и заручиться лояльностью большой и влиятельной социальной группы, которая стала зависеть от благосклонности Короны при предоставлении этих должностей. Во многих европейских монархиях следующим неумолимым шагом была продажа должностей за наличные деньги, а затем, как логическое следствие этого, разрешение покупателям обращаться с ними как с собственностью, которую можно было покупать, продавать и наследовать. К началу XVII в. продажность должностей во Франции и Кастилии стала основой королевских финансов и основным объектом инвестиций для богатых.
К 1580 г. Эстадо да Индия стало крупнейшим источником патронажа, находившимся в распоряжении португальской Короны, и беглый взгляд на то, как работала эта система, показывает, почему король и знать были настолько упорны в защите восточных владений Португалии. Утверждалось, что португальская Корона, хотя и испытывала соблазн сделать это, никогда не "продавала должности" так, как это делали кастильская и французская монархии. Хотя титулы трех бразильских капитанов были проданы в период между 1540 и 1560 гг.34, а в 1615 г., столкнувшись с чрезвычайными финансовыми трудностями, Корона планировала выставить на продажу все главные должности Эстадо да Индия с целью сбора денег для отправки армады против голландцев, королю было более привычно управлять продажей должностей менее прямым способом 35. Любой, кто служил Короне, ожидал вознаграждения, а служба и вознаграждение были концептуально связаны в идеологической системе: лояльность, проявляемая подданными по отношению к Короне, была вознаграждена щедростью Короны по отношению к своим подданным. В 1570 г. эта идея была закреплена в булле Пия V, в которой указывалось, что членство в военных орденах будет зарезервировано для людей чистокровного происхождения, служивших Короне в военном качестве 36. Это понятие применялось как к высшей знати, фидалгуш, так и к простым солдатам, а служба Короне признавалась основным средством социальной мобильности. После службы Короне, обычно в военном качестве, мужчина подавал заявление о присвоении рыцарского звания в одном из военных орденов или о предоставлении должности. Это пожалование могло варьироваться от незначительной должности в фортах, факториях или кораблях до предоставления земель или деревень, приносящих с собой ренту, или предоставления одного из официальных торговых рейсов или даже звания капитана крепости. Спрос на эти государственные должности всегда угрожал превысить имеющееся предложение, и именно необходимость увеличить объем патронажа, находящегося в распоряжении Короны, была одним из факторов, приведших к приобретению территорий в Индии, Цейлоне и Африке. Однако именно открытие Бразилии предоставило короне величайшую возможность расширить свое покровительство, и Пирар объяснил, что португальские senhores do engenho (владельцы сахарных плантаций) "имеют большие владения со множеством сахарных мельниц, которые король Испания даровал им в награду за какую-то конкретную услугу. Эти владения приносят с собой титул определенного достоинства, например барона, графа и т. д."37.
Однако, в то время как идея служения и вознаграждения продолжала доминировать в политической системе, финансовые потребности Короны вынуждали ее реализовывать свои активы, и продавать монополии и торговые привилегии за наличные. Эти две идеи казались противоречивыми и непримиримыми: занятие должности или осуществление одной из монополий Короны могло либо использоваться для вознаграждения за службу традиционным способом, либо продаваться за наличные. Однако, если бы две концепции владения должностями можно было каким-то образом объединить в одну, Корона достигла бы идеального компромисса.
На одном из полюсов находилась сама должность вице-короля. Этот пост был слишком важным, чтобы его можно было продавать напрямую, и Корона была полна решимости сохранить контроль над назначением своих вице-королей в Эстадо да Индия, как и над американскими вице-королевствами Новая Испания и Новая Кастилия. За немногими исключениями вице-короли назначались из числа высшей знати и только из тех, кто уже с отличием служил Короне. Чтобы обеспечить их лояльность, вице-королей назначали только на три года, и любое последующее назначение зависело от проверки, часто формальной судебной, того, как они вели себя на своем посту. На противоположном конце спектра находилась монополия Короны на перец — первоначальный смысл существования Эстадо да Индия. После 1575 г. она была сдана в аренду синдикатам банкиров за наличные. Здесь не было никаких претензий на предыдущую службу Короне. Контроль над монополией стал простой коммерческой сделкой.
