Пламен посмотрел вопросительно. Арья поняла: всю жизнь прятаться не выйдет. Кто она? Арья Старк. Она честно пыталась превратиться в “никого” — но все это лишь потому, что Арье Старк необходима месть.

Лишь для мести ей понадобилось уметь убивать, как Якен Хгаар, только ради мести надо постичь и превзойти науку невидимости, одна месть в основании ее судьбы. Месть привела ее Браавос, месть втолкнула ее на борт “Опытового катера Т-99”, ради мести она пьет и ест с чужими, о, Семеро, насколько же чуждыми для нее людьми!

Что она делает сейчас? Пытается не разреветься, как соплячка. Почему она это делает? Потому что месть великим лордам — дело исключительно тяжкое. Одной не осилить.

Оно точно ей надо? Может, перестать?

Арья вдохнула поглубже и сказала:

— Помнишь, Пламен, ты спрашивал, кому я собралась мстить. У меня длинный список. Мое настоящее имя — Арья Старк из Винтерфелла. Мои враги — великий лорд Ланнистер, лорды Болтон, Фрей, и много-много людей помельче. Мне одной не осилить.

— Вот что тебе мешает учиться, — понимающе кивнул Пламен. — Прошлое не отпускает.

— И не отпустит, — прибавил Ктан. Он пил пустой кипяток, но так, словно бы лучшее вино смаковал. Конфеты вытряхивал из обертки на удивительно чистые, без шрамов и узлов, ладони. — Знакомое дело. Надо искать причину.

Ктан вздохнул и посмотрел сквозь Арью — и та поняла: Ктан видит за ней что-то свое, но такое же страшное, как для нее Красная Свадьба.

— Я расскажу, — теперь Арья могла выхлебать чашку, не расплескивая, не стуча зубами. — Даже написать могу. Я научилась писать вашими буквами. Я могу быть вам очень полезной на Севере. Но у меня будет условие.

— Помочь отомстить?

— Да.

Ктан чуточку прикрыл веки; вот сейчас Арью чуть не отодвинуло к противоположной стене. Смерть она видела не раз, и сама не раз причинила — но пока не встречала человека, который буквально смотрел смертью.

Такому “да” не требовались никакие словесные подтверждения, и все же Ктан сказал:

— Мы поможем тебе отомстить. Можешь об этом не беспокоиться.

Он опустил глаза в свой пустой кипяток, и Арья смогла выдохнуть.

Пламен расслабил плечи. Старший наставник и Васильич, переглянувшись, выпили по маленькому колпачку чего-то наподобие крепкого эля — судя по запаху. Запахи еды Арья различала легко, потому что все тут мылись очень часто, буквально каждый день, и собственным потом практически не воняли.

— Пламен, дай совет, — Арья отставила кружку, неохотно выпустив тепло из рук, — почему я больше всего жалею Пса?

— Кого?

— Пес Клиган, бродячий рыцарь. Он поймал меня после Харренхолла и потом все пытался кому-то продать… Но ведь он мог продать меня врагам, на чем бы все и кончилось. Почему он так не сделал?

— Он погиб?

— Ему разрубили ногу и ухо в трактире… Там я убила оруженосца…

Наставник и Васильич вздрогнули. Пламен безотчетно коснулся рукой кобуры на поясе — да, он и чай пил с револьвером, и револьвер тот нисколько не мешался ни самому Пламену, ни соседям по столу!

Только Ктан плавно-плавно опустил веки: “Теперь понятно”, и Арья снова поспешно отвела взгляд. Пес убил наверняка не меньше, но никогда не смотрел так. Для Пса убивать — обычное дело. Для Ктана убивать… Как будто он кусок себя наизнанку выворачивает и этим бьет, подумала Арья. Понятно, почему никакие доспехи ему противостоять не могут.

— Я оставила Пса умирать у дерева. — Арья не плакала. Ведь это не мать, не отец, не брат. Это просто плохой человек, потерпевший неудачу во всем. Даже на ней заработать Пес не смог.

— Давно?

Арья прикинула на пальцах.

— Получается, больше года назад… Пока приплыла в Браавос, пока в Доме Многоликого… Пока с вами… Пока в интернате.

Ктан пошевелил пальцами и допил остывшую воду одним глотком.

— Кстати, об интернате… — старший наставник говорил на своем языке, который Арья теперь уже худо-бедно понимала. — Если тебе скучно с младшими, можем перевести тебя на год старше. Будешь учиться?

Арья вздохнула:

— Тяжело. Ваши дети учатся… Совсем с малолетства.

Ктан сказал на языке Вестероса — чтобы скрыть от прочих, поняла Арья. Даже здесь свои тайны.

— А если мы вернем тебе Пса?

Арья вздрогнула:

— Вы можете воскрешать мертвых? Тогда маму! И папу! И Робба! Или хоть кого-то из них, я вам что угодно сделаю!

Ктан отставил кружку. Посмотрел на Пламена: попробуй только проболтаться. Вздохнул:

— Нет, воскрешать мы никого не умеем… К огромному моему сожалению. Мы можем только рискнуть и попробовать вытащить человека из прошлого. Твои родители Великие Лорды Севера, с ними это сделать втройне сложнее. Придется через… Моих старших. Сейчас не могу ответить. Но Пса мы в любом случае будем вытаскивать первым. Просто для проверки, как оно вообще работает.

Арья кивнула.

— Я… Буду вам обязана. Старки не Ланнистеры, но мы тоже платим долги. Мы не забываем… Ни помощи, ни обиды. Север помнит.

Ктан снова кивнул, только теперь уже смотрел нормально. Сказал наставнику на их языке:

— Договорились. Будет она учиться. Поплачет пару дней, и все придет в норму.

— В младшей группе пока будешь, — подхватил наставник, — чтобы по основной программе без перегрузки. Но я распоряжусь, чтобы тебя пускали на те занятия старших групп, которые тебе интересны. При условии, что оценки будут хорошие.

— Хорошие, — хлюпнула носом Арья, — это сколько?

— Не ниже четверки.

— Ух, семь преисподних… Ладно. Я, Арья Старк, подтверждаю договор.

Она тоже допила чай и почувствовала, что смертельно хочет спать.

— Я пойду. Чтобы Тетя Люба не искала.

— Я провожу, — поднялся старший наставник. — Товарищи, спасибо за помощь.

— Вам спасибо, — серьезно сказал Пламен. Ктан молча кивнул — но так четко и аккуратно, как будто поклонился.

Васильич, игравший во всей сцене немую роль, с удовольствием позволил себе лязгнуть заслонкой топки.

Оглавление

Холодное утро семьдесят третьего

alea jacta est

(с)

Над Сосновыми Склонами сеялся дождь. Радостные садовники, не пряча лица от мелких капель, сновали повсюду, прочищая каналы и водостоки. Слуги чистили Лазоревый павильон внутри и снаружи: пришло известие о том, что скоро приедет Звездочет с очередными новостями для императорской Академии, ну и для остальных тоже.

Госпожа Сюрей нашла сына в Черном Павильоне: пятилетний мальчик всерьез пытался оседлать один из мотоциклов Эйлуда. Ругаться Сюрей не стала: мальчик должен расти храбрым, а не ждать постоянно окриков и потому заранее отказываться от любого риска. Сюрей сказала укоризненно:

— Ай, куда же ты лезешь? Разве не видишь, у него второго колеса нет. Не поедет.

Мальчик обернулся, чуть не упал, но все же слез без ущерба, не своротив “эндуро” со стенда.

Тогда Сюрей прибавила:

— Ты наследник нашего дома. Наследник не должен тайком садиться на лошадь гостя. Попроси Эйлуда вежливо, он вряд ли откажет.

Мальчик немного посопел, размышляя: не обидеться ли? Но Черный Павильон окутывал запахами тайных вещей, манил невиданными штуковинами. Вдали, в полутьме дождливого вечера, сверкали инструменты Крысолова, восхищали готовые клинки на стене. Правее огоньками перемигивались испытательные стенды. Горелым железом тянуло от сварочного стола; несколько дней назад мальчик сумел прокрасться под окно и видел, как господин Эйлуд на том столе соединял пластины металла волшебством синих молний… Сын госпожи Сюрей решил: в самом деле, приду завтра утром, господин Эйлуд наверняка будет здесь.

— Мама, а почему ни у кого нету таких вещей? Даже похожих? Ни в доме бабушки, ни в доме дяди?

— Потому что все мы — люди. И бабушка, и дядя, и ты, и я. А это вещи лис. Вышло так, что лисы живут у нас, и между нами дружба.

— А почему они не могут с бабушкой так дружить?

— Пойдем обедать. Я расскажу тебе перед сном, как все получилось.

Женщина и мальчик ушли под мелким дождем, повернули за угол Черного Павильона. Почти сразу из-за противоположного угла павильона вышел Капитан под собранным рюкзаком, рядом Лоуренс, нагруженный бумагами, ну и Хоро с небольшой сумочкой, тщательно застегнутой по причине дождя.

По хрустящей дорожке все трое вошли в Черный Павильон. Рюкзак со спины Капитан снял у дверей и там же оставил. Прогулялся взад-вперед, разминая плечи.

Лоуренс выложил на столе бумаги, придав им нужный порядок.

Хоро достала из кожаной сумочки несколько карт памяти Ремнантского образца, но переходника к ним еще не начинали делать, поэтому карточки Хоро просто аккуратно сдвинула в ящик стола.

Посмотрела на громадный станковый рюкзак, увидела пристегнутые с боков знакомые пластиковые пеналы. Ствол, затворная группа, амортизаторы, сошки — в четырех упаковках ехала та самая винтовка, способная выкинуть голиафа в море.

— Идешь за Саммер?

Капитан кивнул.

— Удачи. Кстати, Капитан.

— Да?

— Ты часто в будущее ходишь. Не хочешь там остаться? Там, насколько я помню, много для приятной жизни выдумано.

Капитан сел просто на выскобленные доски пола, уперся спиной в рюкзак. Несколько секунд подбирал слова, потом сказал:

— Книжки и вообще искусство — это как общество себя понимает и обмысливает. Не один человек, а именно общество, понимаешь? Сумма мнений. Равнодействующая.

— Понимаю. Но к чему…

— К тому, Хоро. Видя тамошнее искусство, я в то общество я не хочу. Там я сталинский палач, отрыжка кровавого Серова.

— А здесь?

— А здесь в моей жизни есть прямой смысл. Открывать горизонты, открывать порталы. Новые земли картографировать.

— Но ведь, по Шумилу, портал есть: “машина, чтобы только брать”. Этично ли?

Видя, что Капитан задумался над ответом, Хоро и Лоуренс начали собирать еще одну сеть из резисторов, заглядывая в принесенные бумаги. Дождь пустился сильнее; на террасу Черного Павильона всползла прохлада. Со стороны пруда прилетело встревоженное кваканье, а потом плеск и скрип: охотилась цапля, почему-то не боявшаяся ни людей, ни непогоды.

Отлив, думала Хоро, привычно сцепляя резисторы в цепочки и передавая мужу. Прилив откатился. Земли завоеваны. Свадьбы сыграны. Дома построены. Теперь надо просто жить. Волна ушла. Мало кто из людей живет столько, чтобы увидеть второй прилив, чтобы поменять судьбу еще хотя бы раз. Дерево не остается гибким весь отпущенный срок…

Вот и Капитан молчит о Рейвен. Выставил руку под ливень, ловит горькие капли с крыши. Молчит глубоко, крепко. В самом деле боится потерять, боится сглазить, спугнуть счастье?

Отлив. Больше воевать не нужно. Так чего же Капитан ищет бури? Какого лешего бежит по песку за уносимой в море лодкой? Вытащат они Саммер, и… Что?

Хоро закончила с цепочками по списку. Лоуренс окунал резисторы и подсборки ножками в канифоль; поднялся запах, перебивающий все остальные. Теперь в расплавленное олово. Затем прижать соединяемые цепочки друг к другу, касание паяльника, луженые проводники слиплись; паяльник убрать, ножки воткнуть в макетную плату; все.

Да, не забыть сказать Эйлуду. Сын госпожи Сюрей подглядывал за сваркой. Поставить защитные стекла в окна, в нижний ряд клеток. Если получится, объяснить мелкому, что подглядывать нельзя. Сказать: “опасно” — мальчика только раззадорит. Надо сказать: “бесчестно, не к лицу наследнику великого Дома”. Такое поймет. Здесь на чести построено многое. А если любопытство все же одолеет детеныша, пригодятся синие стекла в нижних клетках. Черный Павильон, защитные стекла глубоко синие — сочетается.

Лоуренс дошел до нижней строчки в записях. Подергал некоторые пути, чтобы убедиться в крепости пайки. Закрыл и отложил таблицу, взял схему графа.

Только сейчас Капитан, похоже, отыскал пример:

— Смотри, Хоро. Вот живут люди в пустыне, а потом приходят к Ниагарскому водопаду. В их понимании водопад есть бесцельная растрата драгоценнейшей воды. Но мы-то знаем про круговорот влаги в экосистеме. Почему нам не брать воду из реки Ниагары? Какой нам смысл уподобляться бедуинам, впервые увидевшим океан?

Лоуренс проверял сборку и промолчал. Хоро кивнула:

— В рамках средних веков пример хороший. А если посовременней? Индустриальный масштаб, так сказать.

— Не вопрос. — Капитан втянул обе ладони под крышу, стряхнул капли. — Вот есть голубой гигант, звезда Арктур. Он излучает энергию в невообразимых объемах. Семьдесят шесть нулей. Или даже сто семьдесят шесть, не помню точно, знаю, что неимоверно много. Допустим, что мы сумели ее улавливать — хотя бы один процент! — и космическими танкерами перевозить, куда надо. Все, никакая больше энергетика нам не нужна. Ни ядерная, ни угольная, ни еще какая. Каменный век ведь кончился не потому, что иссякли месторождения камня. А потому, что все на бронзу перешли, выгоднее так. И теперь что, мы откажемся от бесплатной энергии Арктура просто потому, что это неэтично? Неэтично по отношению к кому?

— Готово, — Лоуренс потянул рубильник. Сидя на полу, Капитан мог только гадать, какой маршрут ищут межмировые торговцы. Но вставать и подходить к стенду Капитану не хотелось. Вообще хотелось тут и сидеть следующие несколько дней. Или даже лет. Не потому, что рюкзак тяжелый, не потому, что клонит в сон от сильного ливня. Капитан чувствовал: спокойное время кончается. Поход за Саммер что-то изменит. Изменит сильно.

Но скоро утро, и надо идти…

Рубильник щелкнул. Задымились резисторы на кратчайшем пути. Хоро выписала названия подкопченных узлов, Лоуренс тотчас поднял рубильник обратно. Сложил инструменты, выключил паяльную ванночку с оловом. Хоро тем временем закрыла неиспользованные резисторы в ящик.

Закончив работу, Лоуренс подтащил стул жене, сам оседлал соседний. Спросил:

— А если человечество с такой логикой размножится на всю Вселенную?

— Когда-то люди умели только бить птицу камнями, да собирать личинок под камнями. Охотники-собиратели назывались. Вся техника: палка-копалка и лодка-долбленка. На площади Европы людей могло прокормиться меньше, чем сегодня в областном городе. Тысяч двести. С такой плотностью населения нам, конечно, тогдашней Вселенной не хватило бы.

Капитан снова вытянул руку за свес крыши; потекло под манжеты. Фыркнул и убрал. Продолжил:

— Научились пахать и сеять — емкость экологической ниши выросла на порядок. Вселенная как бы расширилась в десять раз. Потом научились делать железные дороги. Корабли-зерновозы в миллионы тонн. Удобрения. Травить жучков. Трактора. В общем, историю ты читал, подробности опускаю. Итого: где в палеолите двести тысяч едва-едва выживали, сейчас полмиллиарда от ожирения лечится…

Лоуренс поглядел на бумаги, вздохнул. Хоро сделала знак: пускай договорит. Капитан смотрел на брызги, разлетающиеся над замшелыми каменными птицами, над белым гравием дорожек, над неспешно закрывающимися цветами. Говорил медленно: