В небе громыхнуло. Шингар недовольно посмотрел вверх: кажется, дождь начинается, нет, он уже начался. Надо резко бежать к дому деда Тихона, может дедушка приютит путника. Природа недовольство профессора проигнорировала, но особо и не мучила деревню: часок дождь лился, а потом тучи потянулись в сторону Воронежа.
Дед Тихон, уяснив проблему путника, проявил гостеприимность. Он узнал этого человека — деменцией дедушка не страдал.
— Намылился у нас вынюхивать и выпытывать? — сходу выдал дед. — Ладно, проходи, расскажешь, кто ты таков и что удумал.
Дед Тихон ещё с прошлого приезда профессора догадался, что этот доктор — наш человек.
С окончания Отечественной войны прошло двадцать восемь лет, но ветераны, практически мгновенно вычисляли друг друга. Зададут друг другу несколько вопросов, и становится ясно, кто перед тобой: нюхал ли человек порох, или в тылу "воевал".
Шингар много чего нюхал: и кровь, и гной, и баланду тюремную вкушал — так что профессору и простому селянину нашлось о чём поговорить.
Дед Тихон отказался пить, привезённый профессором коньяк, объяснив, что на поминках Санька и так много наклюкался, куда ещё. Тихон слегка ошибался, думая, что доктор прибыл по поводу смерти Санька, ведь по деревни поползли слухи, что Санёк не сам по себе помер, а ему помогли. Многие прямо указывали на бабу Маню. Та даже на поминки своего лучшего компаньона по мутным схемам не пришла: знает гадская кошка, чьё мясо съела. Кроме того селяне стали замечать милицейскую активность — от глаз селян ничего не скрыть. Вон — новый участковый копытом землю роет.
Шингар ничего не знал о смерти Санька, но слушал версии деда Тихона внимательно. Со слов деда выходила, что это проклятая баба Маня — эта змея с ушами, таки притравила нашего глупомордого Санька. Тому ещё жить бы и жить — он мог бы ещё год-два протянуть, потому как алкаш конченный. Он у бабы Мани работал главным испытателем её пойла — вот доиспытывался, получается, болезный.
Конечно, говорили новые знакомые и о фронте — неимоверно интересная тема для ветеранов. О политике не говорили, так как дед Тихон смекнул, что доктор уже умудрился отсидеть "за политику".
— И сколько тебе впаяли? — поинтересовался он.
— Пятнадцать плюс десять "по рогам", — не стал скрывать Шингар. — Потом, после смерти генералиссимуса, меня амнистировали подчистую. Вышел на свободу с чистой совестью, продолжаю людей резать.
Шингар продемонстрировал деду Тихону исторический скальпель — тот, которым, он насмерть зарезал немецкого танкиста. Больше в боях доктор не участвовал, но людей у него на операционном столе умерло на два порядка больше, чем убил Тихон.
Но сейчас неуместно бередить тлеющие под толстым слоем пепла ушедшего времени угольки памяти.
Двух ветеранов от скорбных воспоминаний о войне отвлекла давешняя девчонка, резвым пингвином прискакавшая в резиновых сапогах к Тихону.
— Олечка, моя родственница, — представил конопатую дед девчонку Шингару. Впрочем, тот уже познакомился с ней ранее. — Оторва растёт, но барышня умная ... даже хм ... слишком.
То, что девчонка странно-умная Шингар уже понял.
— Дед, ты чего сидишь на попе ровно, за нафталин трёшь, — запрыгала вокруг Тихона будущая оторва. Олечка казалась разъярённой, как рой шершней. — Там ужас творится, хтонический, чтоб я лопнула.
— Чего ещё приключилось? — пятился от темпераментной Ольки дед.
— Бабу Маню поганые менты вяжут, волки позорные, — выпалила девчонка.
— ????
— Пакуют в чёрный воронок нашу Маню: в кандалы заковали, дело шьют, чернуху лепят, в цугундер тащат. Баба Маня плачет, соседки кудахчат. Беспредел лютый. Какого хобота творится?
Вот так, несколькими глаголами — наметилась дальнейшая судьба некой женщины: пакуют, вяжут, лепят, шьют ... может статься, посадят или даже расстреляют.
— Пошли, доктор, посмотрим что ли, как "невинную" бабу Маню пакуют, — предложил Тихон и тихо пробормотал: "Ага, свистка не слушала, закон нарушила".
Отчего ж не пойти: Шингару надо как можно больше осмотреть местного люда.
Мужчины успели к самому разгару действа: арестованная стояла возле милицейской машины, в окружении двух хмурых ментов. Баба Маня тётка в некоторых годах с внушительной грудью весомого четвёртого калибра. Женщина выглядела сегодня небрежно, если не сказать хуже. Невдалеке собиралась небольшая толпа односельчан: выражение лиц некоторых колхозников напоминало посетителей кладбища, некоторые, так вообще на покойников походили. Среди людей радостным сайгаком скакала чья-то беленькая собачонка, выбравшаяся к людям из грязных кушерей. Мелкая чучундра тявкала для порядка, приветливо виляла лохматым хвостом, собравшим на себя всякий мусор. Животина опрометчиво надеялась, что двуногие её покормят. Народ не проникся позитивным настроением собачки. Огородный хрен тебе, а не поесть! Зачем мне хрен, когда кишка кишке лупит по башке? Сегодня я не против перекусить чем-нибудь мясным, например, лошадью перекусила бы. Ну, дайте хоть чего-нибудь!
Густой водоворот чрезвычайного события затащил в свою воронку половину деревни. Чувствовалась некая напряжённость момента: слышался злобный мужской шёпот и женские визгливые матюки. Некоторые селяне шипели друг на друга, в пылу дискуссии прибегая к многоэтажным аргументам.
— Пошла ты в мягкие ткани задней латеральной поверхности таза, — объяснял один сельский джентльмен сельской даме, куда ей идти со своим мнением.
— Сам иди на нецензурное название мужского полового органа, — огрызалась дама.
Особо невыдержанные селяне начали вспоминать аморальный образ жизни мамок и бабушек своих оппонентов. Хотели уже подраться, но остереглись ментов и деда Тихона, подошедшего с каким-то мужиком к селянам. Тихона побаивались, поэтому расступались перед ним, как некое море расступилось перед неким мифическим товарищем из семитского племени.
Мнение представителей электората насчёт судьбы бабы Мани кардинально различалось в зависимости от внутреннего морального компаса: приблизительно пятьдесят на пятьдесят. Одни утверждали, что творится беспредел — невинную женщину вяжут, как в тридцать седьмом. Мы ещё не забыли нашу историю, а в ней, если вам память не отшибло, есть немало тёмных страниц с кровавыми пятнами. Кому баба Маня мешала, в какое место кому от неё кололо?
Другие селяне говорили, что органы поймали закоренелую преступницу — отравительницу нашего родненького Санька. Мы-то Санька как уважали-то, как уважали. Натуральная ведьма эта ваша баба Маня: может она горазда не только мужиков травить, а ещё по ночам предаётся детскому каннибализму и гнусным оргиям. Как ей только не стыдно. Вон какая у неё морда уголовная, жуть: от такой морды даже лошади попадают в обморок и молоко скиснет. Маня нам ещё за тибетский квас не ответила ... сволочь ... как вспомню, но лучше не вспоминать. В руки бы ей насрать за такой квас.
Баба Маня на публике вела себя с присущим ей артистизмом: она громко рыдала, жаловалась на судьбу, на мужа, сбежавшего от неё, и вообще. Исполнение, конечно, так себе — на уровне школьного театрального кружка. То есть, большинство односельчан не верили её игре.
Видя, что менты отпускать её не собираются и селяне не спешат её отбивать, Маня вконец оскотинилась: начала демонстрировать представителям органов неприличные телодвижения, известные в народе, как "Жест по локоть", ещё и средний палец показывала. Ментам это надоело, и они затолкали задержанную в машину.
Вскоре менты уехали, увозя с собой потенциального сидельца. Некоторые односельчане увидели бабу Маню только через несколько месяцев на суде, куда их приглашали в качестве свидетелей. Самый гуманный суд в мире впаял Мане шесть лет колонии общего режима. Не сумела баба Маня выйти сухой из воды. Забыла, наверное, что из воды надо выходить не сухой, а чистой.
Здорово, — шептались односельчане, — выйдет наша Маня из заключения, как раз в 1980 году, когда у нас коммунизм построится. Везёт же некоторым — едет на гособеспечение, а потом сразу в коммунизм. А нам, чтобы построить коммунизм — пахать и пахать, теперь и за Маню работать. Ну, то, что её посадили, может и правильно: не надо прекрасных людей травить. Кто вообще додумался эту ненормальную рядом с живыми людьми держать, а? Из её диагнозов можно целого "Идиота" сложить — это, кто не знает, роман, написанный товарищем Чеховым. На идиотах Чехов собаку съел.
Глава двадцать третья
— Запустил ты Василёк контроль над односельчанами, запустил. Не просто запустил, а сильно запустил. А моя "стая", как говорит один мой знакомый рептилоид, отжигает. Хотел же бабу Маню и её подручных остановить, но нет, скажем откровенно — не желал, ибо бесполезно. Однажды я уже много энергии потратил на лечение бабы Мани, Санька и Витька. Выхлоп какой? А нет результата. Они как бухали беспробудно, так и бухают. Вернее, Санёк уже отбухался. Бабу Маню новый участковый вывел на чистую воду и принял меры. Увезли, короче говоря, старушку в тюрьму: влипла наша Маня в историю, как таракан в тесто, как муха в варенье. Нет, это надо додуматься — мухоморы добавлять в самогонку. Не все местные грибочки полезные. Да не просто мухомор впендюрила баба Маня — а саму Бледную поганку — Королеву Смерти. Вот у "главного испытателя" пойла бабы Мани печень и не выдержала. А мог бы Санёк ещё целый год пожить, или даже два, если бы бросил пить самогонку. Но, то из области фантастики. Даже писатель Беляев такое не мог выдумать. К чёртовой матери сколапсировала бы наша Вселенная от изумления, узнай она, что Санёк "завязал".
Когда бедный Санёк начал загибаться от яда, то мой диагност предложил влить в его организм девяносто единиц силы, для начала, а потом предлагал упорно лечить Санька. Ага, отдай жену дяде, а сам иди к бл*ди — так тут говорят. Нет, есть и более рациональное применение волшебным единицам. Тимофеевна у меня не полностью здорова, и дед Матвей, наш дальний родственник, не очень здоров. Да, мля, на себя единиц не хватает! В этом-то всё и дело: чувства думать мешают — лезут в голову, сбивают с толку холодный рассудок. В лес дров не возят, в колодезь воды не льют — пустую работу не надо делать.
Многих односельчан надо лечить: чуть отвернёшься — они подхватывают простуду, ангину, травмируются, желудком маются, даже венерические болезни нас не обходят стороной. Немного скорблю, но алкаша спасать не стал. Каринка осталась сиротой, Шоферюга Витёк без кума остался. У Витька в кармане ни гроша и пропащая душа. Скоро и Витёк прекратит своё существование, ибо не просыхает. Сейчас шоферюга шляется по деревне, изображает из себя находящегося во фрустрации, опустошённого тоской позднего Есенина: Витёк с перепоя походит на чёрта, любящего мучить православных. Кум Санька, походу, окончательно в запой ушел от горя: в пьяном состоянии он родной русский язык не помнит, даже любимые матерные частушки коверкает. Витёк, допившись до синих помидоров, забыл, с чего бухает: пристаёт к односельчанам с вопросами: "А кого в армию провожаем?"
Предлагаете и на Витька тратить волшебную силу? А зачем? Предстоят траты на семью переселенцев, неких Пырьевых. Их восемь человек: трое взрослый и пятеро детей и все норовят болеть. Дядьку Фантомаса надо подлечить. Раньше я этого односельчанина побаивался и сторонился: страшный как ... Фантомас из французской комедии. К тому же дядька сиделый. Но, что-то мне подсказывает, что это не плохой человек: странный он какой-то, но не плохой мужик. Странный? Да, здесь все странные, начиная с меня самого! Вот несколько месяцев тому назад у бабки Зотовой Елены Максимовны вдруг появился правнук Витя. Бабы, говорят, этого Витю бабке подкинули Витины родители, не выдержали жить с Витей. А старая бабка, по их мнению, значит, выдержит? Ребёнку всего четыре года, но он жутко странный. Ну, почти как я.
Я даже думал, что Витя тоже, как и я из "осчатливленных" компенсационной комиссией и прибыл с иного мира, но нет, местный Витя абориген, но, мягко говоря, странный. Теперь в деревне не я один считаюсь дурнем — появился ещё один. Ага, увеличивается поголовье дураков в деревне. Единственно радует, что дуракам, если судить по сказкам, везёт — они даже на печках ездят. Но, то в сказках, а как получится в жизни — то неведомо.
К Вите мне надо присмотреться, но откровенно говорю, веет от него каким-то потусторонним страхом. Ссышь, Василёк? Неужели, ты ещё чего-то боишься? Дальше-то, что собираешься делать? А дальше — по обстоятельствам. Может мне, граждане, перестать копаться в себе, а взять, и, наконец, жениться? Например, на Каринке? Наукой доказано, что секс — лучшее лекарство от стрессов. А чё, неплохую мысль я задвинул, вот же я затейник.
Любой человек, граждане и гражданки — это набор слабостей. Моё дело их распознавать и через эти базовые рычаги — похоть, жадность, страх — воздействовать на односельчан. Но, это не тот вопрос, которым стоит прямо сейчас озаботиться. Есть и другие вопросы, более насущные. Одно к одному, полешко к полешку.
Внимайте истину: чтобы избавиться от негатива, надо в организме снизить уровень кортизола и адреналина, а чтобы почувствовать спокойствие — надо добавить дофамин и серотонин. Кстати, о дофамине с серотонином — а не сходить ли мне к дядьке Фантомасу, а затем прогуляться, с целью обследовать Витю — правнучка бабки Максимовны?
Учитывая сырую погоду, Василёк начал надевать резиновые сапоги: "А тебя, Мурка, на улицу не выпущу — сиди в тепле, это дяде Васильку надо идти работу работать"
Отправиться к дядьке Фантомасу не получилось. Вдруг пришло экстренное сообщение от знакомого рептилоида 11-276Кай: инспектор настаивал на срочной встрече и на инициативу со стороны Василька.
— Хрен ему, а не инициатива, — заметался Василёк по комнате. — Где я ему крашенные в стиле Пикассо яйца так сразу найду. Это сначала надо деда Матвея найти и озадачить его, а тут экстренная встреча — надо уже через двадцать минут торчать на месте встречи. Как тут проявишь инициативу?
Василёк лихорадочно делал сиротские бутерброды, отпихивая кошку Мурку, вознамерившуюся мешаться под ногами. Чего бы ещё притащить крокодилу иномирному? Прошлый раз он кулёк перловки положительно оценил, значит, отсыплем ему перловки. Ага, ещё бутеры завернём в несколько слоёв бумаги — крокодилу бумага нравится. А это что тут у нас на полке хранится? Ага, Тимофеевна здесь держит всякие приправы, полученные ей от щедрот Фадеева — может их прихватить?
Василёк схватил пакетики с молотым перцем, пакетики с душистым перцем, даже гвоздика есть. Сахару что ли отсыпать рептилии? И чаю?
Сделав бумажные пакетики, Василёк насыпал в них сахар, манку, горох и кукурузную крупу. От себя отрываю. Мог бы всё это съесть, но приходится делиться с рептилиями. Горе-то какое. Положил в котомку банку с тушёнкой, но потом передумал — обойдётся крокодил без тушёнки, самому мало. И гречку я ему не дам. Чай дам — гречку не дам. Всё — времени на почёсывание нет — надо бежать на встречу. Клянусь константой Ферми G и углом Вайнберга, где-то у нашей рептилии пригорело?
Сегодня золотистый портал открылся сразу же, как запыхавшийся Василёк появился на условленном месте встречи. Без деда Матвея, но так и времени нет искать дедушку.
