— Боза Сеннен убила моего брата, — сказал он, вглядываясь в лица собравшихся. — Его звали Пол Рэкамор, и сестры Несс знали его. Думаю, они согласятся, что он был честным капитаном. Однако задолго до того, как Боза убила его, она похитила его дочь Иллирию и сотворила с ней нечто невообразимое — нечто, что едва не сломило Пола. Со временем он оправился, но наша братская любовь — нет. Я винил его в том, что случилось с Иллирией. Именно тогда, когда он больше всего нуждался во мне, я высказал ему порицание. Он отвернулся от меня — вычеркнул меня из своей жизни. Я ни в малейшей степени не виню его за это. Я... жил со своей ошибкой. Думал, что со временем, возможно, удастся залечить рану, которую я нанес. Но Боза отняла у меня эту надежду. Она убила моего брата, и я решил отплатить ей тем же.
— Расскажите им о Лагганворе.
— Лагганвор был ее агентом. Она отправляла его в другие миры заниматься бизнесом, который был ей не по силам. Закупки, шпионаж, вербовка — все в таком роде. По необходимости, химические цепи, связывающие Лагганвора с Бозой, были слабее, чем те, которые она использовала в своей обычной команде. Его приходилось держать на более длинном поводке: это позволяло ему проявлять некоторую самостоятельность и независимость мышления. — Он сделал взрывной жест руками. — Однажды он разорвал эти цепи. Бежал, испытывая на себе всю ярость Бозы, но думал, что сможет оставаться на шаг впереди и постепенно изменить свою личность. К несчастью для него, он наткнулся на меня.
— И это, значит, вы... кто именно? — задал вопрос Ласлинг.
— Меня зовут Бриска Рэкамор. Я стал агентом — очень эффективным агентом — и верил, что лучший способ связаться с Бозой — это поймать такого человека, как Лагганвор. Поймать его, выдать себя за него и устроить ловушку. Если бы я мог позволить Бозе снова схватить меня, если бы у меня не осталось сомнений в моей маскировке, я бы смог подать сигнал своим хозяевам, и они бы приблизились.
— Вы думали, что сможете одурачить Бозу Сеннен? — спросила Меггери, качая головой.
— Вы недооцениваете, на что я был готов пойти, — ответил он, прежде чем поднести руку к щекам. — Как только я поймал Лагганвора, то украл его лицо. Есть... техника. Это очень неприятно для обеих сторон, поэтому редко используется добровольно. Представьте себе что-то вроде маски с тысячами нажимаемых шипов на внутренней поверхности лица. Они прокалывают кожу, проникают в мышечную ткань и создают непосредственное впечатление о форме черепа. Затем маску снимают и помещают на реципиента, который сначала принимает остеоморфный препарат, вызывающий местное размягчение костной структуры. Когда маска надавливает на место, она заставляет второе лицо соответствовать контурам первого. Маска снимается, действие препарата прекращается, и череп приобретает нормальную жесткость. Через несколько дней после применения восстановительных препаратов покровные ткани начинают заживать.
Кто-то сглотнул.
— А ваш глаз? — спросила Коссел.
— Это была более простая процедура. Лагганвор получил глаз в подарок от Бозы. Я забрал и его, и связанный с ним нейронный аппарат. Нашелся хирург, которому можно было заплатить за выполнение работы и, что не менее важно, сохранить это в тайне. К этому моменту... можно ли сказать, что потеря глаза была наименьшей из трудностей Лагганвора?
— Что вы с ним сделали? — спросила Меггери.
— Вещи, которые будут преследовать меня до последнего вздоха. — Он тонко улыбнулся. — Но это было необходимо сделать, и я ни о чем не жалею. Мне пришлось выжимать из него все до последней капли оперативные секреты Бозы. А потом снова прижать его, чтобы убедиться, что он не ляпнул первое, что пришло ему в голову. Сработало ли это, было ли это действительно достаточным, я никогда не узнаю. К тому времени, когда я занял его место — можно сказать, довел роль до совершенства, — Боза Сеннен была мертва. Правда, в то время я этого не знал. Все, что я знал, это то, что корабль, очень похожий на ее собственный, появился у Колеса Стриззарди, и что капитан этого корабля хотела найти Лагганвора. И я... предложил себя.
— Вот что произошло? — спросил Ласлинг у Адраны.
Она смиренно кивнула. — Он одурачил нас обеих. Он знал корабль так, словно уже бывал на его борту. Он знал, как проникнуть в секретный запас квойнов Бозы. Не было никаких причин думать, что он не Лагганвор.
— Адрана делает себе слишком мало чести, — сказал мужчина, который теперь хотел, чтобы его называли Рэкамор. — Думаю, она раскусила меня раньше, чем осознавала. Например, по легкости, с которой я позволил сестрам Несс "завладеть" собой. Это была ошибка с моей стороны, но, возможно, ее можно простить.
— Я немного подумала об этом, но этого было недостаточно, — сказал Адрана. — Это моя ошибка. Все изменилось, когда я поймала его за попыткой подать сигнал своим хозяевам. Тогда у меня было два варианта. Я могла бы раскрыть его истинную личность своей сестре и надеяться, что ее возмездие не разнесет половину корабля на части. Или могла бы согласиться с тем, что благодаря коммуникациям Лагганвора мы оставались живы — за нами следили, а не нападали, — и что, следовательно, я должна была поддерживать его жизнь, защищая его самого от Фуры и позволяя ему продолжать передавать сигналы. Я выбрала этот путь.
— Это было правильное решение, — сказал Рэкамор. — Я был искренен в своем обещании. Пока я подавал сигналы своим хозяевам, у них не было необходимости атаковать. В конце концов, я надеялся, что мои хозяева захватят корабль без особого кровопролития, а сестер пощадят.
— Пощадят только для того, чтобы они могли отправиться в петлю? — спросила Коссел.
— Нет. Я полагал, что после захвата корабля в целости и сохранности, когда будут представлены доказательства, а также будут доступны многочисленные подтверждающие свидетельства, преступления сестер можно будет объяснить последствиями психологического ущерба, нанесенного прямо или косвенно Бозой Сеннен. Им придется ответить за часть того, что они сделали, но не за самое худшее. После некоторого периода допросов и содержания под стражей, как я верил, сестры могут рассчитывать на реабилитацию. Ничего из этого не будет приятным, но это будет намного лучше, чем умереть. Я... был убедителен. Не так ли, Адрана?
— Вы были слишком убедительны, — ответила она. — Я поверила вам, потому что вы сами себе верили. И я совершила ошибку, решив, что на ваших хозяев можно положиться, и они будут действовать в рамках приличия.
— Теперь вы знаете, что это не так, — сказал Ласлинг.
— Теперь мы все знаем, — ответила Адрана, торжественно кивая. — Теперь у нас нет иллюзий. Они убили Уэрранвелла и будут убивать снова, чтобы защитить свои драгоценные интересы. Теперь ни для кого из нас нет убежища, пока что-то не изменится. И ради Фуры я сделаю все, что в моих силах, чтобы это не произошло.
— А что насчет него? — спросила Коссел, указав подбородком на Рэкамора. — Мы должны забыть, что он работает на другую сторону?
— Работал, — поправил Рэкамор. — Это была другая жизнь, Коссел, глава, которую я только что закрыл. Я не был обязан рассказывать вам ничего из этого, не так ли?
Меггери почесала один из своих шрамов.
— Так почему вы это сделали?
— Потому что я бы предпочел, чтобы вы знали правду. Потому что, если кто-то из вас решит наказать меня, мы, по крайней мере, оба поймем, за что. Потому что я устал носить чужое имя. Устал носить чужое лицо, каким бы несовершенным оно ни было. Во всяком случае, Адрана довольно скоро это поняла. Она увидела во мне брата даже после того, как остеоморфный процесс сделал свое дело.
— Ваш брат был человеком чести, — сказала Адрана.
Рэкамор встретил ее взгляд со смесью грусти и нежности. Грусти о том, что было утрачено и никогда не могло быть восстановлено, и нежности к хорошим воспоминаниям, которые он все еще хранил.
— Был.
— Он любил этот маленький пузырек жизни, который мы наблюдаем вокруг Старого Солнца. Он любил миры и посвятил свою жизнь идее их сохранения.
— По-своему скромно.
— С этого момента вы будете носить это имя как преступник. Они представят вас врагом цивилизации, а не ее защитником. Вандалом и разрушителем. Они представят вас таким, каким ваш брат никогда не был.
— Но в конце концов, — сказал Рэкамор, — куда бы это меня ни привело, я буду знать, что поступил правильно. Мой брат не ожидал от меня ни большего, ни меньшего, и я не ожидал бы ни большего, ни меньшего от Пола. Не могу вернуть Иллирию или ее отца, но, присоединившись к вам, отказавшись от всего, чем я был, верю, что все еще могу исправить часть вреда, который причинил ему. — Он опустил глаза, как будто тяжесть внимания, обрушившегося на него, внезапно стала больше, чем он мог вынести. — По крайней мере, в моей собственной запятнанной совести.
— Это, — сказал Ласлинг с видом человека, который решил говорить от имени своих товарищей, — все, на что мы можем надеяться. Вы были правы, капитан Несс: нам нужно было услышать его историю.
— И что теперь? — спросила она.
— Если все остальные согласны, я полагаю, мы можем оставить печальную историю с мистером Лагганвором позади. А, мистер Рэкамор?
Он поднял глаза, охваченный, как показалось Адране, надеждой и каким-то ужасным страхом, что это все еще может быть ловушкой. — Мистер Лас?
— Я бы хотел побольше узнать о подвигах вашего брата, когда у вас будет время. Кажется, он был хорошим капитаном; стоило бы познакомиться с этим человеком.
— Да, был, — подтвердила Адрана. — Он был добр к нам; я думаю, он был добр ко всей своей команде. А, Бриска? Я думаю, то, что он сохранил ту книгу, которую вы ему подарили, что-то значило.
— Он стер посвящение.
— Но сохранил книгу. Человек, у которого была одна из лучших библиотек, какие только можно найти на корабле, человек, у которого были средства купить или продать любую книгу, какую он выберет, — и все же он всегда держал эту книгу при себе. Я думаю, вы уже давно были прощены.
В течение десяти минут, которые потребовались Тиндуфу, чтобы выйти наружу и собрать все, что можно было собрать, эскадра продолжала вести огонь по "Мстительнице". В корпус пока ничего не попало, и, судя по показаниям тензодатчиков системы управления парусами, которые Паладин воспринимал как покалывание в своей собственной расширенной нервной системе, ближайший очаг повреждения (за исключением того, что поразило Прозор) находился на расстоянии лиги от жизненно важного центра корабля, и без каких-либо реальных препятствий для его дальнейшей маневренности. Однако, если атака продолжится в прежнем темпе, простое истощение сил в конечном счете выведет их из строя, поскольку улавливающий парус был не менее уязвим для снарядов, чем обычный парус, и уж точно не более прочным. Гораздо больше Фуру беспокоил тот факт, что выстрелы теперь направлялись со слишком высокой точностью, чтобы быть результатом нескольких удачных попаданий, пока орудия врагов прочесывали всю площадь пространства, охваченную ее сигналом радиоречи.
Фура предположила, что они, должно быть, увидели что-то в свои оптические прицелы: этого было достаточно, чтобы подтвердить, что у них приблизительно правильные координаты. Не обязательно, чтобы это было много. К снастям были привязаны обычные паруса, площадью в несколько квадратных лиг, — часть маскировки, которую они должны были носить, чтобы сойти за безобидный корабль, и если бы какая-то часть этого обычного паруса отразила блик по направлению к врагу, этого было бы достаточно для команды хорошо подготовленных скоординированные орудийных расчетов. Возможно, они увидели свет в иллюминаторе или отраженный отблеск какой-то части корпуса, которая (что неизбежно) была не такой темной, как все остальное. Или, возможно, какой-то рассеянный свет из телеграфной будки, когда Прозор вышла, чтобы подать сигнал "Веселой кобыле". Этот поступок был совершен из лучших побуждений, но во вселенной нет такого доброго поступка, который не имел бы нежелательных последствий.
Она использовала эти десять минут с пользой. У Паладина была возможность уточнить свои расчеты, и Фура, наконец, признала, что пришло время освободить Серт от обязанностей наблюдателя. Теперь настала очередь Разера отправиться туда, и он был готов к этому, особенно после того, как до него дошли слухи о том, что случилось с Прозор, поскольку он стал считать ее такой же коллегой, как и своих старых друзей на "Веселой кобыле". Но Фура была почти готова не допустить этого.
— Не стану отрицать, что мне не помешала бы пара свежих молодых глаз, — сказала она, кладя руку ему на плечо. — Но ты должен понимать, что в этом маленьком стеклянном пузыре почти так же опасно, как и снаружи.
Разер потер щеку, словно все еще чувствовал, как ее затягивает в маску Сталлиса. — Когда мы начнем возвращать им часть того, что они уже дали нам, вы захотите увидеть блик паруса, не так ли?
— Я бы предпочла хороший чистый взрыв, когда мы полностью уничтожим один из них. Ты вообще ничего не увидишь, когда мы будем стрелять: паруса будут закрывать тебе обзор так же тщательно, как они скрывают наши вспышки от противника. Но когда мы прекратим стрелять и начнем отворачивать, у тебя будет шанс. Блик паруса, огонь, перегретые дула — все, что ты можешь мне дать. Они отняли у нас двоих, Разер, помоги мне заставить их заплатить.
— Я сожалею о Прозор, — сказал Разер.
Она мрачно кивнула. — Знаю. Я тоже. Но Сталлис пожалеет еще больше, помяни мое слово.
— Вы собираетесь его убить?
Фура подумала над своим ответом и над обещанием, которое она дала себе.
— Со временем.
Она помогла ему подняться в смотровую, затем наблюдала, как он нажимает на гидравлический рычаг, чтобы перевести ее в рабочее положение. Серт замерзла и была измучена, ее глаза покраснели от напряжения, а кончики пальцев почти посинели. Фура завернула ее в одеяло и дала выпить чего-то теплого.
— При любой честной службе тебе уже давно полагался бы отдых. Но, боюсь, мне нужна твоя помощь, чтобы проверить, как работает система охлаждения оружия. Мы будем гонять пушки так сильно, как они только смогут выдержать, и для наших нервов будет лучше, если охлаждение не начнет давать слишком много течей.
Серт настороженно посмотрела на нее.
— Проз еще не вернулась, не так ли?
— Нет, — ответила Фура, удивляясь собственной прямолинейности. — Они убили ее — либо снаряд, либо какая-то часть нашего поврежденного такелажа сделала это за них. Тиндуф сейчас вышел, чтобы забрать ее обратно. — Она говорила спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, о смерти женщины, которая спасла ей жизнь и стала другом и наставником, а также самым близким к совести человеком, который у нее был. Пока что оставалась только пустота, в которой вскоре должны были поселиться потрясение и горе. Ей следовало бы ужаснуться собственной холодности; ошеломленной тем, как легко она все еще функционировала, когда эта жизненно важная часть ее новой жизни была начисто отторгнута. И все же, если она и была чем-то обязана Прозор — а она была обязана ей по гораздо большему количеству вещей, чем можно было перечислить, — так это за то, что она держалась молодчиной и делала то, что нужно было сделать в данный момент, ради своего корабля и команды, ради этого замкнутого в корпусе микрокосмоса, который всегда значил для Прозор больше, чем все миры Сообщества. Держитесь крепко, действуйте и дайте шанс отомстить за эту смерть. И тогда — и только тогда — дайте волю эмоциям. Они придут, и очень скоро. — Мы заставим их заплатить, Серт, — сказала она тихо, как будто это было священным обещанием.
