Горячее лето 42-го

Все дружно молчали, словно воды набрали в рот или вздумали поиграть в молчанку. Наблюдая за бойцами, сидящими за столом, мне казалось, что глядя каждому из них прямо в глаза, я мог с уверенностью сказать, о чем они думают в этот момент.

Лейтенант Тихонов молчит вовсе не потому, что ему нечего сказать. Я его прекрасно понимаю. Он, со своими людьми выполнил то, что ему поручили. Выполнил, кстати, грамотно и толково, о чем свидетельствует обнаруженная радиостанция. Но о конкретном деле, товарищ лейтенант имел лишь самые общие сведения. Кое о чем, весьма существенном, из того, что нам стало известно за последние два часа, он пока не знает. Могу даже угадать, о чем он сейчас думает. Ничего хитрого: им приказали прочесать лес, пограничники приказ выполнили, и теперь, если не поступит какого-нибудь другого, срочного указания сверху, их ожидает дорога в свое подразделение. И чем быстрее, тем лучше. Ладно. С пограничниками все ясно.

Следующий — Шмаков. Что известно ему? По сути, не так уж и много. Шпионов из первой группы он не видал. Кроме трупа радиста, разумеется. И двоих взятых в плен шпионов, которые сегодняшней ночью тоже, 'приказали долго жить'. Отделение Тимофеева прибыло на место первого боестолкновения к 'шапочному разбору'. Во второй стычке с диверсантами, Шмаков тоже не участвовал. Единственное, в чем ему 'повезло' — он встречался нос к носу с 'капитаном' и двумя 'сержантами' незадолго до того, как были убиты часовой и пленный шпион. Березин, кажется. И то, не факт, что он хорошо их запомнил, сможет подробно описать их внешность или опознать при встрече. Было темно.... И когда его опрашивали на эту тему, помнится, говорил как-то так:

' — Это точно, — невозмутимо утверждал Шмаков, — темнотища была, глаз коли! Личности их, я описать не сумею, товарищ старший лейтенант, но по голосу, наверняка узнал бы'.

Вот именно! Он их узнал бы по голосам! Хотелось бы верить, но одного 'сержанта', из второй группы, искать уже не нужно. Он нашелся в виде мертвого тела, с пулевым отверстием в голове, сегодня рано утром, недалеко от санвзвода. Об этом знаем мы все. Это факт. А вот, где двое из первой группы, и 'капитан', с оставшимся 'сержантом' — вопрос. Хотя, после того, что нам рассказал Иван Иваныч, о разговоре диверсантов ночью в санвзводе, почти все становится на свои места. Мы знаем, сколько их осталось теперь, и куда они стремятся, мы можем догадываться о задании, с которым их сюда забросили. Нам неизвестно только одно — маршрут их движения к месту сбора. Вот о чем нужно подумать в первую очередь!

Все эти размышления, стройной цепочкой выстроились у меня в голове, и сам не замечая как, я начал 'думать вслух':

— Где же нам их теперь искать-то?

— Ну, тут, скорее всего, — не удержавшись, вставил реплику Зиновьев, и посмотрел на Тихонова, — вопрос к подразделениям, несущим комендантскую службу в населенных пунктах, а также, к коллегам пограничникам. Ведь насколько я в этом понимаю, именно они должны заниматься охраной войсковых тылов. И этапно-заградительной службой: проверкой документов у личного состава, следующего через контрольно-пропускные пункты.

— Да много еще, чем приходится заниматься войскам НКВД по охране тыла фронта! — вступил в разговор лейтенант Тихонов, 'задетый за живое'. — Но, позвольте вам -напомнить, что наши возможности не безграничны. Еще не все заставы в сборе, после отступления. В некоторых погранполках, некомплект достигает пятидесяти и более процентов! Тем количеством личного состава, что у нас имеется, мы не можем перекрыть со стопроцентной гарантией все возможные направления, по которым могут передвигаться те, кого мы разыскиваем. Как вы этого не понимаете?!

'Интересная у нас беседа, получается! — подумал я. И Тихонов, и Зиновьев, по своему правы. Но, надо же и остальным предоставить возможность высказаться. Вдруг, что дельное скажут? Калмыков со Шмаковым в разговор не встревают, все больше слушают да на ус мотают. Теперь, просто нужно направить этот диспут в нужное русло. Добавим немного конкретики'.

— Подождите, не горячитесь, лейтенант! Вы, несомненно, правы. Но Зиновьев тоже ведь дело говорит. В первую очередь — нам нужны словесные портреты разыскиваемых шпионов и, желательно, с особыми приметами. Во-вторых, необходимо организовать тесное взаимодействие с теми, кто отвечает за тылы дивизий, в частности с Особыми отделами 124-й, 304-й и 278-й стрелковых дивизий. Причем, не исключена возможность того, что в ближайшее время, немцы активизируют заброску в наш тыл не только небольших групп диверсантов, а целых разведподразделений. Они могут действительно высадить парашютный десант. Так что, расслабляться не стоит. Необходимо срочно связаться с подразделениями, отвечающими за контрольно-пропускной режим в армейском тыловом районе. Не обойтись нам и без помощи пограничников, из полков по охране тыла фронта. Помимо того, придется привлечь территориальные подразделения милиции, истребительных батальонов, где они сформированы, и всего партийного и комсомольского актива. Нужно шире опираться на помощь местного населения!

В это время в землянку вернулся Храпов, в руках его были исписанные мелким почерком листы бумаги. Прямо с порога он удовлетворенно заявил:

— Есть приметы, товарищ Владимиров!

Я с недоверием посмотрел на него. Что-то уж больно быстро он управился. Храпов, перехватив мой взгляд, заверил:

— Все в порядке! Нужно просто уметь работать, как следует! А результат будет. Обязательно!

Да, быстро он управился. Взял, протянутые Храповым листы, исписанные четким, красивым почерком, пробежал по строчкам. Вроде все в порядке. Лебедев описал внешность 'капитана' и 'сержантов', довольно приблизительно, но, вместе с тем и этого было вполне достаточно, чтобы передать приметы во все Особые отделы дивизий, а также на контрольно-пропускные пункты, выставленные на дорогах, ведущих в тыл 21-й Армии.

— Оперативно сработали. Молодцы! — похвалил я расторопного старшего лейтенанта. Но тот, довольно равнодушно воспринял мои слова. Спросил только разрешения переписать приметы шпионов, для передачи в Особые отделы 304-й и 278-й стрелковых дивизий, ну и для распространения в полках своей дивизии, соответственно. Получив разрешение, тут же озадачил своего писаря, невзрачного младшего сержанта, что как тень неотступно следовал за своим начальством повсюду. Едва писарь расположился на краю стола и принялся за дело, в углу раздался телефонный зуммер. Взволнованный связист, зажимая ладонью микрофон, доложил:

— Товарищ старший лейтенант! Из штаба Армии вызывают!

Храпов дернулся, было, к аппарату, но связист уточнил:

— Товарища Владимирова просят пригласить!

Я встал из-за стола, поправил гимнастерку и, пройдя в угол землянки, где находился телефон, взял трубку из внезапно вспотевших рук младшего сержанта.

— Владимиров у аппарата! Слушаю вас!

На другом конце провода, сквозь шорохи и треск помех, послышался искаженный расстоянием, но такой знакомый, голос Начальника Особого отдела Армии, майора Государственной безопасности Хандошко:

— Владимиров? Ну, что там у тебя? Как идет розыск? Докладывай!

— Здравия желаю, товарищ майор! Докладываю. Оперативная группа, на данном этапе, свое задание выполнила. Подробности и полный доклад, хотелось бы, при личной встрече. Появились новые данные...

— Что сделано вашей группой за прошедшие сутки? — перебил меня майор.

В голосе его слышалось недовольство или усталость. Я понял, что дела наши плохи. Или появились новые данные по разыскиваемой группе. Может, они уже успели натворить что-нибудь? Но, на начальство обижаться — дело неблагодарное, как ни старайся, все равно хорошим не будешь. Портить отношения с Хандошко, у меня не было ни малейшего желания, поэтому, как ни в чем небывало, продолжил прерванный доклад:

— Товарищ майор! Появились новые данные о составе разыскиваемых нами групп, есть свидетели, готовые опознать практически всех, оставшихся в живых, диверсантов. Со слов задержанных, составлены словесные портреты подозреваемых. Старший лейтенант Храпов, в данный момент, занимается распространением полученной в ходе розыскных мероприятий информации по полкам своей, а также соседних дивизий. Кроме того, имеются сведения о предполагаемой цели, разыскиваемой нами разведывательно-диверсионной группы врага. Но об этом, хотелось бы доложить лично.

— Вот заладил: 'Лично, при личной встрече'! Что конкретно у вас есть по этому делу?

Штаб фронта, само собой, давит на майора, — подумал я, — но обсуждать такие вопросы по телефону не хотелось. Если те, за кем мы охотимся, парни 'тертые', а судя по всему, так оно и есть, то и подготовлены они, соответственно, как следует. Значит, нельзя исключать такую возможность, как прослушивание телефонных линий. Самый надежный и лучший способ, для шпионов, узнать 'последние известия', в том числе и о собственном розыске, это присоединиться к проводу связи. Лучше с глазу на глаз доложить майору обо всем, что нам стало известно. Так надежней будет. Поэтому, несмотря на недовольство начальства, ответил:

— Товарищ майор, подробности доложу лично, при встрече.

Несмотря на помехи, было слышно, как обиженно засопели на другом конце провода. Понимая, что я все делаю правильно, Хандошко лишь буркнул в трубку:

— Поступай, как знаешь! Но, чтобы к 23-00, все материалы по этому делу, все, что удалось накопать, были у меня на столе! Ты меня понял, Владимиров? Вопросы есть?

— Так точно, товарищ майор! Вопросы есть, — нужно было 'ковать железо, пока горячо'. — Нам нужен транспорт и, что делать с бойцами лейтенанта Тихонова?

Выплеснув эмоции, начальник Особого отдела Армии, слегка подобревшим голосом, напутствовал меня:

— Пограничники, пока, до особого распоряжения, остаются в твоем подчинении. С их начальством я договорился. Всех свидетелей вези сюда, на месте разберемся, что к чему...

— А транспорт? — решил я поднять настроение у начальства, хотя прекрасно знал, что ответит мне Хандошко.

— А что, транспорт? Транспорт можешь 'одолжить' у своих гостеприимных хозяев. И не строй из себя 'сироту', я тебя знаю! Временно позаимствуешь автомобиль. С возвратом.

— Ясно, товарищ майор!

— Да погоди, ты! Ясно ему, видите ли! И без всяких, там, экспроприаций и ненужных эксцессов, чтобы мне потом за тебя краснеть не пришлось! Здесь, на месте, я вам транспорт организую, если будет такая нужда.

— Товарищ старший лейтенант, — вполголоса напомнил о себе сержант Зиновьев и указал на Шмакова и Калмыкова. Я понял, о чем он хочет спросить.

— Если у тебя все, тогда до встречи, — спешил распрощаться со мной Хандошко.

— Товарищ майор, секундочку! Здесь у нас еще один вопрос образовался. Как прикажете поступить с бойцами из разведвзвода, которые первыми обнаружили противника и участвовали сегодня в составе оперативной группы в розыскных мероприятиях? Ребята, в общем-то, толковые. Думаю, они нам еще пригодятся для опознания диверсантов, в случае поимки...

— Никаких случайностей быть не должно! Я даже слышать об этом ничего не желаю. Враг должен быть найден и обезврежен! Вот как должен стоять вопрос, — возмущенно прокричал в трубку майор. — Оперативную группу, подчиненную вам, старший лейтенант Владимиров, расформировывать категорически запрещаю! Жду вашего доклада не позднее 23.00.

И бросил трубку.

Все и так было предельно ясно: розыск продолжается. Необходимо срочно разжиться транспортом и, в предельно короткий срок, оказаться на хуторе Клетско-Почтовском, в штабе 21-й Армии. Я посмотрел на часы, затем, перевел взгляд на вопросительно уставившихся мне прямо в глаза Зиновьева, Тихонова и Калмыкова со Шмаковым. Видимо, они догадались, что сейчас я их серьезно огорчу. В глубине души, они горячо мечтали отправиться восвояси уже в ближайшее время. Особенно расстроенный вид был у Андрея. Но, что же тут поделаешь? Приказ есть приказ.

* * *

Минут через тридцать, около восьми часов вечера Храпов сообщил, что транспорт прибыл. Солнце уже скрылось за горизонтом, стало немного прохладнее. 'Полуторка' остановилась, слегка скрипнув тормозами, еще не осела пыль поднятая автомобилем, как из кабины выскочили двое военных. В одном из них легко можно было опознать шофера, этот сразу открыл моторный отсек и почти полностью исчез в его недрах, погромыхивая гаечными ключами; второй — видимо старший машины, звания было не рассмотреть на таком расстоянии, стряхнув с формы пыль и оправившись, направился на поиски начальства. Наткнувшись на Храпова, прибывший командир козырнул старшему лейтенанту и тут же принялся ему что-то напористо объяснять. Он явно был чем-то недоволен. Нужно узнать, в чем дело и выдвигаться как можно быстрее. Скоро начнет темнеть и если водитель плохо знает дорогу то, как бы нам не заплутать ненароком.

Незадолго перед этим, я построил своих подчиненных, всю оперативную группу, и довел до них приказ майора Хандошко. По лицам бойцов можно было определить, кто как отнесся к этой новости. Андрей Калмыков и сержант Зиновьев были явно огорчены таким поворотом событий. Шмакову, казалось, было все равно, ни один мускул не дрогнул на его хитрой физиономии. Лейтенант Тихонов и его пограничники спокойно восприняли приказ майора и были готовы исполнить его, хотя им тоже, наверное, не терпелось вернуться в свое родное подразделение.

— Товарищ Владимиров! Можно вас на пару слов? — позвал Храпов.

— Что случилось? — спросил я его.

— Тут такое дело, — почему-то вполголоса, проговорил старший лейтенант, — транспорт мы вам нашли, но...

— Что не так? — глядя на смущенную улыбку Храпова, поинтересовался я.

— Ничего такого, вы не подумайте. С автомобилем все в полном порядке, просто он из другой армии, якобы. Я у старшего машины документы проверил, вроде не врет. Но возмущался он очень, требовал предоставить ему связь с командующим....

— Со своим или нашим?

— Что? — переспросил Храпов.

— Я говорю: с нашим командующим или со своим? И почему не с командующим фронтом?

— Конечно со своим! А где я ему здесь связь с 62-й армией возьму? Пусть доставит вас в Клетско-Почтовский, а там ему все растолкуют, что к чему! И связь предоставят, если она ему действительно необходима.

— А чего он возмущается? Ты объяснил ему, что у нас важное задание Особого отдела армии? Подожди, я сам сейчас с ним переговорю. Нам здесь ночи дожидаться, тоже особого резона нет.

— Да я прекрасно вас понимаю, и как только ему не объяснял! Но он ничего и слышать не хочет, уперся как.... Этот лейтенант настырный как танк! Хотя, больше на моряка смахивает. А вот и он, легок на помине.

К нам стремительной походкой приближался решительно настроенный, лет двадцати пяти — двадцати семи, младший лейтенант. Подойдя, представился:

— Офицер связи 20-й мотострелковой бригады лейтенант Корчинский, — протянул удостоверение личности и сложенную вчетверо какую-то бумагу.

В том, что это действительно моряк, сомнений не было ни грамма, судя по видневшейся из-под гимнастерки тельняшке. Орден Боевого Красного знамени, Красной звезды и медаль 'За отвагу' свидетельствовали о том, что парень этот не робкого десятка и наверняка успел побывать во многих переделках. И, скорее всего в Крыму, почему-то подумал я, вглядываясь в его загорелое лицо.