Зачем? Зачем? Зачем я выжил? Слепой, с перебитым спинным мозгом, с искалеченными руками? Дармоедствовать? Объедать здоровых бойцов?
Кричу. От боли — не кричу. Кричу от обиды. Нет, не на такой финал я рассчитывал. Хотел умереть в бою! Как и подобает мужчине, как и положено защитнику воюющей страны, как и положено воину народа, сражающегося за право на жизнь. Стоя, с оружием в руках!
Не хочу я жить растением! Зачем такая жизнь?
Предчувствие меня обмануло. Кинуло. Оно меня обнадёжило — всё, Витя, настал твой последний и решительный! Увидишь ты дом родной, увидишь ты родных! И что? Сгнивай теперь куском тухлого мяса! В этом проклятущем прошлом!
Как я мог поверить своим предчувствиям? Как мог так себя обнадёжить? Ведь — уже не раз они меня подводили! И не два раза подводили! Подводили много раз: Маугли, в тот раз — не учуял. Чутьё не предупредило о том, что пулемётчик немцев будет стрелять прямо сквозь межкомнатные стены, которые для пулемёта — что картон? Почему предчувствие опасности не сработало? В него, в "датчик опасности" — в крестец, пулю и получил. Да так, что пуля прошла меж позвоночных дисков и перебила спиной мозг. И — застряла там, не в силах пробить кости позвоночника. Не пошла дальше, что убило бы меня, к моему счастью. Кирпичи — пробила, а в изменённых костях — застряла.
Как я мог забыть, что Пославший меня сюда не даст мне смерти? Но, не избавит меня от страданий. Цель — не достигнута. И как её теперь достичь парализованному слепому инвалиду? Глаз — нет. Ног — нет. Правая, может, и оживёт, а левой — нет.
Доктор говорит, что пули и осколки — вынули. Частично — зашили. Частично — оставили открытые раны. Или дренаж вывели. Чтобы не гнило изнутри, а — выходил гной наружу. Я — не особо вникал. Кисть — оставили. Понадеявшись на силу и молодость организма. Обычно при таких ранах — конечность отсекают по сустав. Кисть могли и отхреначить. Запросто. Но, оставили. Косточки, а их в кисти много, — оказались целы, хотя вся плоть на кисти была изорвана пулей и осколками рукояти пистолета. Если приживётся — будет кисть. Видимость кисти. Работать не будет — порвано всё. Мышцы, связки, нервы — всё в клочья. Не приживётся — отрежут. Поток раненных бойцов стал спадать, вот и решили — не спешить.
Да, немцы — капитулировали. Паулюс — сдался. Спешащих к нему на выручку Манштейнов — отбили. Теперь — гонят немцев грандиозным наступлением. Отчищают от немецкой заразы юг страны. Грандиозные, тщательно подготовленные, бережно лелеемые ударные кулаки танковых армий наступают из Ростова и отсюда, Сталинграда, гоня немецкую мутную волну на запад. На Воронеж, Харьков и Киев. Под Моздоком окружена Кавказкая группировка немцев. Против Сталинградской, она — мелочь. Но, объективно — пипец немцам на Кавказе.
Надо радоваться грандиозной Победе русского оружия, восхищаться стратегическому таланту, выдержке и прозорливости русских полководцев и Сталина, что удержался, не ввёл эти элитные, набранные из опытных бойцов, свежие, войска в бой в эпической битве в бассейне Волги и Дона, не израсходовал их в оборонительных боях. Сберёг. Оборону держали части "второго эшелона". А лучшие соединения — мехкорпуса, танковые бригады, егеря, отлично вооружённые, сформированные из опытных бойцов — ждали своего часа. И вот — он пришёл, нужный момент. Последние резервы Гитлера были развеяны, наступление ему — не сдержать. Нечем сдерживать. Все резервы были потрачены на деблокирующий удар. Пока он перекинет войска из Европы и Африки — наши основательно почистят Родину.
Но, человек такая скотина, что своя боль — намного сильнее и больнее, чем общая Победа. Радость Победы над лучшей, и это — объективно, армией мира проскочила мимо моего сознания, замутненного болью и отчаянием. Я медленно, но верно погружался во мрак. В апатию и аутизм. Я — отказывался есть, не реагировал на людей, не реагировал на процедуры и перевязки.
Мир стал чёрным, беспросветным пространством боли и безысходности. Я не видел смысла моего дальнейшего существования. Не видел смысла продолжать эти мучения. Не видел смысла в малейшем душевном шевелении, не говоря уже о шевелении телом. Не хочу! Хватит! Погасну, как лампа в фонаре с севшими батарейками.
Долг? Я — мало его выполнил? Перед Родиной? Я сражался в полный выход своих сил. Больших сил, приданных мне. Не сачковал, не отлынивал. Кому многое дано — тот должен много и отдать. Брал всю нагрузку, что давала Судьба. Воевал, учил людей, вёл их к Победе.
Перед Сталиным? Великим и Ужасным? Всё, что знал — рассказал. Позволил мозгокопателям перетряхнуть всего себя, чуть не лишившись рассудка, и так, едва держащегося в чужом теле. Сколько времени, сил и средств, сколько жизней этим я сберёг? Сколько стоит карта ещё не открытых Сибирских месторождений? Сколько стоит ещё не прожитый опыт трудных ошибок? А я же не только "языком горазд" — руками делал. Самоходы мои взять. Приложил я "ручки, язык и голову" и к другим новым образцам оружия. Пресловутый "промежуточный патрон" — уже является частью стандартного боепитания, наравне с винтовочным 7,62 и пистолетным 7,62. Выпускается миллионами. Это только то, что я сам сделал. А что делали "кадры" Сталина! Используя дармовой опыт поколений!
Перед Родом? Родину — защищал. НаРод — берёг. ПриРоду — берёг, много рассказывал о последствиях для экологии современного бездумного загрязнения.
Что я не сделал? Почему продолжается моё существование в этом Аду? Почему не дашь мне избавления?
Я — совсем обезумел. Я — проклял Его. Кричал Ему проклятия, обвиняя Его в своей боли. Тщетно теша себя надеждой, что он — осерчает и пошлёт мне Кару Небесную. Чем хуже — тем лучше. Забывая, что Он — не человек. Он — не обидчивый. Всепрощающий и всё понимающий. Всё знающий. Он — Всё. И он — Ничто. Всё в Нём начинается и Им же — завершается.
А я — всего лишь человек. Слабый и безвольный. Я — усомнился в Его промысле. Поспешил, поторопился. Всему — своё время. Есть время Боли и осмысления. Есть время — Избавления.
Избавление пришло. Не оттуда, откуда я ждал. А совсем с другой стороны. Оттуда, откуда я — не ждал. Потому что — забыл. Потому что — придурок. Как я мог усомниться? И в Ком?
Однажды в бесконечный Мрак, в котором я пребывал, ворвался доклад:
— Установлено соединение с устройством.
Это было — неожиданно. Психованная клавиатура — нейроинтерфейс, вдруг напомнил о себе. Жил себе, подыхал себе — молчало. И вдруг — вот оно! А что за устройство?
Бася! Мой костюм Железного Человека нарисовался в "зоне доступа"! Я так этому обрадовался, что мгновенно вынырнул из Мрака.
Ощутил себя в каком-то помещении, среди людей. Несколько человек — страдали. Физически страдали. Двое разумных — морально. Один, маленький, но яркий отпечаток энергетики был сильно зациклен на меня, оттого — страдал. Другой, мутный, с сильно просевшей оболочкой, отчего энергия утекала без пользы — за всех. Сиделка? Вот как выглядят в энергетике старики?
— Маугли! — прохрипел я.
Малыш подскочил, ткнулся в меня лбом.
— Встреть товарищей генералов, проводи сюда. Не хочу больше терять время. Свет давно отрубили?
— Минут пять как, — ответил мне женский голос. Голос не старухи.
"Бася, прекрати безобразничать!" — приказал я своему же костюму. Нет, не увидел, глаз — нет же. Догадался.
— Сейчас перезапустят генератор и будет свет, — прохрипел я.
Басю я "отдавал" Кельшу. Кельш отдать Басю может только Меркулову, Берии и Сталину. Никто из этих троих — сюда не явиться. Не потому что я — Никто. Заняты люди. Работы у них — на 48 часов в сутки. Не могут они позволить себе такую роскошь, как потерю времени на перелёт и переезд за каким-то куском модифицированного медвежьего протухшего, подгнившего мяса. Значит — Кельш. С сопровождающими, естественно, но — сам. И я ему — рад.
— Ты угадал, — сказал тот же женский голос, — свет дали.
А вместе со светом — нервное напряжение поднималось в здании. Эпицентр этого напряжения плыл плавно в мою сторону. Вот они, уже рядом.
"Бася, покажи мне их".
Пошла картинка. Ах, Бася, ах, проказник! Мой костюм самостоятельно шёл рядом с Кельшем. Повинуясь моему мысленному пожеланию, Бася осмотрел себя — он принял вид бойца осназа.
Кельш, старый ты урод! Как же я рад тебя видеть! Хмурит своё изуродованное пытками лицо, слушает начальника госпиталя.
Кельш. Когда в 1942-м "активировалась" "пятая колонна" скрытых оппозиционеров во власти, возбуждённая утечкой информации о "пришельце из будущего", т.е. обо мне, Кельш провёл блестящую операцию. Можно было — выявить скрытых врагов, купировать угрозу кастрацией голов, чтобы не "утекло" к их покровителям в Лондон. Но, "кадры" Сталина поступили тоньше и мудрее. Кельш позволил себя захватить. Под пытками, выдал заранее подготовленный "слив", рассказал им часть картины будущего. Под нужным углом зрения.
Случилось так, как надеялись — раскол "пятой колонны", грызня оппозиционеров меж собой. Среди противников Сталина не все были противниками СССР, не все были врагами России. Много было там патриотов. Много. Большинство. Обиженных жесткостью Сталина и Ко, его — "лес рубят — щепки летят". Не "проникнувшиеся моментом". Много — заблудших, отравленных, обманутых. Обработанные, зомбированные, но — элита народа. Умные, грамотные, активные, обладающие огромным опытом по управлению страной. Терять таких людей — непозволительная роскошь. Чтобы их сохранить, Кельш и пожертвовал собой. Информация за рубеж — не ушла. Большинство "оппозиционеров" приняли "суровую необходимость", перешли на сторону Сталина и Ко, сдавая всех остальных. По стране прокатилась волна сердечных приступов, внезапных смертей, весьма влиятельные люди умирали от насморка. Вся сеть лондонской разведки оказалась парализована. Затошнило патронов также и в Вашингтоне, и Берлине, и в Цюрихе — их сети тоже "легли", в случае Берлина — в очередной раз. Её, разведку Канариса, вырезали в очередной раз. Власть в стране была пастеризована, как пакет молока. Быстро и незаметно для работающего и воюющего народа. Блеск! И — огромное личное мужество этого чекиста. Респект и уважуха!
Вот процессия достигла дверей. Сопоставив мои ощущения и трансляцию Баси, понял — они дошли до моей палаты. А где Маугли? Бася? Мальчишка запищал, когда железные пальцы сомкнулись на его плече. Бася, потише! Железный Дровосек!
Вижу жалкое зрелище — самого себя со стороны. Вижу, как сам вздыхаю тяжко, вижу, как щель в бинтах издаёт звук голосом Кузьмина:
— Здравствуй, Николай Николаевич! Всегда — Кока-Кола!
Кельш — улыбается:
— Рад тебя видеть.
— Не сильно вы спешили, — пеняю ему.
— Так ты же — прятался! Мотаюсь по всему Юго-Западному направлению уже третий месяц, следы твои распутываю. Ладно, потом поговорим. Товарищ полковник медицинской службы, доложите нам состояние этого куска мяса.
Начальник госпиталя удивлён. Запинается.
Вперёд выступает другой медик-боец. Белый халат, с тщательно проглаженными складками, накинут был впопыхах. Кельш останавливает полковника, кивает капитану медслужбы. Тот уверенно докладывает — я его пациент, капитан знает лучше.
Кельш кивает и уступает место ещё одному командиру — подполковнику. Он представляется командиром дивизии, в боевых порядках которой сражалась наша штрафная рота. Зачитывает приказ о снятии с меня судимостей в виду искупления — героизмом и кровью. Потом зачитывает приказ о моём награждении медалью "За отвагу". Кельш мотает головой:
— Не верно составлен приказ. Оба приказа. Исправьте. Фамилию Кенобева Обивана Джедаевича замените на Кузьмина Виктора Ивановича. Да-да. Тот самый — Медведь. Прятался от Нас. Знали бы, что так примитивно себе псевдоним выберешь... — Кельш махнул рукой.
Немая сцена. Подполковник стоит — ни жив, ни мёртв. С коробочкой в руках. Бася, в виде бойца осназа НКВД, подходит ко мне и принимает привычный для меня вид черного скафандра. Поднимает меня и несёт.
— Товарищ капитан медслужбы, прошу избавить меня от бинтов и прочих инородных предметов. Пройдёмте в перевязочную, — говорю я звуковыми модуляторами Баси.
Спустя несколько минут я зачитывал данные медблока. Плохи дела. Все раны у меня — заживут, без базара, но повреждения спинного мозга и глаз — необратимы. В полевых условиях. Необходим стационарный медицинский биореактор. Нужен корабль Пяткина. Что сейчас обломками раскидан по площади 1,6 тыс. кв. км.
Пока Бася занимался моим телом, я беседовал с Кельшем.
— И зачем вы меня решили выдернуть?
— Не навоевался?
— Навоевался. Ещё полгода назад — навоевался. Как в плен попал, так и — навоевался. А что, война — кончилась?
— Нет, не кончилась. Вроде, и победили мы на Кавказе и на Волге, а наши заклятые союзники у нас опять хотят победу отобрать.
— Что случилось?
— Турция присоединилась к станам Оси. Закавказье — потеряно. Высадка турецкого десанта в Новороссийске. Надо останавливать и разворачивать танковые армии. И перебрасывать войска обратно на Кавказ и Краснодар. Вертать всё взад.
— И мы остались без горючего.
— И мы остались без нефти Баку.
— Наглы?
— А кто?
— Да, Гитлеру, при всём желании, не хватит мощёнки сдвинуть "диван" с места. Только этим вечным интриганам с острова это по силам. Турки — их рабы. На сколько хватит запасов?
— Что там было, запасов этих?
— Всё так плохо?
— Плохо. Но — не смертельно. Турция взбелинилась не вдруг. И наша разведка свой хлеб с маслом не зазря ест. Оборудование с нефтепромыслов едет в Сибирь. Эвакуация населения и народного хозяйства проведены планово и почти полностью. Так что — пободаемся. Нам с турками — не впервой воевать.
— А что это наглы так в открытую гадят?
— О тебе слухи — не получилось скрыть. Протекло. В открытую, они ещё не присоединились к Гитлеру, ждут наших предложений. Но, вполне — могут. А где Англия — там и САСШ. И прочие колонии. Одним словом — даже если бы ты погиб — это не предотвратило бы войны со всем миром. А вот ты живой — ещё можно поиграть. И как поиграть!
— Говорили мне умные люди — Большая Игра — это больно. И это — правда. Как будите меня "играть"? Что решили? Сдать меня им в аренду? Или продать?
— Ёжнулся? Врагов укреплять? Как говорят твои: "Щаз!" Но, поиграть — можно!
Я тяжко вздыхаю — все их игры по мне мясорубкой проходят, а Кельш, горестно, усмехнулся:
— Теперь расклад ты знаешь. Я от тебя почти ничего не скрываю. Ты знаешь. Каким ты стал! Даже не вериться, что год назад я стал курировать простого парня...
— Коль, оставь лирику.
— И я — о том. Представь, идём по твоему следу, а ты — как заяц, с дивизии в дивизию, с армии в армию, с фронта на фронт. И мы ещё не уверены, что даже имя джедая Оби Вана Кеноби — гарантия. Чего только на Руси нет! Любая случайность — возможна. Любое невероятное совпадение. Сколько мы проверили Прониных, Сароновых, Суроновых, Фёдоров Сумкиных! Был даже Лука Сковородка. Но, с танком — ты угадал! Как услышал — сразу понял — ты!
— Опять этот танк!
Ржём.
— Сейчас — смешно. А когда нашли, где именно ты сражаешься, пока добрались до места, в штабе дивизии слышим: "Боец Кенобев! Все мертвы. И я — мёртв. Умерли, но не сдались! Хорони нас, крыса тыловая! Хорони ребят! Дай огня!" Каково мне было слышать? Послал осназ — нашли гору битого кирпича.
