Терять представившуюся возможность Цучи не собирался, и ссора с брюзгливым ветераном его не страшила. Первоначально семейные связи помогли Лингу, только что получившему звание генерала, удачно устроиться в третьей армии, куда он был приписан в качестве непосредственного порученца командующего Юнь Манчи. С одной стороны это сводило его личную ответственность за происходящее к минимуму, но с другой — совершенно не давало шансов лишний раз отличиться и получить хоть немного той славы и известности, без которой никак нельзя было долго удерживаться на верхушке армейской иерархии, даже если тебе покровительствует сам Генерал Болот. Наблюдая последние месяцы за действиями Басо Нуена, которого многие острые языки поминали не иначе как любимого протеже первого генерала, Линг лишний раз убедился, что не бывает ситуации, не способной дать разумному человеку хоть какие-то дельные выгоды. Каким бы страшным и бедственным не казалось сложившееся положение, только от тебя зависит, как ляжет Монета Судьбы, и то, что оборачивается трагедией для армии и целой страны, вполне может упасть прибылью в сокровищницу чьего-то личного авторитета. Рейд Нуена служил тому прекрасным примером, а если тысячник в дальнейшем все же сумеет выбраться с территории Империей живым и относительно невредимым, в Ляоляне его будет ждать самый радушный прием, как бы в целом не повернулся в дальнейший ход всей главной военной компании.
Однако старик Ким все-таки сумел подложить Лингу знатную свинью, и это буквально взбесило юного генерала. Если на первые утренние донесения Цучи не обратил особого внимания, лишь отметив про себя, что информация разведчиков генерала Фанга подтверждается, и Хань теперь движется через Генсоку к Чжу, то уже за полдень ситуация резко переменилась. Склочный старикашка сумел вляпаться в самый большой походный сортир, какой только было можно найти на этих бескрайних просторах. Это сколько же надо было выпить, чтобы перепутать наступающие части авангарда имперской армии с "несколькими разведывательными ертаулами"?! И это он-то еще называл себя опытным воином и командиром?! Смех сквозь проклятья и слезы!
Согласно задумке штаба основные силы кавалерии, подчиненной Цучи, были небольшими группами рассредоточены в центральной части провинции, наподобие "ловчей сети". По большому счету, это действительно позволяло легко контролировать столь обширную территорию и надеяться успеть предупредить любой маневр или хитрую вылазку со стороны нефритовой армии. Причем, в этой ситуации становилось неважно, кто первым успеет прибыть в Генсоку — Хань со своими озлобленными головорезами или тайпэн Кара Сунь во главе многотысячной Закатной армии. Во втором случае, ни о каких боевых действиях речи естественно уже не шло бы. Впрочем, многие генералы готовы были не связываться и с императорских колдуном, но пока они предпочитали держать при себе свои мысли, и Цучи был им за это весьма благодарен.
В итоге, "сеть" сработала замечательно, а вот исполнители в лице того же тысячника Ким Пака подкачали довольно сильно. Лингу теперь не оставалось ничего другого, кроме как попытаться исправить чужие ошибки и вырвать за счет этого для себя немного долгожданного почета, всеобщего уважения и воинской славы. Нужна была лишь самая малость — разбить передовые силы того полководца, который сумел за эту войну в общей мере "убрать" со стратегической карты порядка ста двадцати тысяч царских солдат и две трети юньского флота.
Как ни странно, но свои шансы совершить нечто подобное Цучи оценивал как весьма высокие, и на это у него действительно были довольно веские основания. Единственной армейской службой, которая показала себя великолепно не только в начале войны, но и на всех последующих этапах, пока оставалась лишь военная разведка. Люди генерала Фанга всегда появлялись там, где это было нужно, и предоставляли в распоряжение командиров всю имевшуюся у них информацию, оказывавшуюся зачастую куда более детальной и точной, чем сами полководцы могли бы желать. И именно на сведения разведчиков Линг намерен был опереться сейчас.
Войска Ханя продвигались по Генсоку к закатному югу со скоростью почти вдвое превышавшей темпы походного марша строевых частей Юнь. На самом деле, ничего необычного здесь не было, о подобном "разрыве в возможностях" тот же генерал Манчи был предупрежден заранее, еще во время подготовки к вторжению.
Значительное превосходство императорских войск над царской армией в некоторых отдельных аспектах, например, хотя бы в вопросах обеспечения полевых лечебниц и мастерских за счет их блестящей военно-бюрократической организации, пока что было неумолимо. Однако, даже так основные силы тайпэна-колдуна, представленные пехотой и механической артиллерией, не могли появиться близ озера Тива раньше, чем послезавтра. Следовательно, кавалерийский авангард, с которым столкнулся Ким Пак, действовал в отрыве от главной армии и по своему усмотрению.
Вероятнее всего, Ли Хань сам возглавлял императорских всадников, что и придавало им эту бесшабашную наглость, а располагая сведениями о характере предупредительно-патрульной деятельности вражеских конных отрядов в этом районе, нефритовый полководец вполне мог посчитать, что больших сил юнь здесь попросту нет. После этого, попытка заманить в ловушку наиболее крупное соединение противника, что, кстати, вполне удалось, выглядела бы со стороны Ханя вполне обоснованно. Вот только он не учел одного важного пункта.
Кроме людей Ким Пака в распоряжении Цучи было еще шесть сборных тысяч, две из которых были заняты выполнением того же задания, что и отряд вечно всем недовольного старика. А вот еще сорок сотен Линг держал при себе, расположившись крупным лагерем в суточном переходе от главного штаба. И как только ситуация с засадой окончательно прояснилась, молодой генерал поднял всех своих всадников и поспешно ринулся на восход, не дожидаясь когда его нагонит какой-нибудь очередной дурацкий приказ из ставки. Времени на решительные действия у Линга оставалось совсем немного.
Группы патрульных дозоров были согласно приказу собраны в условленном месте, и к вечеру Цучи двинулся навстречу имперской армии уже во главе полных шести тысяч копий. Теперь главным было успеть навязать имперцам сражение, не позволив им уйти, объединившись с основными силами. И для этого Линг решил использовать один старый и не очень хитрый, но проверенный жизнью маневр. Несмотря на суточный марш, солдаты Юнь находились в достаточно неплохой форме. Подобным образом сказывалась долгая практика ночных рейдов и умение отсыпаться в седле, которым за эти месяцы блестяще овладел даже сам генерал.
Три тысячи всадников появились у южного берега Тива в предрассветный час, застав противника именно там, где и рассчитывал Линг. Лагерь, развернутый Ханем после сражения с Паком, стоял всего в часе пути отсюда. Разъезды кочевников, разумеется, заметили юнь заранее, но уклоняться от боя в подобной ситуации императорская армия не стала. А спустя совсем короткий промежуток времени, две кавалерийских лавины, к вещей радости Цучи, уже сошлись на травянистых берегах и озерных отмелях под треск сотен ломающихся копий.
Спустя полчаса к месту сражения подошли "приотставшие" двадцать шесть сотен из числа тех дозорных отрядов, кто к рассвету нагнали ударные силы Линга, и которые юный генерал намеренно придерживал в резерве. Таким образом, если раньше силы Юнь и Империи были в целом относительно равны, то теперь фланговый удар еще одной крупной кавалерийской группировки решительно переломил ход битвы, которая была вполне способна в иной ситуации превратиться в долгое, упорное и кровопролитное "бодание" между противниками.
Первыми, как, впрочем, и ожидали царские офицеры, дрогнули манериты. Основная масса нукеров уступала всадниками Цучи и дисциплиной, и мастерством, и защитным снаряжением, а скорость и мобильность, которыми обладали солдаты Ляоляна, не давали кочевникам времени и возможности, чтобы стремительно отойти после первой сшибки в мечи и копья, дабы начать использовать в полной мере свои знаменитые тугие луки. Вслед за беспорядочно "посыпавшимися" на флангах союзниками невольно подался назад и центр императорского войска.
Надежды на паническое бегство врага не оправдались, здесь псы Избранника Неба проявили характер, не пожелав исполнять все именно так, как задумывал Цучи. Однако отход основных сил противника был именно отступлением, и ни о какой перегруппировке и ответных ударах речи уже теперь идти не могло. Имперцы вновь немного уперлись перед собственным лагерем, давая время уйти своим солдатам прислуги и лекарям, обремененным раненными, и Линг не стал упорствовать, давая своим собственным воинам небольшую передышку, но не ослабляя главного натиска. Конечно, можно было в этот момент попытаться окружить силы тайпэна Ханя, но потери, которые уже понесли его конные тысячи, порядком остудили первоначальный пыл генерала. Если с бойцами степных каганов у Цучи все было предельно просто, то императорские всадники в лучшем случае отдавали одного своего за трех-четырех врагов, а с такими тенденциями Линг рисковал остаться не только без войска, но и без столь желанной "успешной победы" над нефритовым колдуном.
Тем не менее, отказываться от преследования и удара по арьергардам никто не собирался. Несколько попыток манеритов устроить засады и задержать хоть на немного царских солдат были тоже вполне предсказуемыми. С тактическими ухищрениями своего врага юнь ознакомились уже давно. Императорская армия поспешно откатывалась к многочисленным болотистым истокам Люньшай, вероятно надеясь к вечеру объединиться со своими главными пехотными отрядами. Но заходить так далеко Линг в любом случае не собирался, рассчитывая свернуть погоню где-то чуть раньше полудня.
Однако в тот момент, когда большая часть войска Цучи, увлеченная веселой охотой за отстающими отрядами имперцев, вошла в ту часть вытянутой озерной долины, что сужалась между подступавших солончаков, с обеих сторон по отрядам Юнь ударили замаскированные батареи камнеметов и тяжелых самострелов, установленных на подвижные колесные лафеты. Снаряды с алхимической взрывчаткой, "жидким" огнем и отравляющими испарениями обрушились настоящими демоническим градом, повергая людей и животных в ужас, заставляя их в панике ломать строй и лишь еще больше усиливать опасную суматоху. Расчеты машин споро перезаряжали свои механизмы, отправляя в суетящуюся массу солдат один за другим опасные "подарки". Голубое небо резко перечеркнули дымными хвостами десятки ракет, начавших взрываться еще в воздухе, осыпая все вокруг убийственными чугунными осколками.
Путь вперед для воинов-юнь оказался перекрыт множеством рогаток, за которыми щетинился строй бронированных копейщиков и щитоносцев, а из-за их спин летели длинные оперенные стрелы имперских лучников. Небольшие группы охраны были и у засевших в болотах инженеров, и те немногие солдаты, что попытались прорваться через топь к вражеским артиллеристам, очень быстро пожалели об этом. Не меньше двенадцати сотен армейских всадников и манеритских нукеров, ударивших в тыл царским войскам, окончательно довершили разгром.
Из пяти тысяч воинов генерала Цучи, угодивших в "мокрый мешок", к вечеру в живых осталась лишь половина. Три четверти уцелевших солдат были ранены и попали в плен. Вырваться и скрыться сумели лишь около шестисот. Никаких крупных отрядов юньской кавалерии в Генсоку после этого уже не осталось.
Откинув тяжелый стеганый полог, Ли прошел внутрь шатра, на ходу приветственно кивая Куанши, скалой возвышавшемуся над столом с расстеленной картой, и тайпэну Васато Ваню, устроившемуся рядом в плетеном кресле. За последнюю неделю этот немолодой уже полководец заметно осунулся да и выглядел довольно измотанным, однако по-прежнему выполнял все свои обязанности по организационным вопросам с тем же надменно-холоднокровным спокойствием и мрачноватым шутками, к которым Хань начал невольно привыкать. Так или иначе, выбор, сделанный Императором и Всесильным Тэном в отношении этого человека, становился для Ли все понятнее с каждым прошедшим днем.
Пусть тайпэн Вань и не был гениальным стратегом или великим воином, но упорства и дотошности ему было не занимать. Сам Хань с трудом представлял себе как бы он смог справляться со всей той сворой военных чиновников и интендантов, которые отвечали за все бесчисленные аспекты успешного продвижения немалой армии, если бы заботу об этом не взял на себя Васато. Во время командования объединенной эскадрой вопросы обеспечения и тому подобное решали хайтины, неоспоримые хозяева своих кораблей, единолично отвечавшие за все, что находилось на палубах и в трюмах судов, так что ощутить в полной мере, насколько же это непросто — поддерживать работу армейских "механизмов" — Ли тогда по-настоящему так и не смог. К счастью для бывшего дзи, на этот раз у него под рукой вовремя оказался член военного совета, куда более сведущий в таких делах, чем он сам.
Опустившись на одно из пустующих мест, Хань с непередаваемым облегчением вытянул ноги и откинулся на гибкую жесткую спинку, мысленно вознося хвалу предкам того мастера, что создал столь прекрасную и удобную вещь.
— Гкень прислал для нас сообщение, — когтистая лапа демона небрежно указала на распечатанный бамбуковый тубус, лежавший на краю столешницы рядом с Ли. — Они с хайтином Кэй готовы притворить свою маленькую пакость в жизнь и ожидают ныне лишь подтверждения нашего успеха и дозволения хайтина Шао Шэна из Таури.
— Теперь им точно ничего не грозит, и Реёко сможет вволю порезвиться у северных берегов Юнь, — кивнул, соглашаясь, Ли. — Пленный генерал подтвердил донесения Ёнг, осталось лишь дождаться возвращения последнего отряда разведчиков.
Воспоминания о допросе юньского командира болезненно резанули сознание Ханя, заставив невольно поморщиться. Нет, дело было отнюдь не в методах работы армейских дознавателей, умевших развязывать языки даже самым несговорчивым. Ведь в этот раз никто из них не начал свою работу, а генерал Цучи уже выкладывал все сам, подробно и обстоятельно. Командир вражеской кавалерии слишком сильно боялся — боялся боли, боялся смерти, боялся Ли Ханя, стоявшего перед ним. И от того еще разительнее был контраст между этим молодым, сильным, здоровым парнем и тем, кто был на его месте всего несколько часов назад.
Почему тысячник Пак сумел дожить до этого момента, оставалось загадкой даже для имперских лекарей, что были поставлены следить за его состоянием. Семь страшных ран, каждая из которых могла бы оказаться смертельной для любого другого, сплошным ковром покрывали тело юньского офицера, не считая всяких мелких "царапин", вроде начисто срезанной левой щеки, обнажившей желтые "пеньки" все еще крепких нестариковских зубов. Обе руки Кима были сломаны в нескольких местах — захватить вражеского командира живым по-другому не получилось. Но он так и не сдался. Когда дознаватель предложил ему вколоть ген-ци-шу, чтобы ослабить боль, старый тысячник расхохотался, закашлялся и плюнул в лицо заплечному мастеру бледно-коричневой сукровицей. За весь допрос Пак так и не сказал ничего о том, что пытались узнать люди, задававшие ему вопросы. Только несколько раз заковыристо выругался да разразился длинным проклятьем под конец. До утра тысячник уже не дожил, его похоронили на берегу озера Тива со всеми почестями и по всем армейским традициям, принятым юнь. Ли настоял на этом особо, и его приказ никто не решился оспорить.
