— Я бы лучше позаботился о миледи, чем о лошадях... — разочаровано произнёс за нашими спинами Джон и, кажется, получил затрещину от толстяка:
— Я тебе покажу, как заглядываться на благородных леди, остолоп! Бездельник! Немедленно отправляйся работать, пока я не вышвырнул тебя из гостиницы, и ты не отправился обратно в свою деревню разгребать вилами навоз! — произнеся практически на одном дыхании эту тираду, хозяин постоялого двора, переваливаясь как медведь из мультфильма, вбежал вслед за нами, проскочил вперёд и умудрился поклониться, церемонным жестом предложив пройти в помещение.
Надо сказать, что здесь мне понравилось ещё меньше. Судя по тому, какой звук издал наш загадочный, ему это место тоже не показалось фиванской гостиницей. Чего не скажешь о Романе, который, судя по его лицу, был согласен даже на одну комнату со своей бывшей женой из серого мрачного замка, лишь бы можно было спокойно отоспаться, а не чувствовать, как под тобой трясётся седло в такт движениям скакуна. Марселла была на стороне хозяина, и таким образом голоса разделились. А так как выбирать больше было не из чего, Роман отправился вслед за толстяком, чтобы отметить в книге наши имена и всё, что ещё полагалось по стандартам. Мы остались в самом переднем зале, левая часть которого была полностью отведена под трапезную, а правая служила стойкой и местом, где находился постоянно сам хозяин гостиницы. Левая часть зала располагалась на двух ярусах: нижний нависал над верхним вторым этажом, пол которого был одновременно потолком для первого этажа и покрывал столики, выдвигаясь к центру трапезной. На второй этаж вела одна-единственная лестница сбоку, как раз напротив входа в само здание, и отсюда были прекрасно видны двери многочисленных комнат, в которых поселяли постояльцев. Здесь же, внизу, несмотря на ранний день (где-то около полудня), стояли невыносимый шум и дым коромыслом, исходивший из огромного очага, в котором жарилось нечто съестное в необъятном котелке (правда, съестное ли. Хотя уточнять это мне как-то не хотелось).
— Ну, так мы шайтем или нет? — зашипел на меня полулев, поднимая свои глазищи и незаметно теребя подол моей юбки. Я взглянула на Марселлу, которая, смежив веки, сидела копилкой на одном месте, неизвестно каким образом не заваливаясь на бок, и решила смилостивиться над своей любимицей... ну, и заодно над этим вот...
Я выбрала наиболее удобно расположенный в помещении столик с двумя лавками, одна из которых стояла прямо у стены, и я — не скажу, чтобы с удовольствием, но всё же — расположилась на этой самой лавке, откинувшись назад. Устроив на своих коленях Марселлу, я одним мимолётным взглядом рассеяла надежды Сфинкса на расположение его шкуры там же, по соседству с кошкой, и прикрыла веки, расслабившись на тёплом солнечном свете, лившимся в лицо со стороны улицы из бокового окна...
— Леди будет что-нибудь заказывать?
М... ну вот. Убила бы, если бы не было так лень поднять руку. Поднять получилось только ресницы, из-под которых я оглядела типичную деревенскую девку лет двадцати пяти, полную, но фигуристую, одетую по местной трактирной моде, с круглым, с бортиками, подносом в руке (видимо, только что кому-то принесла заказ). Больше ни на что у меня фантазии не хватило, и я, почувствовав, что начинаю деградировать, потому что извилинами лень пошевелить, снова закрыла глаза, сделав ленивый жест, отгоняя девицу, точно муху.
— Хм, подумаешь... — отойдя на некоторое расстояние, фыркнула девка. Видимо, она рассчитывала, что я не услышу, а, может, ей было глубоко всё равно, а вот мне-то...
— Эстела, этот Вильям был бы просто идиот, если бы он не был держателем постоялого двора! — радостно объявил у меня над ухом таксист, выныривая с той стороны, откуда мы вошли в зал, я от неожиданности отпустила взором девку, и та, так и не получив достойного наказания, просто пару раз споткнулась и добрела в целости и сохранности до двери, откуда и доносились практически все стоявшие в этом помещении запахи. — Упс, я, кажется, опять не вовремя... кого я помешал подвергать экзекуции на этот раз?
— Молщи, неражумный отрок, иначе на шебе ишпытаешь! — зашипел на него полулев и, бросив на меня беспомощный взгляд, накрылся на всякий случай лапами, дабы не навлечь на себя моего высочайшего гнева. Молодец, быстро соображает, видимо, учиться никогда не поздно, раз он всё-таки освоил эту нехитрую премудрость не вякать, когда я в гневе.
— Что, правда всё так серьёзно, или опять кому-то не понравился цвет твоих глаз? — насмешливо поинтересовался Роман и уселся на лавку напротив, махнув в сторону кухонной двери рукой. Сфинкс поспешил превратиться в тень от оконной рамы на лавке и плавно сполз на пол, моментально где-то испарившись. Марселла на моих коленях оживилась, сразу же забыв про сон и вспомнив о том, что хозяйка давно не чесала её за ухом. Я приняла это как должное, однако, совершенно передумав сердиться, таксист же и не подумал пересмотреть свой тон, и мне пришлось всё-таки заняться его воспитанием. Я сняла с колен и отложила на всякий случай в сторону от себя кошку и медленно подняла на Романа ресницы. Такого взгляда он от меня, видимо, не ожидал, потому что застыл как вкопанный на той противоположной лавке и, наверное, ещё долго не смог бы опомниться, если бы над столом не прозвенел голос, от звука которого я едва не подпрыгнула, зашипев!..
— Что закажете, милорд? — растянув на протяжении всей и без того не хилой физиономии улыбку, склонилась перед таксистом девица так низко, что своим бюстом загородила Роману весь обзор на мою персону. Это тут же способствовало тому, что он отвлёкся от моих глаз и вернулся в действительность, которая ему предстала в виде... В общем, не знаю, как ему, а мне не очень...
— А?.. Ч-что, прости? — осведомился, умудряясь даже в этой коротенькой фразе спотыкаться о слова, Роман, и я поняла, что до него дошло, что именно застило ему обзор. Дозрел, милый...
— Я спрашиваю, милорд, что будете заказывать? — елейным голоском прощебетала "синичка", сильнее выгибаясь в поясе. — У нас сегодня замечательная баранина, милорд, не желаете ли?..
— А-а... ну... так... — откликнулся на её призыв местный оратор. Ох, ну как тут было не прийти на помощь бедному человеку? Хнум, зачти мне это как проявление любви к смертным!!..
— Не желает, — ответила я как можно более уверенным тоном. — Баранина слишком жирна и вредит здоровью, — пояснила я, выглядывая из-за бюста на таксиста. Но девица не удостоила меня даже взглядом, вскинула подбородок и презрительно откликнулась:
— Это, может быть, у вас в городе вредит здоровью, поэтому у вас и вид такой, словно вас телегой расплющило, и остались одни кожа да кости. А у нас все только здоровьем и пышут...
— А! Так вот почему очень часто всех пышущих здоровьем в вашем городе почему-то путают с бурёнками! Кстати, когда дойка? Очень хочется свежего молочка...
— Своё надо иметь! — рявкнула неожиданно девица, всей своей мощной фигурой нависнув надо мной и, заметив мой насмешливый взгляд, фыркнула, повернувшись на сто восемьдесят градусов, и, раскачивая, как волна бедную лодочку, бёдрами, удалилась от нас в гордое изгнание.
Я повернулась к Роману и только пожала плечами на его помрачневший взгляд:
— Ты что-то хочешь сказать? — невинно поинтересовалась я.
— Да нет, что ты, — ядовито вздёрнул брови таксист, — я ведь умненький, понимаю, что когда женщина, тем более такая, ревнует, нужно просто до потолка от счастья прыгать... Вот только кормить ты сама меня будешь? Интересно чем!
— Что ты хочешь сказать, что я лишила тебя законного молока за вредность? — презрительно скривилась я и собралась уже подниматься с лавки, когда меня точно током пронзило, и я, потрясённая, повалилась обратно, тупо расширившимися глазами смотря вперёд себя.
— Ну и кому нужно молоко за вредность? — усмехнулся Роман, поднимаясь мне навстречу и заходя ко мне сбоку: — Ты уже от слабости подняться на ноги не можешь, а ещё...
Я резко оттолкнула его в сторону и воззрилась в ту сторону, в которой исчезла эта... девица... Почтение к моему вниманию закончилось только захлопнувшейся у меня на глазах дверью на кухню... Я откинулась назад, всё ещё не в состоянии восстановить дыхание и прижав ладонь к животу. О том, на кого я сейчас была похожа с выпученными глазами и открытым ртом, я уже не думала. Мои мысли занимал кое-кто другой... Вот стерва, да я из неё...
— Эштела, не шпеши, — пожалуй, шепелявый голос Сфинкса охладил меня в этот момент лучше целой кадушки ледяной воды, вылитой на голову. Он высунулся из-под стола, положив лапы на лавку возле моих ног и хлопая самыми серьёзными глазами: — Ты пошпешишь, и мы воопще не шможем ни отдохнуть, ни шпокойно допратьша до Грааля...
— М... — я сглотнула и медленно восстановила дыхание: — Ты прав... на этот раз...
— Да что такое случилось, вы можете мне объяснить? — нахмурился Роман, уперев руки в бока и взирая на нас сверху вниз. Полулев деликатно сделал вид, что тут не причём, а я подумала немного и, подняв вверх лицо, вымученно улыбнулась:
— Я, пожалуй, и вправду устала... Отведи меня в нашу комнату и принеси что-нибудь поесть, хорошо? — я позволила взять себя под руку, и Роман, бережно приняв её, поддержал меня за талию и повёл в сторону лестницы на второй этаж:
— Да я даже твои заскоки смогу вытерпеть, лишь бы с тобой всё в порядке было, а ты...
В общем, я позволила отвести себя в скудно обставленную комнату в лучшей гостинице этого города, разрешила уложить себя на узкую, впрочем, довольно прочно срубленную, постель и кивнула на уточнение о том, нести ли что-нибудь поесть. Едва за Романом, которого отправилась проводить по моей негласной просьбе до кухни и обязательно обратно Марселла, закрылась дверь, как на постель возле меня вспрыгнул Сфинкс, и я с такой готовностью приподнялась к нему поближе, что он отшатнулся в сторону, выпучив на меня глаза:
— Ты это што? — он, не возвращаясь в прежнее положение, поднял левую лапку, прижав её к груди и пристально за мной наблюдая. Я поморщилась, но он оглядел меня с ног до головы, высунул язык и всё-таки произнёс: — Так ты... вшё-таки его... — я исподлобья ответила ему гневным взором, и он, схватившись за сердце, повалился на спину: — Што же мне ш вами, погинями, телать? Как же быштро вы влюпляетешь в проштых...
— Перестань, животное! Он не простой! — рявкнула я, и у него челюсть отпала:
— Мама моя, так ты под жавяжку! О-о-о-о, вежёт же некоторы-ым!..
— Это ты обо мне? — прищурилась я. Полулев издалека посмотрел на меня, наморщил мордочку и махнул рукой, видимо, признав, что я уже безнадёжна не только для медицины. Я усмехнулась, окинув его взором, и повалилась обратно на постель: — Хорошо, что ты не дал мне сделать из неё отбивную на месте: будет, чем позабавиться, пока мы живём в этом блошатнике...
— Я шлышу в твоём голоше жнакомые нотки одноко рыжеволошого ротштвенника...
— Вот и послушай, чтобы при встрече ни с кем не спутать, — прищурилась я, не став подниматься: и сам осознает свою ошибку и исправится. — Нам надо как-то избавиться от неё. Девица не так проста, как могло поначалу показаться, я готова пожертвовать драгоценными изумрудами на пользу фиванского храма, что она почуяла меня и теперь попробует убрать со своей территории, тем более что ей понравился мой мужчина. С ней хлопот не будет, это не Хен или Таи, но вопрос в том, что перед своим... уходом в царство Осириса она может наделать шуму, и тогда мы сможем распрощаться со спокойным походом за Граалем...
— Тогта тепе штоит не говорить ни о щём такщишту, — разумно пожал плечами Сфинкс. Я подняла брови, соглашаясь с его разумностью, когда услышала тихие шаги и ещё более тихий голос Романа за дверью: "Благодарю тебя за помощь, Кэти..."
— Всегда к вашим услугам, милорд, — таким же неуловимым, как шелест души, шёпотом откликнулась его провожатая, и я едва удержалась от того, чтобы не взвыть в голос. Вместо этого я проворно вскочила на ноги — полулев с шипением соскочил на пол и затерялся под кроватью — и, тяжело дыша и представляя, как низко пришлось этой бурёнке наклониться к нему, чтобы он мог расслышать её лепет, встала прямо перед дверью и прищурилась...
Роман дождался, пока тихие, лично мне казавшиеся грохающими по наковальне молотами, шажки девицы стихли на лестнице, сам потопал громче, видимо, чтобы мне было хорошо слышно, только после этого открыл дверь и... замер на пороге, воззрившись на меня.
— А... ты уже выздоровела? — поинтересовался Роман, быстрым взглядом скользнув по мне, потом взглянул на сияющие из-под кровати глаза Сфинкса и нахмурился.
Я только фыркнула в ответ на его растерянность и, размахнувшись от плеча, влепила пощёчину, выпустив когти. Повернулась к нему спиной, пытаясь смирить бушующие внутри страсти и чувствуя, что получается не очень. Роман меж тем, едва не выронив свой поднос, поставил его с грохотом на кровать и, кажется, зарычал от обиды:
— Так я опять не угодил светлейшей богине? — с нехорошей лаской в голосе осведомился он, и я не выдержала: развернулась и, прыгнув, с шипением повалила его на пол, в тщетных попытках расцарапать ему на веки вечные лицо, чтобы не задавался. Потому что я и вправду богиня, и я не позволю какому-то... В общем, мы позорно подрались, собрав всю пыль с недавно помытых полов, напрочь перепугали Марселлу, которая забилась под кровать под защиту своего любимого полульва, и на нас теперь сияли из-под одеяла две пары глаз. Не знаю, сколько мы так сражались, стараясь доказать каждый свою правоту, но в конечном счёте победил закон подлости: мы оба выдохлись и повалились в бессилии друг возле друга, тяжело дыша и демонстративно отвернувшись. Я бы и дальше так дулась на него, восстанавливая силы для ещё одной попытки, но мне неожиданно стало холодно на полу, да и Роман так затрясся, что у меня мурашки пошли по коже, когда я представила, как сильно он сам продрог. А потом он вдруг захохотал в голос, и я поняла, что за дрожь его пробирала... Вот негодяй, мерзавец, недостойный сын шакала: смеяться над богиней?! Да я из него... И уже через минуту я, корчась на полу, хохотала вместе с ним, держась за живот в страхе, что он сейчас лопнет от натуги... Кончилось всё тем, что Марселла, имевшая остатки деликатности, зубами схватила за шкирку Сфинкса и вытащила его на улицу через открытое окно. Ещё долго его разгневанный визг слышался снизу, пока резко не оборвался, заглушённый кошачьим шипением.
К ужину мы всё-таки почтили трапезную своим присутствием. Кэти поначалу пыталась привлечь внимание Романа, вытворяя такое, что ей с этими номерами впору было в кабаре идти выступать. Однако пристальный взор таксиста был прикован исключительно ко мне, и я охотно его поддерживала, запихнув подальше самолюбие, хотя бы на сегодня, пока мы не уехали отсюда. На самом деле, будь моя воля, мы бы покинули это заведение прямо сейчас, но тут вставал вопрос о чести благородного лорда, который обещал держателю гостиницы, что мы не уедем этим днём. Поэтому приходилось ждать до завтрашней глубокой ночи, дабы и волки были сыты, и овцы целы. Ни Марселла, ни Сфинкс так и не явились, поэтому ужин мы провели практически наедине, если не коситься по сторонам. Правда, в конце ужина наше уединение было нарушено появлением в радиусе обозрения лоснящейся физиономии сэра Вильяма. Я разумно примолкла, исподтишка мило улыбаясь с целью сбить его с мыслей и заставить выдать всё в том виде, в котором это находится в хозяйственной голове, и он, не успев пожелать нам прекрасного вечера, тут же выпалил, сам того не поняв:
