1. Морские короли. Дороги судеб

Хотелось бы.

Она любила Эттана, все эти годы любила, но представьте себе картину? Вот у вас дома живет опасный хищник. Тигр, к примеру. Умный, красивый, сильный... а потом что-то случается, и он начинает вести себя, словно мышь. И вам и смешно, и грустно, и тоскливо... и даже немножко стыдно за тигра.

Вот так себя чувствовала и Вальера, глядя, как Преотец целует ей руки и уверяет, что только она... она одна...

Если бы она еще не знала, сколько у него было любовниц. Ха!

— отец, нам надо поговорить.

— Потом.

— сейчас, — Луис был неумолим. Эттан сверкнул глазами.

— не много ли ты на себя берешь, сын?

— Человек, который вчера принес домой маму, у меня в кабинете. И я хотел бы, чтобы ты принял его исповедь. Думаю, ты ему это должен за вчерашнее, — Луис смотрел прямо в глаза Эттану, и Вальера почти незаметно улыбнулась, плывя в тумане обезболивающих.

А мальчик действительно вырос. Его оставлять не страшно. Справится.

Эттан думал недолго.

— Согласен. Ты побудешь в матерью?

— да, отец.

Эттан вышел из комнаты широкими шагами. Хлопнула дверь.

Луис выждал пять минут. Потом выглянул за дверь для верности, проверил прилегающие покои и еще раз — коридор. И опустил все засовы.

— Мам?

— так лучше, сынок. Иди ко мне?

Луис уселся рядом с Вальерой на кровать, коснулся тонкой руки. Жар.

Казалось, по венам Вальеры течет огонь вместо крови. Лихорадка уже начала съедать ее, но пока не затуманила разума.

— тебе больно?

— Нет. Мне дали хорошие лекарства. А привыкнуть к ним я просто не успею, — Вальера криво усмехнулась. — Ты заберешь шкатулку?

— Да. Я прочитал молитвенник.

Луис инстинктивно понизил голос, посмотрел на мать. Глаза в глаза. Душа в душу.

— Мам... я правильно понимаю, что в тебе крови Лаис больше, чем в сегодняшнем герцоге?

— Да, сынок. Мы прямые наследники, пусть и по женской линии.

— При королях...

— Тогда это наследование считалось даже более прямым, чем по отцу. Мужчина просто дает свое семя, но растит его женщина. Вынашивает в своем теле, делится кровью и молоком... Могут быть сомнения в отцовстве, но не в материнстве. И что?

— Вы никогда не хотели потребовать того, что причитается по закону?

Вальера хмыкнула..

— У кого? У герцога Лаис? Ублюдка от коровницы с большими сиськами? Пффф...

— Это могло спасти твою семью от нищеты. Нет?

— Нет. Меня бы просто убили, или случили с кем надо, чтобы получить потомство. А потом все равно убили за секреты рода Лаис.

— Яды?

— да, в том числе. Ты помнишь герб рода?

— Акула.

— Да. Пять герцогов, пять родов, пять гербов. Лаис — акулы. Хищные, страшные, смерть, принесенная врагам королей. Карст — кстати говоря, дельфин. Умные, преданные. Тимар — осьминог, липкий, хищный, Атрей — кит, мудрый, но сожрать никого не может, зубов нет, Карнавон — касатка. Опасные твари.

— Карнавонов больше нет.

— Есть. Не знаю, где и как, но есть. Или Сенаорит уже хлестнуло бы.

— Что ты об этом знаешь?

— Мало, сынок. Мало. Знаю точно, что все было завязано на кровь королей и герцогов.

— все — что? — искренне заинтересовался Луис.

— Вообще все. В том числе и вход в Королевский замок. Равновесная система. Пятеро герцогов, один король...

— А Дион?

— Дион — не герцогство. Это был королевский бастард. Насколько ты знаешь историю королей?

— Ну... были, умерли... Мам, когда меня интересовала древняя история?

— Да уж. Тебя скорее интересовали сражения и лошади. Последний король породил бастарда и сделал его герцогом. И когда он понял, что именно натворил, когда Дион решил сесть на трон... Дальше сведения разные. То ли Дион решил навести на короля и его семью порчу через свою кровь, а потом по нему ударило, то ли как-то еще.... я не знаю. Никто не знает. Может, на Маритани можно найти списки со старых книг. Или...

— в архивах Преотца?

— Если Эттан узнает...

— Я буду осторожен.

Вальера покачала головой.

Осторожен? Луис?

Ну... может быть. Жаль, что ее уже не будет. Но она приглядит за своим сыном... оттуда. Из Моря. За всеми своими детьми приглядит.

— Одним словом, Королевский замок недоступен. Род Короля пресекся.

— А что мы получили на хранение?

— Мы?

— Мама!

— Не знаю, милый. Может быть, в архивах дома Лаис и есть что-то. Какие-то сведения. Но — я не знаю.

— Мам...

Вальера смотрела на сына. И понимала, что он — узнает. Обязательно узнает. Может, это и неплохо? Ее ребенку будет некогда горевать. А еще — он будет подальше от Эттана с его интригами.

— Забери шкатулку, родной мой. Сейчас забери.

Луис послушно сунул коробку под короткий плащ, чем-то притянул к телу, проверил — не выпадет.

— Так лучше. Мам... я люблю тебя.

И Вальера почувствовала, как по ее щеке побежала слезинка. До сих пор она была сильной, самой сильной. И лишь сейчас...

Как же вы без меня,, родные мои?

Луис осторожно стер слезинку со щеки матери — и вовремя. В дверь уже стучались.

Глава 11

Массимо в жизни не видел Преотца. Но его изображения, медальон с сапфиром на груди, тиару, летящие голубые одежды — это нельзя было не узнать. И старый наемник сначала склонился к поклоне, а потом и вовсе опустился на колени.

— Простите меня, Преотец, ибо грешен...

Эттан и так об этом догадывался.

Грешники — это очень удобная штука. Скажи им, что отпустишь грехи, и лепи, что пожелаешь. Тут главное — точный и тонкий расчет. Искупление грехов не должно быть слишком дешевым, все же это грехи, и, хе-хе, грех их обесценивать. Но грехи не должны быть и слишком дорогими. Много заломишь — и половины не получишь.

Правильно назначить цену греха — это искусство, и Эттан владел им в полной мере. Хотя чем больше он слушал, тем больше ему казалось, что отпускать Массимо нечего.

Убитые прихвостни Ириона?

Да за них награждать надо, а не наказывать.

А больше никто особо и не пострадал. Разве что сводницы, ворье и прочая шушера, которой и в Тавальене девать некуда. Хоть акулам скармливай, да рыбку жалко.

Но не отпускать же такого ценного человека восвояси? Поди, найди еще одного такого! Чтобы был свободен от всех обязательств, не знал, куда податься, не брезговал запачкать ручки и держал слово! Это — редкость.

А редкости должны принадлежать Храму, в частности, лучшим его представителям. Преотцу, к примеру.

Сии богоугодные размышления вовсе не мешали Эттану выслушивать исповедь со всем вниманием. А когда Массимо окончил перечисление грехов, тяжко вздохнуть.

— Да... большой грех на душе твоей, дитя Ардена.

— Верно, Преотец.

— Я понимаю, почему душа твоя не может найти покоя. Та кровь, которая оросила твои руки...

— Я убил их — и еще раз убью! За Маришку...

Эттан вздохнул еще более тяжко, и Массимо осекся.

— Не возмездие то было, дитя Ардена, но месть. Не получил ты благословения Храма на свои дела, вот и гложет тебя черная змея. Но изгони ее из своего сердца. И отпускаю тебе грехи, но обрекаю тебя долгом службы Храму. И срок твоей службе будет — три года. Потом же ты будешь чист и перед миром, и перед Арденом.

Конечно, Эттан угадал.

Глаза Массимо засветились радостью. Всего час назад у мужчины не было ничего. Ни дома, ни перспектив, ни... попросту — ничего. А сейчас у него есть определенность, цель в жизни и уверенность в своей правоте. Что еще нужно для счастья?

Эттан произнес формулу отпущения грехов и величественным жестом разрешил Массимо подняться с колен.

— На какое-то время ты останешься в этом доме, дитя Ардена. Чувствуй себя дорогим гостем. Позднее мы поговорим еще раз, и я укажу тебе путь служения.

Массимо склонился в почтительном поклоне. А когда выпрямился — дверь уже успела хлопнуть. Он остался один в кабинете. Подумал, прошел к столу и налил себе немного вина. Его же просили чувствовать себя гостем?

Что ж.

Массимо понимал сейчас Эттана и сочувствовал ему. Когда умирает близкий человек, обычно несчастным родственникам ни до кого нет дела, а Преотец нашел для него время. Пусть даже по просьбе своего сына.

И отпустил ему грехи.

На это Массимо и рассчитывать не мог.

Он подождет, обязательно подождет. И — отслужит. У Преотца не будет слуги вернее Массимо...

* * *

У Преотца не будет слуги вернее Массимо.

Тут мнения и Массимо, и Эттана совпадали. И первое, что собирался поручить мужчине Эттан — это поиск убийцы. Пусть Луис этим займется, и пусть берет Массимо в подручные. Кажется, кого-то Луис уже нашел, но ниточка порвалась?

Мальчишка, что тут скажешь. Вот если бы Эттан взялся за дело, он бы точно нашел всех. И убийцу, и заказчика.

Кто все-таки решил поднять руку на Вальеру? И главное — зачем?

Не могут ведь не понимать, что Эттан за такое шкуру сдерет и по ломтику акулам скормит. Никак не могут. А все же кто-то решился.

Надо расспросить предстоящих. Может быть, это кто-то из них. Или просто какое-то отребье?

Нет, это вряд ли. Ни одна трущобная крыса не кинется на кошку, ни одна не позовет к себе смерть раньше времени. Вальера не в первый раз ходила к старой ведьме, ее знали.

Сама ведьма ударила в спину?

Да, может быть и такое. Но тогда кто и что ей пообещал?

Кто из предстоящих метит на его место? Или это кто-то из оскорбленных купцов?

Предстоящий Эльнор мог бы быть доволен. Эттан прочно забыл о его существовании. Так прочно, что ему и в голову не пришло подозревать бывшего соперника. С глаз долой — из мыслей вон.

Ушел — и пёс с ним.

Принимать близко к сердцу угрозы Эттан и не подумал. Хотя мог бы вспомнить про безвременно убитую тьерину Меланию.

Даже и не задумался.

Была — и не стало.

Видимо, потому что мотив мести за ребенка был Эттану неведом. Если бы кто-то убил его детей, он бы отомстил, безусловно. Но из чувства долга.

Не любви, не боли, а вот именно — долга.

Так надо.

Вот за Вальеру он будет мстить по велению сердца. Все же столько лет вместе, мать его детей, его вторая половинка...

Ах, Вэли — Вэли. Как ты смеешь уходить так рано?

Зачем ты оставляешь меня?

* * *

Луис впустил отца, и поспешно исчез из комнаты, прежде, чем Эттан заметит что-то неладное. Помогла ему и мать, которая слабо позвала:

— Тан...

И Преотец устремился к умирающей женщине. Опустился рядом на колени, сжал тонкую руку...

— Вэли...

— Тан, я хочу уйти.

— Но мы еще не все попробовали!

Вальера вздохнула.

— Тан, это мое право. Я хочу уйти, не превращаясь в обезумевшее от боли животное, хочу вас запомнить такими, хочу просто закрыть глаза и уснуть, не отдавая себя в руки коновалов...

Эттан смотрел на любовницу.

— Вэли... я не могу так отпустить тебя.

— Я попрошу Луиса, он достанет для меня хороший яд. Я просто усну, и море примет мою душу.

— Вэли... умоляю!

— Тан, просто вдохни. Мои раны начали гнить, скоро все будет кончено и так. Меня не спасти, так нее мучай меня. Отпусти...

Эттан смотрел на нее несколько секунд. А потом вымолвил то, что надо бы раньше.

— Вальера Тессани, вы окажете мне честь стать моей супругой?

* * *

Если бы Вальера не лежала на кровати, то упала бы.

— Тан, ты с ума сошел!?

— Нет. Просто... Ты ведь так и не стала верующей, да, Вэли?

Вальера пожала плечами. Да, приличной прихожанки из нее не вышло. Те боятся умирать, молятся, чего-то просят, каются, мучаются...

Ее это не касается.

Она — Тессани!

— Тан, к чему этот разговор? Я честно выполняла все, что ты попросишь.

— По твоей вере, души тех, кто связан узами могут встретиться в великом море.

Вальера едва сдержала усмешку. Ах, как же Эттан привык перетолковывать все на свой лад! И как же ему не хочется проигрывать! А ведь ее смерть — это его проигрыш. Не справился, не уберег, не удержал...

— Могут. Тан, ты уверен?

Эттан пожал плечами, и в желтых глазах Вальера снова, как в открытой книге, прочла все его мысли. Если бы она осталась жива, ни о каком венчании и речи не шло бы. А она — умирает.

Почему бы нет?

А к чему бы — да?

Ее дети так и останутся незаконными, а она сама...

— Это не нужно, Тан. Я тебя и так никогда не оставлю.

Эттан пытался спорить, убеждать, что-то говорил, но впервые за долгие годы все его красноречие пропадало впустую. Вальера просто закрыла глаза.

Она лежала молча, не произнося ни слова, ни жестом, ни гримасой не выдавая себя, и Эттан, наконец, сдался.

— Когда?

— Через полтора часа.

— Так мало!?

— Мне хватит с лихвой. Пятнадцать минут на стряпчего, по пятнадцать минут каждому из детей и тебе. И — спать.

Эттан смотрел на женщину, с которой жил, с которой прижил четверых детей, и думал, что вовсе ее не знает. А теперь и не узнать никогда... так что же это было?

Обман?

Мысль оказалась настолько неприятной, что Эттан поморщился.

Вальера тяжко вздохнула. Даже на пороге смерти, и то...

— Тан, милый, если кто-то узнает, что я стала супругой Преотца... не давай никому такой повод для шантажа! Подумай о наших детях!

Эттан выдохнул с облегчением.

Ах, вот оно что...

— Вэли, я смогу это уладить.

— Убив человека, который будет посвящен в эту тайну? Не надо, Тан, не вешай на меня и этот грех...

Эттан покачал головой.

— Вэли...

— Я люблю тебя. И никогда не оставлю. Ты позовешь стряпчего?

— Да, любовь моя.

Эттан широкими шагами вышел из комнаты. Вальера усмехнулась ему вслед.

Ах, великий Преотец, как же вы предсказуемы! И как же вы любите свою власть — больше всего остального. Стоит только намекнуть, что вы ее можете потерять, и лепи из вас горшки и чашки. Увы и ах...

Вальера вздохнула.

Помереть — и то спокойно не дают...

* * *

Разговоры с детьми заняли не так много времени, все уже сказано. Еще раз обнять всех, попросить быть сильными, многозначительно перемигнуться с Луисом и поговорить со стряпчим.

Все свое состояние Вальера завещала старшему сыну. С тем, чтобы он позаботился о братьях и сестре.

Дочери следовало отдать все драгоценности.

Преотцу — фамильный портрет. Она заказывала его всего пару лет назад. На нем все вместе. И она, и дети... пусть напоминает. Может, Эттан его и искромсает в припадке ярости, или выкинет, но... вдруг?

Пусть будет.

И настало время умирать.

Вальера не боялась. Что такое душа?

Это вода. Она легкая, она сейчас взлетит вверх, потом каплями воды прольется в мировой океан и там обретет новую жизнь. Так всегда бывает, это правильно...

Арден, Мелиона... это для тех, кто послушен и управляем, кто не знает правды, чьи предки не служили Королям. Это красивая сказочка, придуманная умными людьми для простонародья, вот пусть чернь в это и верит. А Вальера, хоть и ходила в Храм, но верила только в себя и свои силы. Вот и воздалось ей по вере ее...

Луис медленно достал из кармана склянку с 'глотком моря', капнул три капли в чашу с водой. Простой, ледяной...