— А может, его выгнали? — вдохновенно продолжал Рон. — Его все терпеть не могут…
— Рон, он стоит у тебя за спиной. И все слышит. Кстати, добрый вечер, профессор, — он обернулся.
Северус Снейп за лето совсем не изменился. Даже не выглядел отдохнувшим. Жирные черные пряди по-прежнему обрамляли некрасивое, худое лицо, черные глаза яростно сверкали, оживляя резкие черты. Плескавшейся в смоляных зрачках энергии, воли и силы духа с лихвой хватило бы и на десятерых. Гарри невольно поежился под его пронзительным взглядом.
— Десять баллов с каждого за оскорбление преподавателя. Умудрились заработать три недели взысканий еще до того, как войти в Большой зал? — он пристально всмотрелся в лицо Рона, не посмевшего отвести взгляд. — Впрочем, от мистера Поттера я иного и не ожидал. Должен сказать, удивлен, что вам хватило ума не удариться в панику и самим найти оптимальный выход из ситуации. Можете присоединиться к своим однокурсникам, когда церемония завершится. А пока стойте здесь.
— Слушай, как ты узнал, что он там? — прошептал Рон, когда профессор удалился.
— Ну, не знаю. Почувствовал как-то, — пожал плечами Гарри.
Лицо Уизли озарило восхищением и завистью.
— А как он про нас узнал? Ну, что мы на автобусе приехали.
— Рон, признаюсь честно, не имею ни малейшего понятия. Даже не представляю, — Гарри загадочно улыбнулся.
Незадолго до рассвета начал накрапывать мелкий дождик. Небо заволокло серо-сизыми рваными облаками, сквозь которые пробивались блеклые, тонкие солнечные лучи. Казалось, что день каким-то невероятным образом выпал из привычного течения времени, и непродолжительный серый рассвет сменили не менее серые, тоскливые сумерки. Гарри уныло подпер голову, уставившись в пасмурное небо. Иллюзия, наложенная на потолок Большого зала, бесспорно, являлась шедевром магического искусства. Мелкие капельки срывались вниз и таяли над длинными столами, не касаясь студентов.
Хедвиг, как и все совы, в такую погоду летать не любила, а значит, рассчитывать на ее визит не приходилось. Конечно, письмо или газету она бы принесла, но Гарри ничего не выписывал и теплых слов от кого бы то ни было тем более не ждал. И все же мальчик поймал себя на том, что машинально крошит сове печенье. Причем особенно усердно старалась левая рука, похоже, вздумав накормить не только Хедвиг, но и всех, кому не посчастливится пролететь мимо. Свалить такое безобразное поведение на Криса не вышло бы при всем желании — тот сразу заявил, что погода его не вдохновляет, и отправился досыпать куда-то в тайные закоулки чужого разума.
Гермиона сердито молчала, уткнувшись в книгу. На что именно она обижается, никто не спросил, чрезвычайно огорчив ее пренебрежением. Несмотря на все взгляды исподлобья, причины плохого настроения гриффиндорки явно не интересовали никого, кроме нее самой. Рядом тяжело вздыхал Рон, должно быть, раздумывал о предстоящих отработках у Снейпа. Обычно Гарри попытался бы поддержать его, все-таки три недели наказаний за неосторожные высказывания предназначались им двоим, но смутное, гнетущее ощущение приближающейся опасности не оставляло его в покое с самого утра. Судя по непривычно тихой атмосфере Большого зала, сходное чувство возникло не только у него одного. Студенты вяло, с явной неохотой заталкивали в себя еду, вид их мучений заставил бы хогвартских эльфов дружно биться головами о стены. С них бы вполне сталось обвинить себя в плохом качестве поданного завтрака. Единственным ярким пятном была бирюзовая мантия Локонса, чья неподдельно-счастливая улыбка, получившая сколько-то там премий, сейчас вызывала только отвращение. Слишком уж нелепо она смотрелась в месте, где поблекли даже разноцветные факультетские флаги, не решаясь спорить с погодой.
Когда профессор МакГонагалл сунула Гарри расписание, он окончательно уверился, что ничего хорошего их с Крисом сегодня не ждет. Целых два урока травологии для кого-то означали возможность заняться любимым делом, для кого-то — выбраться из замка и хоть так приобщиться к природе, а для Гарри вдвое увеличивали шансы быть покусанным ядовитой растительностью. Надо ли говорить, что привычка друга впрок запасаться ингредиентами для зелий сделала его не самым желанным гостем в теплице, а пренебрежительное отношение к зелени только усугубило и без того незавидное положение. Порой мстительные цветы профессора Спраут шли на невиданные жертвы ради малейшей возможности вцепиться в обидчика. Они были весьма и весьма изобретательны, но, к сожалению, никакой разницы между Гарри и Крисом не замечали, с радостью впиваясь в любую доступную часть тела.
На моросящий мелкий дождик Гарри внимания не обратил, хождение по влажной земле проблем больше не доставляло: к специфической обуви он уже давно привык. Как бы невзначай замедлить шаг, отдаляя неизбежную встречу с хищной флорой, не получилось: выбраться из толпы однокурсников оказалось не так-то просто. Рядом с преподавательницей травологии стоял донельзя довольный собой Локонс, чьи золотые кудри намокли и чуть потемнели. Он украдкой разглядывал их в маленькое карманное зеркальце, чудесным образом исчезнувшее в кармане ярко-бирюзовой мантии при приближении учеников.
— Всем привет! — просиял он. — Я показывал профессору Спраут, как ухаживать за хрустальными колокольчиками! Но, пожалуйста, не подумайте, что профессор меньше меня разбирается в травологии! Просто мне доводилось иметь дело с экзотическими растениями во время моих странствий…
Затем он решил не подвергать прическу и дорогую одежду дальнейшей опасности и быстрым шагом удалился в замок. Декан Пуффендуя проводила его неприязненным взором и буркнула:
— Заходите.
Гарри, разумеется, вошел последним, молясь, чтобы друг не вздумал не вовремя проснуться и напомнить цветам о прошлогоднем противостоянии. Но, как оказалось, никакого напоминания им и не требовалось: вместе с теплом, запахом сырой земли, удобрений, смешивающимися ароматами растений, Гарри тут же почувствовал на себе дюжину недобрых, настороженных взглядов. Он с удовольствием списал бы их на очередной приступ, но ехидный шелест листвы и тихое шипение откуда-то слева услышал не он один. Однокурсники, наученные горьким опытом общения с невзлюбившей Поттера флорой, быстренько расступились, не желая лишний раз искушать судьбу. Рон же, напротив, придвинулся поближе, готовый защищать лучшего друга до последней капли крови. И за эту глупую храбрость Гарри был ему благодарен, хоть никакой практической пользы она не несла. Объяснений профессора он не слушал, сосредоточившись на свисающих с потолка оранжереи крупных цветах. Они кусались особенно больно и все время норовили впиться в нос или уши. Но сегодня нападать на него никто не спешил, и Гарри на мгновение отвлекся, чтобы одеть протянутые Невиллом наушники. Шипение, как и все остальные звуки, словно отрезало. Такой неестественной тишины не было даже в самых глубоких подземельях Хогвартса, где находился кабинет зельеварения.
Спраут пододвинула к себе горшок с маленьким невзрачным пучком бледно-зеленых листьев. Гарри не мог припомнить, видел ли он когда-нибудь такое растение. А учительница тем временем крепко ухватила растение и резко выдернула из горшка. Мандрагора! Настоящая живая мандрагора! Вполне возможно, что никому не удалось сдержать удивленный возглас, но наушники не пропустили ни единого звука. Несуразный зеленоватый младенец в руках профессора широко разевал большой, усеянный множеством мелких зубов рот, видимо, орал изо всех сил.
Гарри внимательно следил, как Невилл пересаживает мандрагоры и старался повторять все его действия. Тот справлялся играючи, словно растения сами вылезали из горшков, не дожидаясь человеческих прикосновений. А к рукам Лонгботтома и некоторых пуффендуйцев ластились, как сытые щенята. Но для Гарри дело оказалось не настолько простым. Мандрагоры не желали расставаться с насиженным местом и переезжать в отдельный горшок, они корчились, брыкались, молотили острыми крепкими кулачками и стальной хваткой цеплялись за родную посуду. На каждую уходило по десять минут тяжелой, выматывающей работы. К концу урока он, как и все, был весь в поту, выпачкан землей, с непривычки болели руки. Грязные, усталые студенты дотащились до замка, приняли душ, и гриффиндорцы отправились на урок трансфигурации.
Превратить жука в пуговицу с первого раза не удалось даже Гарри, но после третьей или четвертой попытки насекомое сдалось. Потренировавшись еще немного, он принялся без интереса наблюдать за действиями Уизли. Старая палочка, доставшаяся рыжему от кого-то из братьев, потрескивала и искрила. Пользоваться ей уже давно было небезопасно, но особого выбора у Рона не было. Нестабильный артефакт грозил взорваться прямо в руках владельца, надолго отправив того в Мунго. Гарри вдруг пришло в голову, что покупать новую палочку придется ему, так как рисковал Уизли не только собой, сидели-то они за одной партой.
— Что у нас во второй половине дня? — спросил Рон после урока, заглядывая в расписание Гермионы. — Защита от темных искусств… А почему это у тебя против всех уроков Локонса маленькие сердечки?
Гермиона молча вырвала у него листок с расписанием и густо покраснела.
После обеда дождь прекратился, и младшекурсники, пока что не обремененные дополнительными предметами, вышли во двор. Гермиона села на каменные ступеньки и уткнулась в свои «Встречи с вампирами». Гарри сидел рядом, от нечего делать пытаясь сплести в ладонях простенькое наваждение. Тусклое облачко, не видимое никому, кроме создателя, то и дело расплывалось, не находя физической опоры. Скоро он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Русоволосый первокурсник заворожено смотрел на Гарри, словно на ожившего Мерлина, вытаращив глаза. В руке он сжимал обыкновенную маггловскую фотокамеру. Поймав взгляд Гарри, он смутился, но не ушел.
— Не сердись, Гарри. Я Колин Криви, — произнес он на одном дыхании, нерешительно шагнув вперед. — Я тоже гриффиндорец. Как ты думаешь… как ты посмотришь на то… если я сделаю снимок? — поднял он камеру.
— Снимок? — недоуменно переспросил Гарри.
— Ну да, снимок. В доказательство того, что мы с тобой знакомы, — затараторил Колин, приблизившись еще на шаг. — Я все о тебе знаю. Мне столько о тебе рассказывали: как Сам-Знаешь-Кто хотел тебя убить, как ты чудесно спасся, а он навсегда исчез, и все такое… Что у тебя на лбу есть шрам, похожий на молнию, — еще один восхищенный взгляд достался лбу Гарри. — А один мальчик из нашего класса сказал, что если проявить пленку в особом растворе, то твои фотографии будут двигаться. — Колин умоляюще взглянул на Гарри. — А твой друг не мог бы сфотографировать меня вместе с тобой, чтобы мы стояли рядом? А ты мог бы подписать фото?
Гарри немного помедлил. Раньше никто и никогда не изъявлял желания запечатлеть его на снимке, так что первый подобный опыт он получил совсем недавно в магазине «Флориш и Блоттс», и произошло это не по его воле. Надо ли говорить, что фотографироваться Гарри совсем не понравилось. А внимание Колина одновременно и льстило, и раздражало. Но ответить он ничего не успел.
— Подписать фото? Ты, Поттер, раздаешь свои фотографии с автографом?
Громкий насмешливый голос Драко Малфоя гулко разнесся по двору. Он остановился позади Колина в сопровождении двух верных дружков-телохранителей Крэбба и Гойла. До сих пор они еще никогда не оказывали Малфою толковой поддержки, но выглядели устрашающе.
— Спешите занять очередь! — надрывал глотку Малфой, обращаясь к ученикам, наполнившим двор. — Гарри Поттер раздает автографы!
— Тебе просто завидно, — выпалил новоиспеченный поклонник.
— Мне? Завидно? — Драко больше не кричал, его и так слушала уже половина двора. — А чему завидовать? Чтобы и мне рассекли полчерепа? Нет уж, спасибо! Я не такой дурак.
Крэбб и Гойл только глупо хихикали. Гарри открыл было рот, но опять не успел ничего сказать.
— Что, что тут происходит? Кто тут раздает фотографии с автографом? — щебетал Локонс, улыбаясь во всю ширь белозубого рта. — Можно было бы не спрашивать! Мы опять пересеклись с тобою, Гарри! Начинайте, мы готовы! — он обхватил Гарри за плечи и развернул к фотографу.
Гарри стоял и смотрел, как Малфой, самодовольно осклабившись, говорит что-то окружившим его приятелям. Нет, фотографироваться ему точно не нравилось. Что хорошего в том, что с тобой обращаются как с популярной игрушкой, востребованной вещью? Ни тогда, ни теперь ему и слова сказать не дали. Криви всего лишь хотел получить фотографию героя, а на самого Гарри ему, как и Локонсу, было глубоко наплевать. Оба просто использовали его в каких-то своих целях и даже не потрудились сделать вид, что благодарны.
Остатки его самообладания уцелели только благодаря вовремя прозвучавшему звонку. Криви убежал на урок, но избавиться от Локонса было не так-то просто. Он едва ли не тащил мальчика по коридорам… и смел укорять за непродуманное поведение, отчитывать в присутствии едва ли не всей школы!
— Гарри! Гарри! Гарри! Я пробудил в тебе тщеславие! Что, не так? Я заразил тебя этой бациллой. Ты вместе со мной попал на первую полосу газеты. Я понимаю. Раз подвергшись этому искушению, начинаешь прямо-таки жаждать славы. Я очень виноват перед тобой. Этот хмель должен был ударить тебе в голову. Пожалуйста, веди себя осмотрительнее, идет? Позволь откровенно тебе сказать: раздавать фото с автографом на этом этапе карьеры — верх неблагоразумия. Придет время, когда тебе, как сейчас мне, будет необходимо иметь наготове пачку таких фотографий, но, — жизнерадостно хохотнул он, — думаю, что сегодня, пожалуй, еще рановато. Да, да, я знаю, о чем ты сейчас думаешь! «Хорошо ему говорить. Он всемирно известный волшебник!» Но когда мне было двенадцать лет, я был тоже еще никем и ничем, как ты сейчас. Даже больше, чем ты. Ты уже в какой-то мере человек известный, так ведь? Я говорю об этой истории с Тем-Кого-Нельзя-Называть! — Он выразительно посмотрел на шрам в виде молнии на лбу Гарри. — Знаю, знаю, — продолжал он, — это совсем не то что пять раз подряд получить приз газеты «Магический еженедельник» за самую очаровательную улыбку. Но для начала и это хорошо, Гарри, очень хорошо! — он разглагольствовал до самого кабинета и отпустил второкурсника, только войдя в кабинет.
Как бы Гарри ни злился иногда на Снейпа, зельевар был в своем праве: дети волшебников наследовали не только силу арканов, но порой и врагов. Нередко врагов кровных, родовых, чьими родословными гордились не меньше, чем собственными. Дети должны держать ответ за грехи и проступки родителей, это правило еще никто и никогда не пытался оспаривать. Для магглов, не наследующих кровную силу предков, один из самых старых законов чужого мира был всего лишь бессмысленной глупостью, нелепым пережитком прошлого, но никак не чем-то, что следовало соблюдать неукоснительно. Для магов же отказ придерживаться некоторых негласных правил был сродни публичному отречению от рода и мог даже лишить ослушавшихся способности колдовать.
