Быстро прогоревший костёр обеспечил нас хорошими углями, и завтрак не заставил себя долго ждать. Умяв на пару с Ирумой одну птицу, я принялся готовить вторую, а девушка наконец-то приступила к изготовлению наконечников. Выкопав рядом с собой небольшую ямку, она постелила на дно кусок змеиной шкуры, после чего заполнила ямку принесённой из ручья водой. Затем, разложив стальные слитки на расстеленной коже, принялась развешивать их перед собой в воздухе и нагревать, контролируя температуру по цвету отливки. Затем, когда все слитки засияли ярко-белым цветом, девушка соорудила перед собой какую-то странную конструкцию из слабо светящихся силовых нитей, больше похожую на коромысло. Одна сторона коромысла напоминала переливающийся разноцветными огнями мыльный пузырь, а другая походила на выполненный из мыльной плёнки наконечник стрелы. Оглядев получившуюся силовую конструкцию, Ирума, видимо, осталась довольна результатом, так как подхватила силовым захватом ближайший слиток и поместила его в "пузырь" коромысла, которое тут же начало быстро вращаться. Вращение всё ускорялось, выполненное из силовых линий коромысло слилось в одно сверкающее колесо, а заполненный нагретым и расплавившимся металлом "пузырь" стал понемногу худеть — наполняющий его расплав тонким ручейком потёк по ручке коромысла в противоположный конец, заполнив металлом форму наконечника.
Как только металл почти полностью перетёк на противоположную сторону коромысла, его вращение стало замедляться, и вскоре силовой каркас полностью остановился, явив моему взору готовую отливку стального наконечника стрелы и небольшой шарик остывающего металла, не вошедший в отливку. Удовлетворённо хмыкнув, девушка отправила наконечник в ямку с водой, тут же окутавшуюся паром, а неизрасходованный остаток слитка отложила на камень, где он стал постепенно остывать, потрескивая и распространяя вокруг запах калёного металла.
Судьбу первого постигли все девятнадцать слитков, и вскоре девушка с удовлетворением доставала из ямки с почти полностью выпарившейся водой девятнадцать готовых наконечников. Тщательно осмотрев отливки, она опять развесила их перед собой в воздухе и долго над чем-то колдовала, после чего разложила на камни и предупредила меня, чтобы я не подходил к отливкам, пока они не остынут.
— Ты их опять нагревала? — в недоумении переспросил я девушку.
— Закалившийся металл необходимо отпустить, — как школьнику, принялась объяснять мне Ирума, — иначе он останется слишком хрупким.
— А разве железо хрупкое? — всё больше и больше удивлялся я.
— Хрупкое не железо, а сплав железа с углеродом, если его после отливки очень быстро охлаждать. Теорию кристаллизации расплавов я тебе сейчас объяснять не стану — даже на изложение основ мне потребуется как минимум несколько месяцев. Просто прими как должное — отливку нужно сначала быстро охладить, а потом медленно нагреть до определённой температуры. Этот процесс называется закалкой и отжигом. Достаточно подробный курс лекций металлургии ты можешь получить от жреца... Ой, совсем забыла — ты же не обучался в академии! — виновато воскликнула Ирума.
Да, вот и развенчан очередной миф о первобытной жизни аборигенов, угнездившийся в моей голове. Совершенное владение знаниями о металлургии, доступное практически любому жителю Эдема, уже поднимало местную цивилизацию как минимум на одну ступеньку с оканийцами, а владение магией вообще поднимало её на невообразимую высоту, в чём я со стыдом себе признался. Чтобы скрыть смущение, краской залившее моё лицо, я спросил, указывая рукой на кучку оставшихся после отливок уже остывших стальных горошин, лежащих на камне:
— А с этим что будешь делать?
— Это отходы. Шлак. Можно выбросить.
— А по виду — точно такое же железо, — недоверчиво проговорил я.
— Это действительно железо, вот только примесей в нём в несколько раз больше, чем в выплавленных наконечниках. Для плавки я использовала центрифугу, с одной стороны расположив форму, а с другой — расплав. Раскрутив центрифугу до большой скорости, я добилась того, что более тяжёлые примеси осядут на дне расплава, а наиболее чистый металл заполнит форму. Я специально сделала отливки несколько большего объёма, чем требовалось для изготовления наконечников. Кстати, литьё под давлением, которое обеспечивает быстро вращающаяся центрифуга, получается более качественным.
Прочтя мне короткую лекцию, Ирума собрала успевшие остыть наконечники, быстро заточила их грани плетением воздушного лезвия и, растормошив один из пучков, принялась споро насаживать на древки стрел наконечники, помогая себе ножом. Закрепив наконечники тонко нарезанными кожаными ремешками, девушка выбрала из вороха перьев, оставшихся от распотрошённых и съеденных нами птах, несколько десятков, практически идеально сохранившихся. Разрезав каждое перо ножом вдоль, Ирума стала извлечёнными из подсохшего тростника волокнами прилаживать перья к хвостовикам стрел.
После того, как новые стрелы оказались изготовлены, девушка аккуратно сняла наконечники с двух оставшихся в туле старых стрел и, тщательно завернув их в листья, спрятала в рюкзак. Заполнив тул новыми стрелами, девушка подхватила лук и, наказав мне никуда не уходить и вообще поменьше двигаться, скрылась в лесу.
Вернулась Ирума уже в темноте, выйдя на свет костра, который я заблаговременно разжёг в ожидании добычи. Устало сгрузив крупную выпотрошенную тушу яла подальше от костра, она начала разделывать его прямо на траве, подвесив над своей головой яркий светлячок. Для начала вырезав несколько крупных кусков мяса, она передала их мне, и, пока я занимался приготовлением позднего ужина, продолжила снимать шкуру и отделять кости. К тому времени, как тяжёлая работа по разделке оказалась завершена, ужин уже поспел — мясо, пропечённое со всех сторон, источало вокруг умопомрачительные ароматы. Оттащив в сторону кости, девушка побросала в шкуру извлечённое из туши мясо и, перетянув верёвкой получившийся свёрток, оттащила его к дереву, подвесив с моей помощью под одной из веток на высоте трёх с лишним метров над землёй. Затем мы быстро и жадно доели всё, что я приготовил, и, уставшие, завалились спать — за всеми трудами мы даже не заметили, что стояла уже глубокая ночь. Возможно, именно поэтому проснулись мы поздно, когда солнце уже давно взошло и дело уверенно шло к полудню.
Поднявшись первым, я сразу же разложил костёр побольше и, пока он разгорался, не спеша проделал традиционные утренние процедуры. Умывшись, я подбросил в костёр дров и наблюдая, как жаркое пламя, пожирающее охапку дров, яростно рвётся в небо, принялся разделывать извлечённое из шкуры мясо на куски и нанизывать их на загодя подготовленные прутики. За этим занятием меня и застала поднявшаяся Ирума. Присев рядом, она стала помогать мне нанизывать мясо, не отвлекаясь на мои неуклюжие попытки отправить её отдыхать.
Напару покончив с подготовкой, мы разгребли успевшие прогореть дрова и ровным слоем водрузили над углями всё имеющееся у нас мясо, которого, вопреки моим ожиданиям, оказалось вовсе не так уж и много — по моим прикидкам, килограммов пятнадцать, не больше. Выпотрошенная туша яла выглядела значительно тяжелее...
— Как прошла охота? — чтобы заполнить разговором время ожидания, спросил я.
— Неплохо, — ответила Ирума, задумчиво переворачивая прутики, — стрелы получились отличными, только пришлось их предварительно пристрелять.
— Зачем? — удивился я.
— Другой металл. Другое дерево. В полевых условиях невозможно абсолютно точно повторить объём отливки и вес получившегося наконечника. Древки я тоже изготовила из чуть ли не первого попавшегося материала. В результате стрелы оказались несколько тяжелее тех, к которым я привыкла. Разница весьма незначительна, но на дальних дистанциях она становится заметной. К тому же разный вес наконечника и древка немного сместил центр тяжести стрелы, отчего у неё изменилась баллистика. Повторюсь, отличия крайне незначительны и не носят принципиального характера, но если желаешь попасть добыче в глаз со ста шагов, подобные изменения приходится учитывать.
— Ты убила яла выстрелом в глаз?
— Нет, конечно же, — улыбнулась девушка. — Убойная сила стрелы позволяет стрелять под лопатку, где у зверя сердце. Но, сделав первый выстрел, я высчитала поправки, и вогнала в упавшую тушу ещё несколько стрел, направив их уже туда, куда нужно, причём с разных дистанций.
— А шкуру ты не испортила? — переспросил я, зная, что Ирума рассчитывала сшить из нескольких шкур одеяло.
— Я стреляла в одну точку, — пояснила девушка. — Этот клочок шкуры я потом выкину.
— Теперь понятно, почему ты сняла со стрел старые наконечники, — прокомментировал я рассказ Ирумы.
Девушка улыбнулась, ничего мне не ответив.
Затем мы ели, а после сытного обеда, осоловевшие от обжорства, запекали на углях вторую порцию мяса, а когда пожарилась и она — третью. Пережарив всё мясо, мы сложили его в сшитый недавно из кожи рюкзак, переложив его свежими листьями. Подвесив рюкзак с продуктами обратно на дерево, Ирума забрала нож, оставшуюся шкуру яла, вновь нагребла золы из костра и ушла выделывать шкуру, оставив меня одного. До вечера оставалось достаточно много времени, и я решил продолжить занятия магией, улёгшись поудобнее на ложе из подсохшей травы и накрывшись одеялом. Сплетая и расплетая руны, я не заметил, как заснул...
Разбудила меня Ирума, позвав ужинать. Солнце успело закатиться, подсветив горизонт алыми разводами редких облаков. Невдалеке, под деревом, сушилась выделанная шкура, разнося вокруг запахи мускуса и золы. На месте старого кострища трепетали пока робкие лепестки недавно сложенного молодого костерка, и перед ним на уложенных прямо на земле крупных листьях лежали извлечённые из рюкзака куски холодного мяса, которые я тут же, без объяснений, пристроил рядом с огнём.
Поужинав подогретым мясом, мы опять завалились спать.
Следующее утро ушло у нас в обсуждении планов на ближайшее будущее. Я предлагал сразу же продолжить движение, а Ирума советовала задержаться ещё на один день для того, чтобы восполнить запасы снаряжения, потерянного в битве с пауками. Лишившись одного из рюкзаков, мы фактически ополовинили свою амуницию, и, после здравого размышления, я согласился с доводами своей спутницы, поэтому, собрав вещи, мы пошли к найденному девушкой выходу железорудных пластов.
По пути я задал идущей рядом девушке вопрос, которому не находил ответа на протяжении нескольких последних дней, в течение которых я валялся на травке под деревом со сломанными рёбрами, а именно — куда подевались все змеи?
— Я их убила, — спокойно, как само собой разумеющееся, ответила моя спутница. — Ты лежал со сломанными рёбрами и тугой повязкой, и не мог в случае возникновения опасности себя защитить. Поэтому я прошлась по окрестному лесу и уничтожила всех крупных змей в округе, оттащив подальше и оставив на земле разрубленные тела. Серпенты не любят перемещаться на большие расстояния, для них характерна приверженность к традиционному ареалу обитания и издавна изученным охотничьим территориям. Разумеется, встречаются и змеи — путешественники, но согнать серпента с насиженного места способно лишь отсутствие пищи, что в данной местности не наблюдается. Правда, туши убитых змей привлекают других хищников, но я посчитала риск оправданным — падальщики, обнаружившие бесхозное мясо, редко переключаются на другую добычу, особенно живую и способную дать отпор.
Закончив объяснять мне повадки серпентов, Ирума переключилась на изложение другой информации, необходимой мне, как она считала, для выживания в условиях предгорий и гор. Непонятно, откуда она знает такие подробности о жизни нехарактерной для окрестностей её родного посёлка фауны, но факт остаётся фактом — моя спутница оказалась кладезем полезной информации. Так, в разговорах, мы и дошли до ущелья, усыпанного каменными валунами характерной расцветки.
Следующие два дня мы посвятили добыче руды и плавке металла, а также охоте и изготовлении из полученного железа аналогов утерянной амуниции. Сам процесс плавки, отливки и обработке металлических изделий успел потерять для меня новизну и актуальность, поэтому я практически не смотрел за действиями Ирумы, сосредоточившись на хозяйственных делах — заготовке дров и приготовлении пищи. На третий день, восстановив утерянное снаряжение и обогатившись ещё на два одеяла в дополнение к уже имеющемуся, сшитых из грубо выделанных шкур молодых ялов, мы продолжили путешествие на запад.
С каждым днём мы углублялись в раскинувшийся перед нами горный массив, поднимаясь всё выше и выше. Состоящие из мелких деревьев рощицы, постоянно попадающиеся нам ещё несколько дней назад, почти совсем исчезли, сменившись одинокими чахлыми деревцами и густыми зарослями кустов. Ночи стали холоднее, и я в который раз воздал хвалу предусмотрительности Ирумы, изготовившей не одно, а целых два одеяла из шкур — перед сном мы стелили одно на землю и укрывались другим, только так нам удавалось выспаться, не замёрзнув.
Утром, выползая из-под одеял, мы выдыхали в морозный воздух облачка сконденсировавшегося пара. Поднявшееся солнце быстро прогревало воздух, жарким маревом струившийся над раскалёнными камнями. Во время ходьбы плотные куртки прилипали к спине, а по груди струились ручейки пота, но мы мужественно терпели жару, ведь раздеться — означало тут же до мяса обгореть под лучами высокогорного солнца. Хватало и того, что наши руки и особенно лица загорели практически до черноты, успев несколько раз сменить обгоревшую кожу, слезающую рваными лохмотьями.
Вот с чем не было проблем, так это с охотой. В горах хватало всякой живности — и пугливых высокогорных козлов, и множества крупных и мелких грызунов, и змей с ящерицами, и, естественно, птиц. Птицам в горах было самое раздолье — многочисленные пичуги многоголосым щебетом сопровождали всё наше путешествие. Несколько раз на нас пытались напасть орлы, но отстали после того, как самый наглый из них, стремительно спикировав на Ируму, получил от неё удар остриём глефы прямо в грудь. Девушки использовала оружие как копьё, в буквальном смысле слова насадив птичку на клинок, как бабочку на булавку. Правда, для столь красивого приёма ей пришлось резко уйти в сторону, чтобы не быть раздавленной свалившейся на землю массивной тушей. Дождавшись, пока бьющаяся в агонии птица прекратит царапать каменистый грунт своими устрашающего вида изогнутыми когтями, Ирума с натугой выдернула клинок из птичьей груди и, с трудом очистив его от крови, отложила глефу в сторону, достав разделочный нож.
Но вырезать мясо из поверженного хищника девушка не стала, удовлетворившись извлечением из крыла нескольких маховых перьев — на память, как она мне объяснила. Также Ирума рассказала, что мясо хищных птиц малосъедобно из-за своего мерзкого запаха. Согласившись, что недостатка в нормальном мясе мы не испытываем, я по примеру своей спутницы тоже обзавёлся трофеем в виде пары красивых перьев, и мы продолжили путешествие, обсуждая боевые качества сражённого орла и наилучшие способы отражения атак летающих хищников.
