— Это что, проверки заранее знают, когда проведут?
— Вестимо. По окончании кажного учебного периода, так называемого, апрель и октябрь — кажный год.
— Э, а я вот по ТВ смотрел — внезапная проверка. Тогда как?
— Ну, то вона для телевизьонщиков разве шо внезапныя, так и то навряд. Уж больно они там усегда вовремя оказываются и во усеоружии. А так — за месяц. Минимум за неделю. Тоды сводный батальон собирают — и упэред. Соберуть увсих, хто боле-мэне петрит, усю технику, шо хоч якось фурычит — и тож упэред. Я таким Макаром вжэ и на Дальний Восток мотался, и пыд Питер, и на Урал, там с китайцами — про Чебаркул чуэ, чай?
— Не. Как-то так мимо проскочило.
— Так-то я у рэмбате числюсь. Тута, у принципе, три подразделения намана укомплектованы. У развэдбате две роты, вэртухайские, там в основном даги служат всякие... Псы! Наши, впрочем, тэж попадаются... Ну, славяне... Ничем нэ крашэ... Комендачи... Эт рота комендантская... Там разная публика. Прапор вас встречал, помишь, чи ни? Старшой?
— Ну и? Прапор как прапор... Шустрый. Ушлый.
— Садыков Исмаил Магомэтович... На ним усэ тут держится и довкола ньогу крутыться. Командир части та прочие златопогонники — так, для антуражу. Короче, як я понимаю, отсосинг цей то шоб удобнее красть було. Так то скраденное ще пристроить куда надо, а коли так то сразу живие гроши...
— Слушай, а что за вонь тут?
— Та тут завсегда так. Заводец нефтяный якыйсь, не то щэ шо в том же роди. На усю область смэрдит. В части тэж, як с юга-то витерцем потянэ, так просто дыхаты нэможно. Це як вы прыйихалы, с тех пор отчего-то ветер усе время с западу був. Ничо, нанюхаешься щэ.
— Весело...
— Слухай, будь другом, а? Побачь, як там вертухай? Шось мнится мне, не планом ли потягнуло, а?
— Точняк, задымил.
— Цэ добрэ... Тоди йому скоро ни до чого будэ... Минут через десяток... Пятнашку, шоб верняк... А шо там на переезде?
— Ничего. Лягавые вроде как разъехались, скорая уехала... Ждут чего-то.
— А тепловоз з рэльсов — сошёл?
— Ну ка... Вроде нет... Или сошёл?
— Хреново, ежли не сошёл.... Камаз оттащат, потом щэ с полчаса поваландаются — и упэред. Та, и усэ ж... Усэ ж... Шо я тэбе спросить хочу... Ты у технике як, петришь?
— Справок там, дипломов нет никаких. Но велосипед, мопед — с детства.
— Ну, хоч шось.
— Ну, ещё соседу с машинами помогал. Предлагал даже работать у него.
— А шо у соседа?
— Типа мастерской. ТО и ремонт. Тачек. Всяких. Не официальная, конечно, так...
— О! Цэ вжэ дило! А у рэмроту до нас нэ хочешь попасти? Ну, рэмбат вообще-то, только мы його ротою зовём. Живого народу рыл с полсотни наберётся, якой такой батальон...
— А смысл? Чтоб как тебя?
— Ну, по-першэ, шоб як меня, трэба неслабую дурость сморозить. Таку, як я.
— Эт как это?
— Припахивал дуже добрэ. А трэба шоб шланговать. С самого с начала и до конца, но по краю. Так шоб и бити особливо нэма за шо було, но шоб и на ценного кадра нэ тягнуты. А я так нэ умию. Казаки мы. Ежли шо делаем, то... То делаем. Ежли нэ — то нэ делаем. А шланговать — для того рабом трэба бути. У души.
— В мою душу заглянуть — успел?
— Ладно, не дуйся. Прыкынутыся можно, ежли позарэз. Ежли б заранее знав, я б тож... Ну та ладно. Чого вжэ тепер. А у рэмроту — усэ нэ на дальни работы. Там куркули усэ соки выжмут, за пайку-то. А то — до кирпичного заводу потрапиш, к дагам. Там вообще... Погано. Нэ уси повертаються. У тэбе ось, к примеру, мати-батько е?
— Одна мать.
— И кым работаэ?
— Ну... Не из начальства. Мягко говоря.
— Ось ти-то для них и е самий подходящий кадр. Ежли шо так и заборонить никому. А у рэмроте хоч до дэмбеля нормально доживэш. А там — придумаэш шо-небудь. Сливцэ можэ за тэбе замолвыты. Моё у роте... Вес маэ.
— Ну, замолви... Действительно, лучше с железками, чем как сейчас... Рабсилой.
— Лише слухай, братик, просьбочка до тэби будэ... Обалденныя! Шо ты хош проси — усэ зроблю, усэ виддам...
— Стрёмное что?
— Та ну... Позвонить — всього лише делов.
— Ну... Мобилы-то поотбирали все. И с концами. Симки все у комроты в сейфе... Раз в неделю дают звонить. И под контролем. Чуть что не так — сразу в морду.
— Ты мэни рассказывашь? Он, гражданских попросишь... Лучше тёток, у возрасте... Они жалостивые... Бувают. Спробуешь, а?
— Ну... Ну ладно. Попробую. А куда звонить-то? И что сказать?
— Знач так... Звонишь по номэру...
* * *
— Ага, как же. Хрен! Дала уже одна такая, так потом мало что с пузом, так ещё и без телефона!
— Эх... Может, и ваши сыновья вот также...
— А вот это не хами, лишенец недоделанный! Моих хрен забреешь! В эту вашу... Армию! У них, чай, и мать есть, и отец. Законный! Чтоб кровинушку в обиду не дать. Проваливай! А не то... Эй, сержант! Чо, спишь, а? Ну и хрен с тобой... Проваливай, говорю! Лишенец...
* * *
— Милая девушка, Вы не подскажете, как пройти к Эйфелевой башне?
— Чо?
— Ах простите! Наблюдая Вашу бесподобную красоту, а также воинствующую элегантность и потрясающий шарм, мне показалось, что я в Париже.
— Гы...
— Ах, простите бога ради! Ваша непревзойдённая сексуальность просто таки разума меня лишает... Забыл представиться. Меня зовут Хуан Антонио. Понимаете, мама сериалов много смотрела, когда я в проекте был.
— Гы... Здорово! А меня — Эльвира. Тож по фильму. Но ж куда уж мне до туда...
— Конечно, некуда. Потому что Вы — лучше. Намного и даже более того. У меня просто нет слов, и даже пуговиц не хватает знаете где.
— Нууу...
— Так вот, поскольку я не только Антонио, но и, в некотором роде, Хуан...
— Хуян?
— И это тоже!
— Ух!
— Мне абсолютно просто необходимо узнать, в каком, скажите, замечательном городе — помимо Парижа — можно встретить столь очаровательную непосредственность?
— Эта... Дык с Тулугановки мы...
— О! Вот куда я сразу же и поеду — после дембеля!
— Ээээ...
— Но телефончик всё же неплохо бы если б чудные губки звезды очей моих мне вот здесь сейчас произнесли! Телефончик есть? У владычицы моего сердца?
— А то ж!
— О, какой прелестный смартфончик... Но вас явно недостоин! Нет, айфон, только айфон, причём самой что ни на есть распоследней модели! С бриллиантами и изумрудами в белом золоте никак не ниже восемнадцати карат. Однако если нежная похитительница моей души позволит мне позвонить, буквально на долю секунды, я буду обязан до гроба и далее! Вопрос жизни и смерти.
— Небось, крале своей...
— Упаси боже! После незабываемых глаз Ваших какие ещё могут быть крали! Лучше вас крали нет и придумать, представить даже невозможно себе в романтическом — представляете — сне!
— Ладно, на, звони... Трепло.
— Егор Матвеевич? ... Неважно. Я от Юрка, Калюжного Юрия Сергеевича, племяша Вашего. ... Как сбежал? Здесь он, неподалече. К борту грузовика пришпандырен. ... Чем-чем. Наручниками. ... Нет. Хотят чтоб на контракт остался. ... Точно! Зуб даю. Всё, времени нет. ... Да, часть та же. ... Ночует в части. ... Где-где... Не в курсе, где. ... Всё, пока.
— Спасибо, милая девушка.
— Эй, а телефончик-то, а? Номер?! Эй, запоминай, девятьсот семнадцать ноль...
— Не надо! Где найти самую красивую девушку мне и так каждый скажет! Приеду в Тулугановку — зацелую! И не только! Не будь я Хуян!
— Оохху... А тама до Растопуловки, слышь, а? Растопуловка! От ведь змей-то...
Россия. Город Новоозёрск Волховского района Ленинградской области.
Интернет-портал "vsekazly.ru".
12:14, 19 мая 2014 г.
"...и тем не менее власти упорно обходят совершенно естественный вопрос — а куда подевался находившийся там же глава районной администрации? Версия относительно того, будто бы он погиб при обрушении моста и тело унесло в глубины озера, автоматически отпадает, поскольку нам удалось, пусть и с большим трудом, но найти случайного свидетеля, а именно единственного среди собравшихся на месте трагедии человека, который не только располагался за столом лицом к мосту, но и, в отличие от прочих, был отвлечён от процесса празднования попавшей в стакан мухой, при изъятии коей он машинально бросил взгляд на противоположный берег. Обрушения моста он, как и остальные, не заметил, однако, по его словам, совершенно чётко видел и помнит, что там было две фигурки, которые, интенсивно подпрыгивая, усиленно махали руками. Поскольку это произошло в самом начале процедуры празднования, предложенная следственными органами версия относительно того, что у свидетеля просто двоилось в глазах, представляется абсолютно несостоятельной. Порадовало лишь, что нам обещали сохранить в тайне имя данного архиважнейшего свидетеля. Тем не менее, убедившись в том, что на официальные структуры особой надежды нет, мы решились привлечь местного детектива-любителя, имя которого мы не намерены разглашать совершенно и который неоднократно оказывал уже нам неизменно эффективную помощь в наших журналистских расследованиях. Используя собственные средства, а именно не отягощённую благородной наследственностью, однако отменно обученную ищейку по кличке Трезор, что давно уже пользуется в городе заслуженным авторитетом, детектив сумел, немало покружив в зарослях, проследить перемещения человека или людей от моста до, как выяснилось, заброшенной избушки лесника, на полу которой..."
Астрахань, операционная окружного военно-клинического госпиталя. Майор Потехин Григорий Александрович, начальник хирургического отделения, старший лейтенант Красильников Игорь Сергеевич, хирург, Хайрутдинова Зульфия Ильясовна, операционная медсестра, все — нелюди. Гимли Зирак, двенадцатая раса (гном).
17:15 19 мая 2014 года.
— ...а потом домой... Борщеца, да под стопарик.
— А жена-то разрешит? Стопарик в смысле...
— А кто тебе сказал, что я к жене домой? Мало ли у кого какие дома.
— Вот ведь бесстыжие-то! Я, между прочим, женщина! Мусульманка! У меня ж внуки!
— Зулейка, не трынди. Лучше — открой личико. Нет-нет, лучше не открывай!
— Ух ты как тебя обработали-то, а... Смотри, Игорёк, живого места нет...
— Вот и я смотрю... Ты б это... Магометычу втык сделал бы, а? Чтоб он там у себя поаккуратнее... Бабки ж теряем... Ломовые просто. Все требуха к хренам на выброс...
— Не, ребята, этот вот как раз совершенно случайно у него получился, правда. Звонил, сказал, это, спонтанно. Внеплановый, то есть. Говорит, что возьмёте с него, то и сойдёт, за то и проплатите. Прошлый же, помните, раз — совсем другое дело, да?
— Зулейка, хватит своих выгораживать... Единоверцев... Христом богом прошу! Как вы достали со своими этими...
— Ничего не достали! Наш бог — правильный! Аллах есть мир, добро и любовь!
Голоса... Проблеск света скозь грубо раздираемые умелыми сильными пальцами веки. Набрякшие. Где я? Несколько ярких ламп группой слепят сверху. Глаза не открывать! И вообще — я без сознания. Расслабиться... Нельзя, ни в коем случае нельзя показывать, что в себя пришёл. Хорошо хоть на битой морде ресницы дрожать не станут... Наверное...
— Оп... Саныч, а роговицы-то — в норме! Ну хоть это...
— Роговицы в любое время потом можно. Смотри, похоже, даже и рёбра целёхоньки!
— И какие рёбра! Никогда таких не видел... А я уж чего-чего, а этого-то добра богато понасмотрелся... Во всех видах. Прям чуть не шпалы...
— Да... А ведь на первый взгляд казалось, у него там всё вусмерть ухайдокали... Башибузуки грёбанные... А тут — смотри-ка... Вроде как ни гроша, а тут вдруг — алтын... О Зулейка, гляди, у него даже причиндалы все целы! И какие причиндалы!
— Тьфу на тебя... Охальник... Однако... Даа... Не мусульманин, однако. Всё одним грехом меньше на душу.
— Жаль что это добро не принимают. Озолотились бы... Так, с чего начнём?
— А давай-ка с почек! Вдруг целы? Зулейка, ты руки, я ноги... Отвязали! Блин, до чего ж тяжёлый, а по виду и не скажешь... что здоровенный такой. Смотри, мышцы... Может, ну его нах? Анестезию, а? От греха?
— Пшёл в жопу... Штрафец пропишут. У них там аппаратура, сходу просекут... Такие бабки терять... Привяжем покрепче, и все дела...
О, что-то вспоминается. Оп! Остракизм! Ух ты... Живой. Повезло. Но... ненадолго, кажется, так? Непохоже чтоб странные типы эти лечить меня собирались. А как сам-то? Всё болит... Но кости целы. Кажись. Главное — не напрягаться... Всего трое... Вот так... Собираемся... Готовим чтоб неожиданность... Будет вам сюрприз!
— А не очнётся?
— Может и очнётся. Да поздно будет. Зулейка, давай контейнеры, поближе двигай. Игорёк, лапы вяжи ему... Да не ремешками этими убогими, вон, синтетику возьми, покрепче... Игоррррррр.....
Оп! Явление медведя из берлоги. От Витька — привет. Ассоциация. Что у нас туточки? Двое лежат, один сидит, зенки выпучив. Который Саныч. Всё как планировалось. Он тут вроде как старшой. Пригодится.
— Лейтенант Синцов! Спецоперация ФСБ! Сидеть, не двигаться! Фамилия!
— Эхххооо... Аах! М-м-м-м... Ой! М-майор Потехин Г-григорий Ал... Александрович... З-заместитель... Хху-хирургического о-отделения...
— Так... Хирургического, говоришь? Город?
— А-астрахань...
— Вот оно как... Значит так, Гриша. Я здесь не по ваши души. Случаем, можно сказать. Повезло, что ничего вырезать не успели... Вам, в первую очередь, повезло! Да не мельтеши ты. И Игорёк твой жив, и Зулейка.
— Так ведь... Зззулейка-то...
— Что? А... Ну, хирург здесь ты, а у меня погрубее работа будет... Ты ж понимаешь — миллиметр в сторону, и всё... Проведёшь, будто на лестнице поскользнулась, головой об ступеньку, ну, и так далее... Не мне тебя учить. Иль так прикопаешь — твоя проблема. Документы мои где?
— В-в приёмном пока... отделении...
— Так, сидеть! И не дёргаться! Мобила здесь?
— В-в-в ккителе... Выключена... Чтоб не мешала — операция...
— Ага, операция... Там кто есть?
— Г-где?
— В приёмном!
— Ш-шланги...
— Какие, блин, шланги?!
— Ну, которые шлангуют. Срочники. Работают они тут, в госпитале. Типа выздоравливающие. Бумажки... Каптёрка...
— Звони, чтоб документы и форму принесли... Деньги есть?
— Ттут семь тысяч... С п-половинкой...
— Деньги, спрашиваю, есть?! А не смешные твои с половинкой...
— В сейфе. В кабинете моём который... Там пятьдесят тысяч. А остальные — у завотделения ппподполков...
— Он здесь?
— Нет, домой ушёл.
— Жаль. Ладно... Посмотрим. Ну чё стал? Вперёд!
Овальный кабинет Белого Дома. Майкл Тайсон, Президент США. Джон Керри, Государственный секретарь. Тоже люди.
00:14 после полудня, восточное время (GMT -05:00), 19 мая 2014 года.
— Они что там, совсем сумасшедшие?
— Не совсем. Своеобразная форма эскапизма. Я консультировался. Хотя есть и сумасшедшие... Как эта... Фа... Фа... Fuck, неважно. Недавно зрителей покусала...
