— Что? — Спросил Федор, размыкая глаза, и разминая затекшую от сидения у стены шею. — Пора?
— Вроде пора, — Отозвался монах. — Хочешь, еще покемарь. Я постою, у меня что-то сна ни в одном глазу...
— Не, — Федор повел застывшими плечами, оглядев крышу, которые первые косые лучи солнца заливали в быстро светлеющий багрянец. — Порядок есть порядок. Все спокойно?
— Да. — Окассий повел взглядом за край крыши. — Большая часть лежит вповалку, но часовых достаточно.
— Ясно...
— Сколько еще мы сможем так просидеть?
— Пока не кончится вода. Или не подойдет караван. — Не стал кривить душой Федор.
— Смерть от жажды, или огня... Не лучший выбор.
— Не будет ни того, ни другого. — покачал головой Федор. — Когда мы подойдем к слабости — я дам приказ к атаке, и мы спустимся вниз.
— Это будет бой без надежды.
— Да. Но все же это будет бой. А не жалкое бессилье.
— Да, — поднял глаза к небу Окассий. — Наверно так лучше... — Монах помолчал какое-то время. — Но что же за диво такое кум, у тебя в штанах? Мне и подумать-то завидно и страшно. С этаким-то богатством мы в любой таверне могли получать бесплатный постой! Я про нормальную таверну, а не это гнездо упыриное... Ты бы только хозяйке свое добро показал...
— Вот еще, — рассеяно ответил Федор. — Им только покажи, так они сразу попользоваться захотят.
— Ну так и дал бы. Что от тебя, убудет что ли? А ты еще думал, как к принцессе подступиться. С таким-то добром.
— Нет, — отмахнул рукой Федор. — Эта штука кружит головы только простолюдинкам. Купчихам. Мелкой знати может быть. На принцесс такие штуки не действуют.
— ТАКИЕ штуки на всех женщин действуют. — Уверил его Окассий. — Так что, хоть твоя торговля с упырихой и не выгорела, — но принцессу ты точно заинтриговал.
— Да? — Мимолетно обрадовался Федор, но тут же угас. — Здесь и теперь — что толку?..
— Ну, так, — последний повод для мужской гордости.
Федор подумал, что они с монахом говорят о себе, будто они свое прожили. Это, может, была правда. Но это было неправильно. Он уже хотел отчитать монаха, или как-то приободрить. Но пока он размышлял, внизу, во дворе, обозначилось движение. От дверей гостевой стороны, во главе группы своей жутковатой неживой свиты, к таверне шла Хозяйка.
— С добрым утром, затворники, — Громко и жизнерадостно крикнула Шинбана, задрав голову. — Как спалось?
Буди остальных, — шепнул Федор Окассию, а сам свесился над амбразурой.
— И тебе утро, хозяйка, — ответил гвардеец; чай не убудет. — Что скажешь?
— Нерадостно ты меня встречаешь воин. — Заметила Шинбана. — Плохо спал?
— А с чего мне тебе радоваться? Заперла ты меня здесь, как постылая жена. Воли нет.
— Не я заперла. — Легко возразила хозяйка. — Сам взаперти сел. Отпирай, да выходи. А то, боюсь, скоро в доме тебе станет... жарко.
— Летел бы наутек, да не пускает силок.
— Ладно, побалагурили — и будет. — Хозяйка откинула с лица прядь своих темных волос. — А поглядите лучше, кого я вам привела?
Свита хозяйских мертвяков расступилась, и из-за них, на передний план, по левую руку от хозяйки вышел рыцарь Фабиан. Сильно изменился рыцарь. Вместо брошенного вчера меча, пояс франка украсил новый. И пут на нем не было. Что бы не сотворилось с рыцарем ночью, — он вошел у хозяйки в доверие. Лицо его за ночь заострилось и осунулось, лишившись приятности черт, и став каким-то пугающим. Рот его искажали легкие гримасы, губы конвульсивно подергивались, словно изнутри на них постоянно пытался вылезти хищный оскал. Под глазами залегли темные тени. Но они были не темнее той тьмы, что поселилась у франка в глазах.
— Ах ты уд козлиный!.. — Процедил Федор, чувствуя, против своей воли, кроме гнева, и какую-то почти брезгливую жалость. — Был человеком, а превратился в не пойми что...
— Бог да смилуется над твоей душой, рыцарь, — Раздался рядом с Федором печальный голос Парфения. Гвардеец оглянулся, все остальные компаньоны уже проснулись, и встали рядом, проверяя оружие. Дарья, уперев лук в крышу, снова натянула на ушко снятую на ночь тетиву.
— Ну-ну. Разве так встречают старых товарищей? — Улыбнулась Хозяйка. И потрепала рыцаря по шее, будто по загривку верного пса. — Ну что? Видите? Не так уж все и страшно. Ваш друг не умер. Жив-живехонек.
— Если бы жив... — Перекрестившись прошептал Окассий.
Автоваз же пробурчал на своем персидском наречии что-то ругательное, и сплюнул.
— Поговори со своими друзьями, рыцарь, — Приказала хозяйка. — Расскажи, как ты себя чувствуешь.
Фабиан секунду таращился внутрь себя осоловелыми глазами. А потом заговорил. Глухим, бесстрастным голосом, который шел будто из треснутого, занесенного грязью кувшина.
— Я чувствую... жажду.
— И силу! — Подсказала хозяйка.
— И силу... да... — Рыцарь выпрямился, и обнажил свой новый меч. — Я могу убить все... Опустошить... Только дай приказ.
— О, сколько рвения, — Рассмеялась хозяйка. — Будет тебе приказ. Дай только время. Твои друзья на крыше, кажется, немного напуганы.
— Я вижу отсюда, как кровь струится по их жилам, — пробормотал рыцарь. — С каждым ударом их сердец.
— В этом есть обещание сытости. Не правда, ли мой хороший?
— Да-а...
Хозяйка зажмурилась, подставляя лицо косым лучам солнца, которые вползали в караван-сарай из-за стены, разгоняя сумрак.
— Спускайтесь! — Крикнула она, подняв свой взгляд на дом. Мое собственное великодушие, уже начинает меня раздражать. Кроме того — ночью кое-что изменилось. Этот постоялый двор больше не нужен мне... Последнее предупреждение. Не стоит начинать такое хорошее утро в горящем доме. Если прямо сейчас вы не дадите ответ — костер запылает.
— Гореть тебе в аду, дьявольское отродье! — Рявкнул Окассий.
— Да нет. Это вам гореть. — Пожала плечами хозяйка. — В моем костре. Что ж, ваши крики украсят это утро. Начнем!
Что за реакция была у хозяйки! Быстрее молнии. Может, даже быстрее самой мысли. Хояйка прянула от удара так, что не успевал ухватить глаз. Несмотря на то, что удара она — как и все вокруг — не ожидала. Несмотря на то, что удар её нанес стоящий рядом рыцарь Фабиан. Вот он еще стоял, погруженный в творящиеся с ним изменения. А вот даже толком не повернувшись стоящей справа к хозяйке, он рубанул ей по ногам своим новым мечом. И никто вокруг ничего не успел ни подумать, не понять. Кроме самой упырицы. Да, реакция у нее была быстрее молнии, может, даже быстрее мысли. Но... не быстрее того, — что уже произошло. Поэтому, когда хозяйка отскочила в сторону, это было ловко. Но вот устойчиво встать после отскока она уже не смогла, — потому что вместо правой ноги у неё остался только обрубок в районе голени.
— Что-о-о?.. — Выдохнула хозяйка, пытаясь сохранить равновесие. И медленно, с изумлением на лице, завалилась на землю двора. Рыцарь с темными глазами, в мгновение ока подскочил к ней.
— Нет! Ты мой! — Гневно, изумленно и неверяще, выдохнула хозяйка, — пытаясь закрыть от падающего на неё меча тем что только у ней и было — руками. Свистнул меч. Поднялся снова. А больше чем закрываться у хозяйки не было.
— Сто!.. — Крикнула Шинбана, но приказ этот оборвал меч, рухнувший ей на голову.
Площадь застыла. И время застыло. Только медленно растекалась от лежащего тела по двору черная кровь. И такая же кровь медленно капала с клинка застывшего над телом рыцаря.
Раздался гневный и яростный вопль — из толпы свиты поверженной хозяйки вылетел её молодой слуга — тот самый Катан, на ходу вырывая из ножен свой меч. Фабиан развернулся, клинки схлестнулись в два яростных удара, — и Кахтан разваленный почти до пояса осел рядом с хозяйкой. Звякнул его упавший меч, а следом глухо упало и тело. Черной крови стало больше.
— Что стоите?! — Развернувшись к крыше постоялого двора изрыгнул рыцарь с тьмой в глазах — В атаку! И с этими словами Фабиан словно лев метнулся к ближайшим стоявшим на ногах мертвецам. Пали тяжелые удары, взлетели в воздух отрубленные мертвые конечности.
— Вот наш шанс! — Прошелестел в руке Федора Солнцедар. — Матка убита. Вперед!
— А?.. — Выдохнул Федор.
— Вперед, болван! — рявкнул меч.
— А! — Пришел в себя Федор. — Впереее-е-ед! За мной!
С этими словами, Федор кинул меч в ножны, обнял зубец стены, перекинулся с крыши на стену, упер сапоги в стену, и свиснув на руках как можно ниже, — ухнул вниз. Тяжело приземлившись на землю, и погасив удар руками, он вскочил, подхватил с ремня щит, вынул меч. Рядом уже приземлился Автоваз и Дарья. Федор оценил обстановку. Мертвяки, которых хозяйка расположила кругом вокруг дома, так и лежали ковром в своей апатии, ожидая хозяйского сигнала. Немногие из мертвяков, что стояли, дергались, будто неисправные автоматоны. Фабиан шинковал свиту падшей хозяйки как опытный повар капустный кочан. Но именно от этой группы с выражением ужаса на лице отбежала юркая фигура — и Федор узнал бегуна — это был второй молодой упырь из служек хозяйки — Убар. Он отбежал, остановился делая какие-то судорожные пассы руками. И ближайшие из мертвецов, что лежали на поле, вдруг начали дергаться и стонать, пробуждаясь к своему нечестивому подобию жизни.
— Этот молокосос пытается взять контроль над слугами его хозяйки! — Прогудел Сонцедар. — Не дайте ему сделать это. Всех он не поднимет, но часть натравит на вас!
— Ловите ущербана! — Приказал Федор, и взмахнув Солнцедаром, бросился в атаку с древним кличем, от которого враги тряслись веками, от края до края мира. — Рома аэтерна, ромэ айониа!..
— Дирафши Кавияни!.. — Поддержали его звонкими голосами Дарья и Автоваз, наступая гвардейцу на пятки. Два клича, что почти тысячу лет слетали с уст врагов, теперь сливались вместе.
Убар, едва убравшийся от ходячей мясорубки, в которую превратился рыцарь Фабиан, внезапно увидел, что на него несется еще трое оглашенных. От испуга он "съел" щеки, руки у него затряслись, — и так же затряслись в бесполезных корчах пробуждаемые им ближайшие мертвецы. Страх не дал упырю собрать и без того его невеликие силы: он отряхнул руки, будто сбрасывая с них невидимое, и так и не поднятые до конца мертвецы снова упали навзничь на землю. Служка-упырь повернулся, мысля спасть свою жизнь бегством. Он успел сделать ажно пару шагов, когда комета по имени Федор, с подскока влепилась ему в поясницу сапогами, опрокинула, и заставила пропахать по земле пару шагов носом. Федор ловко приземлился рядом, и увидел, что за ним к упырю несется воплощение Немезиды — Дарья с поднятым над головой шамшером Ксинанти.
— Живьем брать демона! — Предупредил Федор.
Подбегающая Дарья опустила свой меч, и с досады припечатала поверженного упыря ногой по ребрам. Упырь-Убар взвыл, одновременно и от боли и от паники. А в этот момент ему на спину тяжелым коленом уже приземлился Автоваз, в руках которого тут же образовалась веревка.
— Держи руки! — Крикнул Автоваз.
Федор подхватил правую руку упыря. Дарья левую. Автоваз же мгновенно скрутил руки кровопийцы жесткой петлей. Упырь взвыл совсем уж панически, и вцепился длинными зубами Федору в сапог, мысля прокусить его до живого. Клыки-иголки пронзили кожу сапога, встретились с вшитыми под неё металлическими пластинками, и сломались. Кровосос захлебнулся собственным криком.
— Ну что за дурень?.. — Резюмировал Федор, подумал, нахлобучить бронесапогом кровососу в щербатое грызло, да раздумал. — Вид у лишенца был совсем уж жалкий. Вместо того схватил пленника рукой за волосы, дернул голову вверх. — Попробуешь еще поднимать мертвяков — тут же башку снимем? Понял?! Вот и лежи, отдыхай. Автоваз — сторожи малахольного...
С теми словами, Федор одновременно оглядел поле кратковременного боя. Большая часть мертвецов, так и осталась лежать во дворе вповалку "неразбуженной". Немногочисленные поднятые мертвяки, лишившись управления своей матки дергались на месте. Кое-кто из них шел неуверенной бесцельной походкой. Какой-то мертвец стражник сел, и начал протирать полой кафтана меч, — остатки памяти о прошлой жизни, сохранившиеся на задворках погибшего разума... Из дверей во дворе тоже никто не набегал. Бой кончился. В это время, в доме, с которого сняли осаду, открылся центральный вход, и во двор выбежали монахи — воинственный Окассий с поднятым посохом, и за ним — семенящий Парфений.
— Стоять-бояться морды бесовские! — Завопил, потрясая посохом Окассий, но оглядевшись, увидел, что колотить уже некого. — Так, — Монах смущенно почесал затылок. — Опоздал... — Он смущенно махнул рукой Федору. — Прости куманек, побоялся я при своем весе прыгать...
— А я уж за ним... — Развел руками Парфений.
— Нормально все. — В ответ махнул рукой Федор. И повернулся к той части двора, где разыгралась самая кровавая сеча.
Над грудой мертвых — теперь уж действительно — тел, спиной к нему стоял рыцарь Фабиан. Стоял, да вдруг стал на колени, упер меч в песок, и склонившись к его рукояти лбом тихо произнес:
— Нон нобис, Доминэ. Нон нобис, сэд номини туо да глориам...
Компаньоны со всего двора, кроме сторожившего пленника Автоваза, подошли к коленопреклоненному рыцарю.
— Эй, Фабиан. — Позвал крестоносца Федор. — Ты как, друг?
Франкский рыцарь, повернул к нему свое лицо. Федор вздрогнул, голодная тьма глянула на него из глаз Фабиана.
— Я запятнал свою душу... — Выдавил рыцарь. — Но я не видел другого пути спасти отряд... Господь да простит мне этот грех... Я будто на взбесившемся жеребце. И поводья в руках — гнилые... Мне хочется тебе... всем вам... вскрыть глотки. Дьявол завладел моим телом, и пятнает душу. Не знаю, сколько еще я смогу... выдержать. Крепость моя почти взята. Враг взошел на стены, опустил мост, поднял решетку. Осталась только цитадель... та, где я храню любовь к нашему Господу. Но мне не выдержать эту осаду. — Рыцарь согнулся, держась за меч, будто от сильнейшей боли. — Окажи мне своим мечом услугу сир Федор. Как воин воина прошу.
Федор переглянулся с остальными компаньонами. Взгляды были беспомощными.
— Солнцедар? — Спросил Федор.
— У этого рыцаря чудовищная сила воли, — отозвался меч. — Всякий на его месте уже давно был бы зверем. Помоги ему. Времени осталось немного. Он заслужил право уйти человеком.
Федор поднял умолкнувший меч, подошел к рыцарю ближе, встал сбоку.
— Прости меня, Фабиан, — Повинился гвардеец. — За худые слова, тогда, со стены. Я подумал о тебе плохо. Мне стыдно.
— Мне нечего прощать тебе, сир. — Фабиана начала трясти мелкая дрожь. — Прости ты меня, если я в чем виноват перед тобой... Знаешь... В детстве... я слушал рассказы о великих воинах древности. О Карле Великом, и о его рыцарях... Роланде, Оливье, Готье, Ожье... И о современных героях, таких даже, как сам безупречный рыцарь без страха и упрека — Роже де Бриуз... Я тоже хотел быть героем. Но судьба дала мне так мало времени... Сперва болезнь... А теперь эта печать дьявола. — Фабиан вскинул на Федора глаза, и тьма в них на краткий миг расселась, сменившись отчаянной надеждой. — Скажи сир, удалось ли мне в моей службе хоть на шаг приблизится к этим великим героям?!
