Глава 11.
Прорыв
Несколько больших войсковых колонн тянулись под палящим солнцем по безводной степи, безрадостное однообразие которой кое-где нарушалось плоскими холмами, оврагами, да редкими рощицами. Налеты вражеской авиации изматывали людей, вели к постоянной убыли боевой техники. То там, то сям над степью тянулись черные дымы — это горели подожженные авиацией танки и автомобили отступавших. Однако в сердцах людей жила надежда — позиции противника были прорваны в ожесточенном бою, десятки километров на восток уже были пройдены и чуткое ухо уже начинало улавливать временами отдаленную канонаду. Там, на востоке, был фронт, там сражались их товарищи.
"Танки!" — пронесся по колонне истошный крик.
Обер вскочил на подножку ползшего рядом грузовика, подтянулся на борт, огляделся вокруг. Да, то, чего он все время опасался, кажется, произошло.
Слева, с севера, вздымая степную пыль, наперерез отступавшим двигалось около десятка танков и танкеток. И сзади, догоняя колонны, и начиная обходить их с юга, также распуская пыльные шлейфы, двигалось еще десятка полтора. Там были не только танки. На обеих направлениях вслед за танками шли бронемашины и грузовики с пехотой.
"Полк! К бою!" — закричал Обер.
От его полка осталось едва полтора батальона, два зенитных пулемета на грузовиках, одна полевая пушка, три миномета (было больше, но остальные пришлось бросить — не на чем было везти) и шесть реактивных противотанковых ружей. Люди быстро рассыпались в цепь, артиллеристы, повинуясь указаниям Обера, развернули пушку в направлении танков, догонявших колонну с юго-запада.
Ближе к голове колонны, там, где следовали машины Верховного командования, Генерального штаба, командования Приморского фронта, разворачивались оставшиеся семь танков и несколько артиллерийских орудий. Похоже было на то, что командование решило, игнорируя танки и пехоту, надвигавшиеся с севера, попытаться прорваться на юго-восток, к группе высоких крутых холмов, изрезанных оврагами и лощинами. До них было не более полутора километров, а то и меньше. По крайней мере, это место было почти недоступно для танков.
Догадку Обера вскоре подтвердил запыхавшийся вестовой. Колонны медленно разворачивались на юго-восток. Артиллерия левирцев уже открыла огонь по танкам. Те, с коротких остановок, тоже отвечали огнем. Обер понимал, что артиллерии уже не уйти с этого открытого места, что она вся погибнет под снарядами и под гусеницами противника, отвлекая хотя бы часть его танковых сил на себя.
Полк Обера начал движение к холмам. Впереди пылили два грузовика со спаренными зенитными пулеметами и три грузовика с тяжело раненными, за ними, построенные редкими стрелковыми цепями, бегом двигались пехотинцы. Раньше всех к холмам выдвигалась группа танков и автомобилей Верховного Командования. И вдруг на фоне холмов, отбрасывавших густую тень в косых лучах предзакатного, уже начавшего багроветь, солнца, чередой прошли вспышки, поплыли желтовато-белесые дымки, и до Обера долетели раскаты орудийных залпов. Один из танков остановился и задымил, другие окрыли ответный огонь.
У холмов была засада. Две батареи противника, поддержанные трескотней пулеметного и ружейного огня пехоты, расстреливали в упор штабные машины. Танки — их уже оставалось пять — увеличили скорость, и двинулись прямо на позиции одной из батарей. Вот еще один вздрогнул и застыл, окутавшись дымом. Но остальные упрямо мчались вперед. Четвертый танк загорелся, когда до пушек осталось каких-то три десятка метров. Остальные ворвались на позиции батареи, подминая орудия под гусеницы и строча из пулеметов по разбегавшимся артиллеристам.
Поздно. Хотя штабные машины шли за своими танками в каких-то двухстах метрах, этих метров им и не хватило. Вражеские танки с полукилометра открыли интенсивный огонь, продолжала стрелять вторая батарея противника. Еще один из трех оставшихся на ходу левирских танков загорелся, остальные повернули на позиции уцелевшей батареи. А танки врага приближались, огонь их орудий становился все более действенным. Снаряды взрывались среди стрелковых цепей, опрокидывали автомашины... Артиллерия отступавших колонн уже молчала, раздавленная гусеницами, до конца выполнив свой долг — перед ее позициями горело восемь вражеских танков.
Вот первые грузовики отступающей колонны выскочили к позициям противника у подножия холмов, и встали, прошитые пулеметными очередями и винтовочными пулями. Обер со своими людьми был уже недалеко и видел, как сшиблась пехота с пехотой.
Свои и противник — все перемешалось. Три или четыре танка деремцев остановились и с места били по отдельным уцелевшим автомашинам. В полку Обера каким-то чудом уцелели лишь два грузовика с раненными, остальные были разбиты вражескими снарядами. Танки противника уже ворвались в стрелковые цепи левирцев и давили людей и машины гусеницами, непрерывно строча из пулеметов. Расчеты реактивных противотанковых ружей 2-го полка гражданских добровольцев подбили два танка. Еще шесть танков были выведены из строя противотанковыми расчетами других частей. Но семь или восемь бронированных машин продолжали сеять смерть, перерезав левирцам дорогу к холмам, до которых осталось каких-то полторы сотни шагов.
Бой смешался. Многие солдаты залегли, кто-то отстреливался с колена, кто-то — стоя. Некоторые в панике бросились бежать, и их участь была самая незавидная. Они первыми попадали под огонь стрелковых цепей деремцев, стягивающих кольцо вокруг левирской пехоты, зажатой на открытом пространстве.
Обер ясно представил себе, что произойдет дальше. Он уже видел нечто подобное, когда сам лупил дезорганизованные деремские войска близ восточного побережья острова Кайрасан. Вот только роли теперь переменились...
...Пули, летящие со всех сторон, повсюду — враг, укрыться негде, нечем встретить вражеские танки. Еще четверть часа суматошной стрельбы, и у пехоты станут кончаться патроны, а машины с боеприпасами горят. Люди начнут бросать винтовки и сдаваться...
Обер постарался взять себя в руки и огляделся. Да, враг повсюду, но его стрелковые цепи довольно жидки — наших раза в три больше. Правда, мы потеряли всю артиллерию, но и батареи противника у холмов уже молчат. У противника — танки, но наши реактивные противотанковые ружья еще бьют по ним с оглушительными хлопками, и теперь у деремцев в строю только четыре машины. Их танки отсекают нам путь к холмам, но наши уже ворвались на позиции деремцев у подножия этих холмов и там кипит рукопашный бой. И что такое четыре танка против восьми с лишним тысяч пехотинцев? Да, многие погибнут, но всех задержать не удастся.
Обер заорал во всю мощь своих легких:
"На прорыв!"
"На прорыв!" — отозвался из-за его плеча звонкий голос Талимай.
"На прорыв!" — подхватили десятки глоток вокруг.
"На прорыв!" — надсадно завопили сотни, а затем и тысячи отчаявшихся людей, внезапно ощутивших в этом кличе ту последнюю соломинку, за которую хватается утопающий.
Людская масса, до того беспорядочно метавшаяся в огненном кольце, колыхнулась и покатилась к холмам, набирая скорость. Теперь уже и кинжальный огонь нескольких уцелевших деремских пулеметов из наскоро отрытых стрелковых ячеек, и залпы танковых пушек, и стальные гусеницы, под которыми находили себе смерть все новые и новые жертвы этой бойни, — все это отодвинулось куда-то на задний план перед единым порывом людской массы, внезапно обретшей в этом порыве пусть призрачную, но все же надежду на спасение. Остатки деремской засады у подножия холмов были смяты, лавина людей обтекла стальные коробки танков, как обтекает бешено мчащаяся в половодье река каменные быки моста, и левирская пехота устремилась вглубь холмов, по оврагам и лощинам.
Вслед отступавшим били винтовки и пулеметы противника, в спину бегущим летели снаряды танковых пушек, сея смерть, но главное было сделано — левирцы вырвались из мешка. Бегство постепенно останавливалось, наиболее хладнокровные и опытные бойцы, применяясь к местности, посылали в сторону преследующего их противника скупые прицельные выстрелы. И враг уже не рвался безоглядно вперед. Его пехота залегла, передвигаясь только перебежками. Бой начал медленно смещаться вглубь холмов.
Обер и другие уцелевшие командиры, надрывая голосовые связки и стреляя из револьверов и винтовок под самым носом бегущих людей, останавливали их, поворачивали лицом к противнику, указывали позиции, посылали на вершины холмов. Вскоре деремцы стали ощущать невыгоды своего положения. В лощинах и оврагах они оказывались под огнем с трех сторон. Преследование как-то само собой приостановилось, бой начал затихать. Багровое солнце садилось за холмы, окрашивая все поле боя своим кровавым отсветом.
Пока еще на холмы не легла ночная темнота, Обер попытался собрать своих людей. Получалось плохо. Из всего 2-го полка гражданских добровольцев вокруг него не набралось и полной роты. Остальные погибли или рассеялись в лабиринте холмов, оврагов и лощин. Однако к его команде прибилось немало бойцов из других частей, потерявших своих командиров. Вскоре под началом Обера оказалось около трех сотен человек с оружием.
Но где же Верховное Командование?
После долгих поисков по окрестностям, когда на черном небе уже высыпали яркие звезды и повисли два небольших серпа растущих лун, трое посланных на разведку бойцов наткнулись на генерал-инженера 1-го класса с перебинтованной головой и полковника с нашивками войск специального назначения, в обгоревшем мундире, несших на плащ-палатке кого-то третьего.
Когда вернувшийся к Оберу боец что-то прошептал ему на ухо, Обер немедленно отправился к указанному месту.
"Командир 2-го полка гражданских добровольцев, главный военно-технический советник, бригадный генерал нолийского корпуса Обер Грайс!" — представился он по всей форме генерал-инженеру, как старшему по званию.
"Начальник Управления инженерного обеспечения Министерства обороны генерал-инженер 1-го класса Траман Фарете", — ответил тот. — "Доложите обстановку!"
"После прорыва в холмы собираю своих людей. В настоящий момент имею сводную команду численностью около двух рот. Связи с другими частями не имею. Связи со старшими офицерами дивизионного и фронтового звена не имею".
"К сожалению, на это рассчитывать не приходится. Штабная колонна уничтожена почти полностью. Ни фронтового звена, ни Верховного Командования больше не существует. Может быть, где-то тут еще бродят несколько офицеров, — и это все, что осталось", — упавшим голосом произнес генерал-инженер. — "Мы вынесли из боя Верховного Главнокомандующего. Его бронемашина была подбита, и его едва удалось вытащить. Но он ранен осколком в живот, боюсь, что смертельно".
Офицеры подошли к плащ-палатке, расстеленной в пяти шагах, у кустов. В бледном свете луны Обер глядел на искаженное болью лицо Главнокомандующего, на его прожженный и подранный мундир. Верховный был в сознании. Его глаза сосредоточились на лице Обера:
"А-а, советник... Я слышал... вы докладывали..." — простонал он сквозь стиснутые зубы. Он часто и неглубоко дышал. — "Соберите людей... Кто остался... Выводите их... к своим..."
"Прапорщик Эльсете!" — строгим голосом произнес Обер.
"Я!" — отозвалась Талимай.
"Планшет с вами?"
"Так точно!"
"Пишите приказ". — И он начал четко, раздельно диктовать:
"Назначить командира 2-го полка гражданских добровольцев бригадного генерала Обера Грайса командующим сводной оперативной группой гарнизона Акатонды.
Подпись: Верховный Главнокомандующий".
Обер взял планшет из рук Талимай и протянул его Верховному. Слабым движением руки тот дотянулся до авторучки, поданной ему Обером, и черкнул подпись.
"Прапорщик Эльсете!" — снова произнес Обер, возвращая ей планшет. — "Записывайте следующий приказ:
Я, командир 2-го полка гражданских добровольцев бригадный генерал Обер Грайс, в соответствии с приказом Верховного Главнокомандующего, принимаю на себя командование сводной оперативной группой гарнизона Акатонды. Приказываю:
1. В течение ночи с 38 на 39 тамиэля лета 1503 года организовать силами 1-го взвода поиск частей, подразделений и отдельных групп гарнизона Акатонды в районе холмов.
2. Всем обнаруженным частям, подразделениям, группам и отдельным бойцам передать приказ — сосредоточиться к 3 часам 00 минутам 39 тамиэля лета в исходном районе для прорыва на восток.
3. Исходный район определяю в лощине у северо-восточных скатов высоты с отметкой 206,2.
4. В случае установления связи со старшими командирами и начальниками доносить мне немедленно. . . ".
За оставшиеся до назначенного срока четыре часа произошло множество событий. Была обнаружена группа бойцов вместе с командиром одной из дивизий столичного гарнизона. Он был в солдатской гимнастерке без знаков различия, без документов и без оружия (решение Обера было коротким: "На данный момент вы сами определили свой статус, генерал. Пойдете с нами рядовым. Оружие добудете сами. Когда выйдем к своим, пусть решают вашу судьбу по законам военного времени"). Было собрано несколько уцелевших офицеров из аппарата Министерства обороны, Главного штаба и командования Приморским фронтом. По их сообщениям, начальник Главного штаба и командующий Приморским фронтом погибли в ходе последнего боя. В половине третьего ночи скончался Верховный Главнокомандующий. Когда его тело было предано земле, примерно к трем часам в лощине у высоты 206,2 было собрано почти три с половиной тысячи бойцов, и более пятисот раненых, большинство из которых с трудом передвигалось или не могло двигаться вовсе. Еще какое-то время было потрачено на сооружение импровизированных носилок, которых, однако, далеко не хватало даже для самых тяжелораненых.
Пришлось, скрепя сердце, принять тяжелое решение: раненых оставить в холмах. Кто сможет, доберется до ближайших населенных пунктов за помощью. Но, скорее всего, большинство ожидает плен...
Обер не знал, успел ли противник запереть восточные и юго-восточные выходы из холмов, и если успел, то какими силами. В любом случае решение ему виделось только одно — прорываться, и немедленно, пока сюда не подтянуты дополнительные резервы деремцев.
Ночной бой начался через четверть часа. Судя по всему, противник успел-таки подтянуть к возможному месту прорыва около двух батальонов пехоты с минометной батареей. Ночную тьму прорезали строчки трассирующих пуль, повсюду полыхали вспышки выстрелов. Сводный отряд в короткой ожесточенной схватке опрокинул противника и ушел на восток.
В ходе боя какое-либо управление войсками было потеряно. Левирцы разбились на небольшие отряды и группы, самостоятельно устремившиеся к линии фронта. С одной из таких небольших групп уже вторые сутки, страдая от недосыпания, голода и жажды, держась в стороне от главных дорог, старательно обходя хутора и селения, чтобы не нарваться на противника, двигались Обер и Талимай. Никто из них еще не знал, что линии фронта здесь, на широкой, больше, чем двухсоткилометровой полосе, протянувшейся в 70-100 километрах восточнее столицы, не существует. После начала вражеского наступления в середине тамиэля лета, когда была окружена Акатонда, фронт здесь был прорван во множестве мест, распался на отдельные очаги сопротивления, часть из которых была изолирована и уничтожена противником, а часть с боями смещалась на восток. В обороне левирцев образовались огромные бреши.
